Дух внесмертный

(классический роман)

На чтение потребуется 17 часов | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск            18+

 

 

 

Утром Эн встал в приподнятом расположении духа, позавтракал с аппетитом и отправился искать судьбу… Низкое солнышко расписывало нежным розовым светом детали курортного бытия, приберегая тёмное позолоченное индиго для теней. Лёгкий морозец не законсервировал праздную вечернюю атмосферу, и население обречённо репетировало окрест увертюру будней: местные бежали по суетным делам, приезжие торопились успеть на целебные процедуры – ванны, чтобы к концу дня подправить необходимое в застолье здоровье. Снега за ночь существенно не прибавилось: по «целине» можно было свободно передвигаться в невысоких сапогах, а на солнечных лужайках его не было вовсе, и лишь острые иглы светящегося инея кое-где вонзились в изумрудную траву, но без фанатизма, то есть, на время, до полуденной оттепели.

Действовать Эн решил последовательно. Сначала изучить западную дорогу в национальный парк, а затем, при нужде, – и все остальные… Отойдя уже на порядочное расстояние от гостиницы, он обнаружил, что забыл в номере снимки местности. Спрашивать что-то у встречных ему не представлялось возможным – зачем в этом деле лишние свидетели? И включить коммутатор Эн также не мог из-за боязни обнаружить себя, выйти на связь с Эвой или Эс – темнить, объясняться, бездарно врать!.. Поэтому ориентироваться пришлось только по памяти.

Выйдя на окраину городка, Эн без особого труда нашёл нужную дорогу, прошёл по ней в лёгкий подъём с километр, но неожиданно выяснилось, что вела дорога в заброшенный карьер, поросший местами самшитом, распространявшим по округе запах тлена. Летом здесь, видимо, организовывали стрельбище – под навесами, окружившими бревенчатый домик, хранились оборванные мишени для стрельбы из лука, арбалетов, воздушек и прочего арсенала глуповатых развлечений.

Эн место уже начинало, допустим, нравиться, но неожиданно сбоку, на обрезе белых скал, окружающих карьер, он услышал звонкий собачий лай… А спустя минуту уже целая ватага любителей собак как будто промелькнула вверху в разрывах кустарника. Люди смеялись, отдавали команды животным, бежали наперегонки, словом, по-своему веселились. Эн, ещё на что-то надеясь, обошёл периметр карьера, но понял, что дальше его не пустят осыпи и огрызки скал, – значит, следовало искать местечко где-то рядом и пониже…

Но вдруг сверху, из уютной ложбинки, он увидел, что к навесам на стрельбище лихо подкатила компания горластых подростков обоего пола и стала по-хозяйски располагаться на привычный загородный отдых с костром, снежками, визгом, громкой музыкой. Место посещаемое, сделал вывод Эн, отправившись без настроения восвояси.

Следующая дорога, старательно вычищенная от снега, как оказалось, вела к компактной научной станции, занимавшейся навскидку погодой или лесными делами… Неясно. Рядом с избушками станции выстроились разноцветные кары на солнечных батареях, тут и там торчали антенны, серебрились объёмные агрегаты, в выгородке на отшибе бродили куры, подавали голоса коровы, собаки, коты. Эн с гримасой удивился, что не заметил это беспокойное хозяйство на панорамах со спутника.

Уже без всякого настроения он обошёл станцию вдоль сетчатого забора, был облаян псами, углубился в плотный смешанный лес, прошёл ещё четверть часа по неглубокому снегу, но всюду натыкался на следы присутствия человека и домашних животных.

Из упрямства Эн обследовал всё же и эту местность, нашёл даже нечто похожее на свою чёрную мечту, однако, вдруг поняв, что зря теряет время, быстрым шагом отправился вниз, в город. Близилось пора обеда, поэтому на окраине он нашёл рядом с входом в курортный парк пирожковую, где хорошенько подзаправился.

