Воробьи летят…

 

 

Я опаздываю на завтрак. Когда я захожу в столовую, кроме Лоры за моим и Кудрявого за соседним столиком, никого нет. Лора лениво намазывает на булочку шоколадное масло. На скатерти около её стакана лежит три таблетки разного размера. Я радуюсь, что мне не придётся есть в одиночестве. Сажусь рядом с Лорой. Она никак не реагирует. Опять? Лорочка! Вчера же было всё нормально, зачем ты опять ушла от нас?

– Лорочка, вчера же было всё нормально, зачем ты опять ушла от нас? – спрашиваю я Лору, сжимая её холодную ладонь.

– Он был прав, как всегда. Я зря с ним спорила. Зря, зря, зря… – бормочет себе под нос Лора.

– Кто был прав? В чём?

– Конечно, конечно… Не надо мне ничего говорить. Ты сам всё знал и хотел помочь мне. Поэтому столкнул её в озеро. В речку? Ну да… Может в речку. А какое мне дело. Ты же сам сказал это сделать. И не надо! Не надо меня попрекать!!!

Господи, о чём она говорит… Бедная женщина, бедная мать… Ещё бы, потеряв своего ребёнка, любая женщина чокнется.

– Лора, хочешь, посмотрим на дождевых червей? Я как раз принесла им свежей почвы…

Я несу в столовую банку с червями. Черви заметно оживлены. У них бодрый вид и, думаю, они очень рады новой земле. Я ставлю перед Лорой банку. Она медленно опускает глаза.

– И не надо мне говорить, я знаю, что виновата. Убери это, Пь! – вдруг неожиданно кричит Лора и начинает плакать. Что же ей надо, внимание? Почему она так агрессивно реагирует на моё внимание? Господи, что ей нужно?!

Лора поднимается из-за стола и уходит. Следом за ней уходит Кудрявый. Я остаюсь одна.

На улице опять начался дождь. Моё сознание пытается уместить всё то, что случилось со мной за вчерашний вечер и сегодняшнее утро. Конечно, есть я не хочу. Несколько медсестёр, включая Машу, убирают за Лорой. Потом и они уходят. Мне надо просто следить за своими эмоциями… Но мне опять больно и сильно жмёт в висках. Я кладу усталую голову на локти. Чувствую, как по носу стекает горячая слеза. «Просто не делай так больше…» – слышу я голос моего друга. «Я не виновата, не виновата!» – отвечает ему голос Лоры. «Просто следи за своими эмоциями, наблюдай за ними» – говорит Саша. «Главное – это надёжность, Пь! Не разрушай своё счастье!» – говорит мне Хана. «Он похотливый извращенец, он никогда не поймёт твоей боли и чуткого отношения к сексу. В нём, как и в любом мужчине, животный инстинкт доминирует…» – говорит мне Герман. «Пь, Пь! Не позволяй никому пропускать твоё чувственное отражение действительности мимо ушей. И уж тем более человеку, который более всего близок тебе. Если он не понимает твоей элементарной реакции, значит, никогда не поймет, значит, он тебе не пара! Слушай своё сердце!» «Да ладно тебе! У вас хороший секс, вы понимаете друг друга… Что ещё надо? Отпусти свои сомнения! Мне бы так…» – кричит на меня Катя. Господи, что мне делать?

– Господи, что мне делать? – произношу я вслух.

– У тебя была травма детства? – Слышу я голос Германа.

– Герман?! Я не услышала, как ты зашёл. Привет. Как ты спал? – спрашиваю я.

– Отлично спал. Психолог Саша – очень хорошая и добрая. Я сначала не понял притчу об Анке и Чапаеве, а сегодня утром до меня, наконец, дошло. Так и есть, он прав!

– Да, я тоже думаю, что он прав.

– Пь, ты смотрела когда-нибудь порно? – задаёт он мне, по-видимому, волнующий вопрос. Я вопросительно смотрю на него. Наверное, для него это так же актуально, как для меня «Не читал ли ты журнал «Я»?» Герман красиво одет. На нём чёрные брючки и клетчатая рубашка. Конечно, по сравнению с кальсонами, так ему намного лучше.

– Скажи мне, Герман, что ты хочешь мне рассказать?

– О, Пь, это было ужасно. Мне было 16, когда я впервые обнаружил в тумбочке своего отчима видео-кассеты ужасного содержания. Тебе, наверное, кажется, что в 16 лет это не могло бы вызвать такой реакции, но у меня вызвало. Это было первое порно-видео, появившееся в России. Слишком примитивное, но, пойми, свою функцию примитивизм не исключал никак! – У Германа на глазах появились слёзы. Я пододвигаюсь к нему ближе и целую в щёку. – Сначала я положил их обратно, в тёмные складки одеяла. Мой отчим хранил эти кассеты в своей бельевой тумбе. Но потом любопытство, конечно же, победило мой трезвый рассудок… и я просмотрел их. Я помню мощный поток возбуждения и, одновременно, стойкий укор совести. Моё сердце билось, руки делали своё грязное дело, но душа сопротивлялась, как могла!

