Сожги свою жизнь, мальчик

На чтение краткой версии потребуется 5 часов, полной – 5 часов 20 минут | Цитаты: 1, 2, 3 | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за сентябрь 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Бабку выманили из погреба, что оказалось трудным делом: она вся тряслась, как желе, а увидев столько непонятных мужчин, и вовсе принялась креститься и, кажется, приготовилась отправиться прямиком на тот свет. Еле убедили её, что ничего страшного сегодня не будет, а пришли, наоборот, ей помочь. Тогда она расчувствовалась до того, что заплакала, и только и могла, что повторять: «Синки... синки... синочки».

Бойцы учинили посередине дня перекур, заодно перекусили. Украинцы принесли странного вида сухпайки, пояснив смущённо, что это натовские, и предложили попробовать, но ополченцы не соблазнились. Карась слетал быстро до своих, заодно успокоил Хромого, который держал отряд в боевой готовности, и притащил хлеба и консервов. Хлеб разделили на всех. Угостили и бабулю, та на натовские сухпайки косилась с опаской и взяла ломоть хлеба с ветчиной у ополченцев.

После обеда расположились отдохнуть на досках. Некоторые стащили с себя пропотевшие майки и развалились в неожиданной неге, наслаждаясь лёгким ветерком.

Деревню размолотило изрядно, но этот участок остался относительно цел: пострадал только бабкин дом, соседние выглядели невредимыми. В саду пестрели красными и жёлтыми плодами несколько яблонь (впрочем, два дерева оказались перебиты и завалили тропинку к туалету), вдоль забора сквозь густые ветки кустов застенчиво проглядывал оранжевым шиповник и росла малина, а по одной из стенок дома уцелел виноград, который красиво просвечивал на солнце, и бойцы рвали и жевали терпкие созревающие ягоды. У крыльца разноцветными пятнами украшала двор клумба из георгин, вокруг которой вились пчелы. Становилось жарковато, и Илья тоже снял майку.

– Смотри, сгоришь, – сказал Батя-второй Илье. – Солнце у нас злое.

– Нормально, – ответил Илья, наслаждаясь мирной картинкой этого дня: во дворе дома сидели несколько мужиков и курили, в руках у них были не автоматы, а молотки, и беседовали они на темы от войны далёкие, и эта картинка казалась настоящей, гораздо более реальной, чем те, которые он наблюдал до этого, в недавнем бою или в Донецке.

– У тебя руки из правильного места растут, – выпевал, как по нотам, Батя-второй, обращаясь к пожилому украинцу. – Ловко работаешь. Видно, мастеровой.

– Я з Киверца, чув? Пид Луцьком. Тесля я, вси там знають мене и кличуть працувати весь час, – пояснил пожилой. – Без дила николи не сидив. У тебе теж непогано виходить.

– Ну а шо! – выпятил грудь Батя. – Я, брат, слесарь, каких поискать. Мастер!

Молодые говорили о своём, смеялись.

– Идемо ввечери з футболу и чуемо, тупит за нами такий, ниби женеться натовп, – рассказывал Карась парню, оказавшемуся сторонником «Правого сектора». – Ну, думаемо, зараз будут бити, а нас тильки трое. Озираемося, а це собака за нами увязалася, такой пёс здоровий. Топочет, ниби слон! Друган його пошкодував, що взяв до себе, вин в частому секторе живе. В будку його посадив, а пёс и радий.

«Правосек» мечтательно отвечал:

– У мене вдома, у Киеви, две собаки е. Такси. Люблю собак, вони таки смишни, ласкави. Дивчина моя за ними зараз дивиться, повернуся, одружимося.

Карась хохотал:

– Та я бачу, тебе баби захомутали, а я от поки людина вильна. Встигну ще.

«Так не бывает», – вновь подумал Илья, испытывая такое наслаждение, какое он не знал со времён гибели Татьяны.

Батя спросил:

– Ну что, ещё перекурим?