А что вы хотите… Решимость умереть не отменяет чувства голода, она даже его усиливает. Если не верите – спросите у бойцов, прошедших войну. Сытому и смерть не страшна, и жизнь безразлична.

Вскоре отпал ещё один вариант: дорога, берущая начало прямо из курортного парка, как выяснилось, вела к сафари-парку на территории заповедника… Стайки упитанных отдыхающих, со смехом и остротами, шныряли по дороге вверх-вниз. На всякий случай, Эн, как типичный зануда, поднялся из вредности со всеми, чтобы посмотреть хотя бы – почему он эту достопримечательность не заметил на панорамах?

Через десять минут пути, среди обыкновенных людей, говорящих на совершенно непонятном ему языке о непонятных делах – вроде любви, здоровья, детей, ванн, божественных откровений, спорта и гороскопов – Эн без одышки поднялся к заповедному месту.

Оказывается, тот располагался среди огромных, в два обхвата, тисов – и поэтому, наверное, не был виден для Эн из космоса… За высокой оградой, практически свободно, жили среди искусственных и природных артефактов – пещер, берлог либо нор – зубры, медведи, рыси, снежные барсы, еноты, олени и прочая откормленная братия. Сам просторный вольер был похож на полуостров, уходящий основанием куда-то в горы. Вокруг библейского мыса бродили румяные курортники, они покупали сувениры, с шутками поднимались на канатной дороге к низеньким вершинам, снимались на фоне зверей, рассказывали небылицы в лицах, выпивали и закусывали в стильном этническом кафе. Окрест разносились дурманы кухни, умноженные специями, но сытые животные в вольере их давно уже не чуяли, они вповалку спали, зевали, чесались, поскольку обленились тут до невозможности вспомнить про инстинкты.

Эн, ясное дело, мигом увидел в этом ядовитую метафору неволи, парализующей волю, – здесь он посмеялся игре слов – и быстро пошёл вниз, распространяя вокруг себя лёгкое презрение ко всему сущему… За небольшой горкой, на которую курортный парк карабкался беседками, текла средней силы речка. Эн из любопытства прошёл вдоль по реке до ущелья, напоминавшего приснившееся ему «Дантово», поднялся ещё на одну достопримечательность – нависающую над рекой скалу, спустился по крутой лестнице на пешеходную тропу и вдруг, смутив гуляющих опрятных старушек, почти в голос окрасил зимний пейзаж невнятным набором звуков с преобладанием ноток сарказма…

Между тропой и рекой стояла череда живописных нагих ив, и на одной из них висела трагически двусмысленная табличка: «Убедительная просьба! Ныряние со скалы «Петушок» запрещается! За текущий период получили травмы – 6 чел. Смертельный исход – 2 чел.» Кто-то от себя, конечно, добавил к ёмкому тексту чёрным маркером ещё одну зловещую надпись «The end!» и дрожащую стрелку в направлении места предполагаемых трагедий… «Как просто…» – подумал Эн на нелепость ситуации рефреном известного литературного героя.

Дальше, за скалой, городок и курортный парк одновременно сразу обрывались узкой неприветливой долиной, куда в этот час, казалось, не проникал солнечный свет. Перейти на другую сторону реки можно было по пешеходному мосту, соединявшему парк с загородным ресторанчиком. Эн, незамеченный редкими посетителями в окнах, по приятному снежку миновал стороной заведение и отправился вдоль витиеватой реки сейчас безлюдной тропинкой. Идти следовало километра три – там находился другой мост и последняя, из намеченных на сегодня для обследования, дорог. Последняя, так сказать, надежда.

Эн по привычке любовался зимней, скупой на разносолы палитрой природы, но уже вовсе без желания стать её соавтором, как прежде. Он отмечал лишь драматизм сочетания белого повсюду с чёрными стволами ольхи и серыми, кое-где сурово нависающими над рекой, скалами. А в добавочных ударах по всему вокруг синего, проливающегося сейчас из далёких небес, он видел враждебную силу, некую высшую инстанцию, жаждущую разумно запугать его, сковать, чтобы помешать выполнить намеченное дело. И в ответ на вызов Эн начал двигаться осторожнее, практически крадучись, артистично играя сам с собой в смертельную игру под нелепым названием «жизнь», воспринимая себя диверсантом в тылу врага, выполняющим серьёзное задание.