– Ты занимался онанизмом, когда просматривал эти кассеты, Герман? – спрашиваю с интересом я.

– Ну… Пь, да, – отвечает смущённо он. – Ты можешь себе представить, какая это ожесточённая борьба твоей духовной сущности с телесной?

Ах, бедный Герман!

– Ах, мой бедный Герман! Ты же понимаешь, что большинство юношей таким образом удовлетворяют себя. Не надо тебе виниться себя. Не занимайся самобичеванием.

– Пь, ты когда-нибудь делала что-либо против своей совести, но повинуясь своим желаниям?

Я задумываюсь.

– Я ходила на дни рождения людей, которых не хотела поздравлять.

– Ну это не так страшно, Пь! – восклицает Герман. – Куда страшнее – чувство вины! Которое гложет тебя, гложет… Проходит какое-то время, вроде бы ты обещаешь себе никогда впредь этого не делать… Но животное в тебе всё равно берёт свое. Ты пробираешься тихонько в комнату, выключаешь свет, вставляешь кассету в видик… Удобно садишься. Расставляешь ноги. Я использовал столовую клеенку, чтобы сперма не попала на ковёр. Вот… Достаёшь своего уже упругого дружка и всё! Остановить это невозможно. Голые губастые женщины на экране будоражат твоё воображение, рот наполняется тёплой слюной, хочется войти во всех женщин, которые в сладострастных позах извиваются перед камерами… И даже хочешь анального секса! Понимаешь, Пь?! Понимаешь, как это ужасно – хотеть анального секса, смотря на пухленькие попки девушек!?

– О, Герман, бедный-бедный Герман! – Я обнимаю его и чувствую, как он вспотел. Как учащённо бьётся его сердце, как горячо его дыхание. – Герман, ты давно был на приёме у сексолога?

– Как ты догадалась? Меня именно поэтому здесь и оставили на довольно длительный срок. Я не закончил ещё курс лечения у сексолога.

– Герман, с тобой всё будет в порядке. – Я уже не знаю, что сказать, лишь бы не слушать его. Я чувствую, как сама будто раздуваюсь. Мне больно за Германа и я хочу скорее попасть к чистенькой Хане. Хочу, чтобы она успокоила меня и поддержала.

– Герман, пойдём, я провожу тебя до твоей палаты. И ты ляжешь и немного отдохнёшь. М?

– Я ничего не хочу, Пь! Я хочу только избавиться от своего прошлого и всё! – Вдруг начинает кричать Герман. Его лицо краснеет.

– Что ты кричишь на меня?! – кричу в ответ я. – Ты не видишь, что мне больно слышать твои проблемы?! Что я тоже ломаюсь под напором твоих и своих переживаний!? Пошли к чёрту своё прошлое, в конце концов! Твоё прошлое – это ногти, которые отрастают и которые необходимо по мере их роста срезать. Только дурак будет хранить отрезанные ногти в шкатулке и периодически вытаскивать их, проливая над ними горькие слёзы! Ах, бедные мои ногти! Ах, мои ногти! Ну и что?!

– Что?! Ты так жестоко говоришь о моих проблемах?! – Вдруг он переворачивает наш столик. Солонка с солью падает, салфетница закатывается под соседний стол, но главное – мои черви! Банка с червями падает и разбивается. По жёлтому линолеуму неторопливо в разные стороны начинают расползаться черви! Я кидаюсь то на Германа, то на пол, чтобы скорее спасать червей. И их, и Германа мне безумно жалко. Мы кричим друг на друга, переходя на визг. На наши крики прибегает Хана. Дверь в нашу палату – самая ближняя к столовой.

– Я пытаюсь сказать тебе о необходимости оторвать от себя груз прошлых лет! Анальный секс есть, Герман, есть! И если даже ты расшибёшь здесь свою голову об стенку, пытаясь доказать всему миру мерзость и жестокость анального секса, он всё равно будет!!!

Здесь уже я не выдерживаю и начинаю плакать в голос. На странные звуки прибегают остальные пациенты: Катя с пачкой сигарет в руках, сонная Фаина, Долговязый плетётся по стенке. Нет только Лоры, Кудрявого и Дарьи.

Я подбегаю к Герману, стараясь обнять его. Через шум слышу крики Ханы о том, что необходимо срочно найти доктора и медсестру и, наконец, освободить дождевых червей. Моё изображение в глазах лопается. Прыгает… Контрастность увеличивается в несколько раз… Я сжимаю локоть Германа и кричу… Хана пытается схватить меня за руку.

– Не трогай меня, мерзкая Хана! Тебе не нужны мои черви, как после этого я могу быть тебе нужна?! Не трогайте, что налетели, как стая воробьёв, улетайте в свои гнёзда! Здесь вас никто не ждёт!

Дальше всё исчезает. Звуки, изображения, ощущения… Словно облако меня поднимает высоко-высоко над миром и уносит в беззвучную даль. Я не могу рассмотреть, что происходит. Не хватает сил. Усталость, слабость… Ноль напряжения. Нега… Долгожданная нега.