Его украинский визави посмотрел на часы и покачал головой.

– Ни, давай доробимо, часу обмаль.

Батя крякнул.

– Эх... Ну, пошли, бойцы.

Илья влез на крышу, которая уже была частично заделана свежими досками и толем, снизу ему подали молоток.

– Доски давай, доски, – сказал он.

Карась и «правосек» принялись таскать доски. Пожилой плотник из-под Луцка взял одну, поглядел на неё, прищурив глаз, и ловко уложил на крышу.

– Дерево, оно такое, – сказал он по-русски. – Оно внимания требует. Вот доска, да? Её можно ведь и другой стороной всунуть, и иначе шваркнуть. А плохо выйдет. Щель останется, дождь пройдёт, сразу потечёт. А ежели её вот таким образом положить, тогда плотно пригоняется, смотри! Вот так, сейчас я её подобью, и дело с концом. А ты молчаливый, слова не скажешь. Язык-то не проглотил?

Илья покачал головой. Украинец усмехнулся:

– С России, что ли? Сразу видно. Да ты не бойся, мы своё слово крепко держим. Подай-ка гвоздей.

С другим концом доски возился Батя, поднял потное лицо, сказал:

– Какая разница, откуда кто пришёл? Был бы человек хороший.

– Это да, – согласился плотник. – Это дело первейшее. Вот мы тут вроде как хорошие люди, а?

Батя насторожился:

– Ну? Ничего люди.

– А чого ж стриляемо? Що Украини робити бильше ничого?

– Значит, нечего, – посмурнел совсем Батя. – А шо вы сюда пришли? Вас кто-нибудь звал?

– А шо ви почали палити? Так не можно було домовитись?

– Кто, мы начали? Ага, сейчас. Ты мне дурака покажи, который по доброй воле войну начнет. Мы – только в ответ...

– И ми тильки в видповиль... Ще цвяхив дай, хлопець, – и, не дождавшись, пока Илья сообразит, что такое «цвях», плотник сам полез к коробке с гвоздями.

К вечеру крыша была готова и радостная бабка слабым голосом пыталась уговорить всех бойцов поужинать, суетилась, обещала достать водки, хотя откуда, сама не понимала, но все попрощались и, смущённые собственной добротой, вышли за ворота.

– Ну, мужики, прощевай. Славно поработали, – сказал Батя-второй, пожав плотнику руку.

– До побачення, – застенчиво пробасил «правосек».

Когда уже все вышли на поле и пошли к своей позиции, сзади их окликнули, и ополченцы мгновенно развернулись, готовые дать отпор, потому что война въелась в них глубоко и совместная работа уже не могла этого изменить. Разморённый Илья даже отстал от остальных, несмотря на свою хвалёную реакцию, у него ещё не выработался такой чёткий рефлекс.

К ним подошел плотник, который рассказывал, что он из-под Луцка. Пожилой мужчина тяжело дышал.

– Мужики! – сказал он. – Слышь, мужики, а вы до завтра, ну, то есть, прямо сейчас, может, свалите отсюда? Ну что вам эта деревня, а?

– А шо такое? – сказал, будто ноту высокую взял, Батя-второй, подобравшись.

– Да приказ пришёл, – отводя глаза, сказал лучанин. – Завтра атаковать приказали. Убрались бы вы... К нам подкрепление идёт. Под утро начнём... Но я бы часа два потянул, если вы соберетесь уходить.

Воцарилась тишина, только прочирикала какая-то пташка в посадке и жужжал ещё над ухом шмель. Солнце садилось в посадки. Становилось уже прохладно, на поле шевелил ещё не побитую траву ветерок. Славный наступал вечер.

– Нет, приятель, – покачал медленно головой Батя-второй. – У нас-то приказа отступать нет. Так что готовьтесь к «ответкам».

Плотник горестно махнул рукой:

– Ну тоди вибачайте. Ничого не поробиш.