Из этой энергоёмкой метафоры, чтобы заменить её другой, более философской, Эн вывел замёрзший небольшой водопад рядом с тропой: ледяные телеса напоминали застывшее время, его время. Вон там, вверху, где пробивается чистая родниковая вода, – детство, радости открытия мира, первые удары судьбы… Ты жив и всё ещё впереди, но вот поток разделился на юность и зрелость, обрёл силу, мощь, сильно помутнел, окостенел… Середина пути, теперь впереди столько же, сколько и сзади, долги самому себе, амбициям, желаниям – нарастают… И вот теперь, у ног, – обильные свилеватые наледи, широкие, разветвлённые, тёмные, не пускающие в себя свет. Им уже не оттаять.

Застыло твоё время, как этот водопад, остановилось… Эн, с горечью усмехнувшись на себя, пошёл дальше. Вернее, с какого-то момента он, казалось, бежал, так как река рядом с тропой заметно набрала скорость, разогналась, увлекла за собой. Она шумно, захлёбываясь, бурлила на перекатах, вынуждая и всё вокруг бурлить: проснулся ветер – засвистел, раскашлялся, вспылил… Деревья голыми ветвями принялись водить из стороны в сторону, снег срывался со скал и нёсся за рекой светлой пургой, воинственными точёными льдинками, будто пытаясь расцарапать шею нашему герою от избытка пьяных чувств.

Но вдруг река, вырвавшись из узкой холодной долины, успокоилась, разбежалась вширь по освещённому солнцем подолу, сменила гнев на милость, а пенные белые буруны – на волнистую стальную рябь. Она напоминала теперь открытую издревле поэтами реку смерти, которая и поглощает всякого, и смывает всё, бурно или тихо, вплоть до малейших следов его присутствия на земле.

Эн встал в немом оцепенении перед этой всесильной рекой, перед мостом через неё. Его бы только пройти… Но сначала Эн начертал засохшей веткой на снегу «The end», однако знак в конце поставил ещё вопросительный. Затем он пролез под шлагбаумом с предупреждением о том, что это, дескать, граница национального парка и дальше идти нельзя, усмехнулся, миновал мост, сразу попав на долгий крутой подъём по крадущейся вверх заснеженной дороге.

Было ясно, что пользовались ею нечасто… Это окрыляло, и Эн летел вперёд, не ощущая аритмии, давления, одышки. Снега рядом с дорогой намело по колено, среди голых уснувших дубов и буков уже попадались вкрапления одиночных, скромно одетых в грязную зелень пихт.

Вскоре Эн миновал границу плюсовой температуры, идти стало ещё легче, так как подмороженный шершавый наст прекрасно держал ногу. Затяжной подъём кончился, теперь дорога непредсказуемо виляла по хребту, степенно поднимаясь в небо. Атаки пихтарника на лиственный лес становились всё успешнее: обширные острова зелени, украшенные караваями свежего снега, отлично смотрелись в тёплых лучах ослабшего светила. Эн даже стало казаться, что он просто бузит, артачится, что этот белый мир, сотканный облаками, может годиться для счастья, но, резко оглянувшись назад, увидел за спиной только свой последний год, – чёрный, мрачный, пустой! – который и привел его сюда.

Лирика это всё! Ли-ри-ка… А факт заключается в том, что всё уже решено, и отказаться от этого решения, вернуться в свою прежнюю «нежизнь» с её отупляющими прогулками по бесплодной мастерской – значит продлить муки безысходности ещё на неопределённое время. Иди и смотри! Соединяй теорию с практикой! Иди в тощие ряды тех, кто честен перед собой! Иду, иду! Не грузите белок заклятьями… – вспомнил Эн откуда-то… Сюрреалистическая цитата несколько успокоила душу.

Двигаясь вперёд ещё с полчаса, уже в конце очередного длинного подъёма Эн неожиданно напоролся на вожделенное дивное местечко. Вернее, именно на Место… Эврика! Дорога здесь огибала высокий скалистый утёс, на котором среди обветшавших от времени редких дубов взошёл частый подлесок перспективной пихты. Обойдя красноватый мыс, Эн нашёл за ним изумительной чистоты родник и едва заметные следы дорожки на неприступный, словно крепость, взгорок.

Родниковая вода казалась живой, но это не смущало: Эн обильно напился, посидел на бревнышке рядом и, внутренне торжествуя, забрался на место, откуда ему суждено в последний раз увидеть «белый свет»… Оно, оно!.. Свежие пихточки густо усеяли мыс, на них с высоты многих лет понуро смотрели дубы, отжившие долгий век, опустившие ветви. Своей поросли они оставить на Земле не смогли, а может быть и не старались, без боя отдали плацдарм посторонним. Всё идёт, как идёт, и праздник одних всегда может обернуться трагедией для других.

Наверху Эн ждало два приятных сюрприза: сваленные в кучу остатки летнего балагана, а на самом краю обрыва – небольшая уютная ямка, в окружении караула пихточек и могучего старого дуба.

Мешкать было некогда, вечерело, поэтому Эн сразу же взялся за дело: очистил углубление, собрал под снегом ворох листьев, устроил из них в яме пахнущую осенью перину, принёс десяток ещё сохранивших целостность каштановых досок от балагана, сделал навес над ямкой, забросал его для полной конспирации камнями, а для маскировки – снегом. Две боковые доски, держащие навес, Эн установил так, чтобы их можно было легко удалить одним движением руки, или ещё чего… превращая навес в саркофаг. Напоследок он, деловито осмотрев место, ненужные теперь красоты вокруг, поспешил вниз.

К мосту Эн спустился уже в сумерках, узкую долину осилил по стылой темноте. Ветер, который прежде так бесцеремонно толкал Эн в спину, теперь с тем же весёлым нахальством грыз лицо. Ветер потешался над ним, хохотал, издевался, бил плетьми. От обиды «на это всё» сразу же появилась дельная мысль набраться шнапса в ресторанчике у скалы, но ещё на подходе он увидел лишь, как официант в тирольской шляпе с шутливыми напутствиями деловито запирает двери за последними в этот день посетителями. Пришлось уныло телепать от фонаря к фонарю по обезлюдевшему из-за стужи курортному парку в направлении первых следов настоящего оживления, рестораций и бюветов.

Волей случая Эн, наконец, повезло: он угодил в приятное кафе, где собиралась местная амплитудная богема, впрочем, сегодня она оказалась тихой. Играла музыка, экраны Портала деликатно светились экзотикой, редкие посетители забавлялись разговорами, лёгким куревом и тонким поглощением алкоголя. Судя по всему, мало кто пришёл сюда именно поужинать, то есть, лечить тело, а не душу.

Эн же под вино проглотил салат, шницель из искусственного мяса и только перешёл на десертный коньячок, как к нему, невесть откуда, присоединился частично опростившийся художник «в прошлом», ныне – изготовитель и продавец сувениров. Сначала он говорил много, но вяло, а потом, после «третьей», рассвирепел, понёс, вышел на космогонические проблемы, на разговоры о скором конце света по календарю племени Сиу, но тут же свернул с набитой тропы на ещё более набитую: стал словоточить гимнами искусству. Наш герой, тоже имеющий собственные слова благодарности теме, определившей его судьбу, на эти речи лишь усмехался в усы, подливал коллеге яду, стараясь сберечь себя на завтра.

Прощаясь, они клялись дружить «до могилы», но лишь один человек на всём свете знал – что за могила будет у Эн…