– Давай, прощай, – махнул ему Батя-второй, уже не подавая руки. Всю дорогу до позиции он качал головой:

– Вот ведь как бывает... Как бывает. Рассказать кому, не поверят. В предатели ещё запишут... Слышите, парни, вы языком-то не молотите направо-налево, а то быстро «на подвал» попадёте.

– Батя, а ты зачем вообще пошёл с ними? Ты же их ненавидишь, – спросил Илья.

Батя-второй не удивился вопросу, подумал, опять пожал плечами, установив по этому делу бесспорный рекорд дня:

– Да я и не знаю. Я их, сук, ненавижу, это правда. Да только крышу-то бабке перекрывать, пока тихо – это они правильно придумали, ей же потом некому помочь будет. Ну вот и помогли... Ну а шо, везде же люди... Всё равно заняться нечем было. Хер знает, короче! Всё, закончили тему, Молчун, – разозлился вдруг он непонятно на кого: то ли на украинцев, то ли на Илью, то ли на себя.

Перед тем, как спрыгнуть в окоп, Батя всё-таки улыбнулся:

– А крышу-то ладно сделали.

Под утро начался обстрел. Лучанин, оказалось, не врал и не пугал: украинцы подтянули артиллерию и били по позициям ополченцев сильно и метко, так быстро раздолбали миномётные расчёты, будто знали, где они находятся (а может, и знали, за вчерашний день и «срисовали», пока бойцы крышу бабке колотили), совсем искалечили БТР в посадке.

Одним из выстрелов угодили рядом с АГС Ильи, которого при этом ранило в руку. Ополченцы огрызались, но были явно слабее.

Карася убило, придавив бетонным перекрытием окопа, снаряд обрушил плиту прямо на него, и, когда его откопали, обнаружили, что ему разбило голову. С такой раной долго не живут, и Илья надеялся, что скончался парень быстро, не мучился, в отличие от Хромого, которому прилетело в живот, пробив старенький и никуда не годный бронежилет. Вор долго плевался кровью, лежа в углу окопа и матеря всех подряд, пока мог говорить. Спасти его было нельзя.

Ещё Хромой просил воды, но ему не давали – раненым в живот нельзя пить. Сам он достать или украсть воду уже не мог и умер, испытывая сильнейшую жажду.

Уже через час Батя-второй отдал остаткам своего отряда приказ на отход, и они оставили в посадке своих мертвецов, потому что огонь стал совсем плотным, и не нашлось возможности забрать тела. Илья никогда не узнал, что молодого соратника «Правого сектора» тяжело контузило, и после этого боя он отправился домой ухаживать за своими таксами, став одним из тех, кого в Киеве почитают за героев, а в Москве называют террористами и убийцами. А вот уроженцу Луцка повезло меньше: совсем крохотный осколок пробил ему глаз и вышел сзади, отколов кусок черепа и оставив на затылке большую дыру; и теперь уже ни одна бабка не сможет воспользоваться услугами хорошего плотника, который никогда не оставался без работы. Впрочем, той бабке, которая жила в деревне, уже не требовались услуги плотника.

Одна из первых же выпущенных с стороны ополченцев редких мин («Васильки» в то утро не успели много настрелять) угодила в только что починенную ими крышу – так случается на войне. Мина провалила её и обрушила стены, которые завалили бабулю, решившую не спускаться на ночь в подвал после такого прекрасного дня, когда сторонники самопровозглашённой республики и украинцы совместно работали у неё дома.

Бабуля, придавленная балкой, до самой смерти, которая наступила чуть погодя, продолжала воспринимать вчерашний день как чудо, хотя в мозгу у неё мутилось и временами ей казалось, что всё случившееся – выдумка, галлюцинация; а когда, наконец, она уже соскальзывала в черноту небытия, ей и вовсе помстилось, что война – это плод её старческого воображения, и на самом деле её никогда не было.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за сентябрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение сентября 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.