HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Николай Пантелеев

Сотворение духа (книга 2)

Обсудить

Роман

 

Неправильный роман

 

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 15.01.2010
Оглавление

15. День тридцать первый. Предгрозовой.
16. День последний. Парадиз.


День последний. Парадиз.


 

 

 

Ночное небо, очищаясь, вздрогнуло… Тучи упали на землю, которая от удара влаги неожиданно заходила ходуном, как это бывает в момент зачатия. Начало жизни, зарождение нового мира, притихшая пустыня эволюции, предчувствие культуры и цивилизации. Сад идей ещё не заложен, ибо нет почвы, нет влаги, нет воли. Каменистое горное плато, окружённое, словно забором, гребешками острых гор, фактически скальный цирк, с особо выделенной площадкой посредине – основанием будущего памятника человеческому духу… Это место сбора отряда грозы – гвардейцев первой мысли о необходимости постоянного творческого развития… До восхода ещё есть время, и поэтому больше света пока изливается со звёзд, чем из узкой полоски голубого по краю мироздания, напоминающей о существовании Солнца. Фиолетовая бездна в это утро настолько глубока, что в ней видны даже самые крохотные маячки, свет от которых идёт к нам миллионы лет… Поскольку заря уже обозначена едва светящимся таинственным кольцом по всей окружности цирка – неясно, где сегодня назначен рассвет… Север, Запад, Юг и Восток перепутаны, искры света беспорядочно скользят по хребтам, чтобы сбить с толку часовых души, её разведчиков. Ибо Природа имеет своих часовых, контрразведчиков, и они сомневаются: как к нам относиться – враги мы или друзья?.. Два отряда, огромный и крохотный, стоят друг против друга. Они и мы… Могущество Природы и творческая мысль, похожая на сироту, сбежавшую от матери.

Чтобы окончательно нас запутать, – или запугать! – удивить – или образумить? – Запад и Восток, Север и Юг начинают перебрасываться огнём. Десятки и сотни комет, метеоров, болидов разрезают в разных направлениях вспыхивающее небо. Их длинные слепящие хвосты вышивают над головой кресты, пятиконечные звёзды, полумесяцы, свастики и прочие символы, ненавидящие друг друга… Почему руки воюют между собой? Почему ноги – правая и левая – тянут человека в разные стороны, пытаясь разорвать его, как желания? Почему воюют звери, люди, вода и пламень, лёд и камень, Запад и Восток, нации и религии? Ведь если видеть в этом прагматизм движения, то двигаться можно как-то иначе… Война – акт разрушения. Она всегда подразумевает потери, тогда как можно жить, набирая силу, вбирая волю тех, кто радостно и добровольно хочет стать с тобою, со всеми, одним целым, значимым… Так составляются монументальные мозаичные полотна, мечты, грёзы, где разное – одинаково яркое, цветное, непохожее, пусть «другое»! – вместе являет убедительное целое. Сияющий мир, а не безжизненную свальцованную гальку, которую с трудом тоже можно назвать мозаикой, но только – удручающе серой.

Начало жизни – никакое. Зародыш нового мира – ничей. Эволюция – в проекте. Культура и цивилизация состоят пока только из атомов воздуха, потому что «всему» не хватает мысли, сильного позыва, сигнала, чтобы начаться, забродить, взойти… Почва появляется от смены времён года, от взаимообмена тепла, света, воды, мороза, ветра, от перемешивания мёртвого с живым, рефлекторного – с одухотворённым. Человек отдаляется от животного посредством неудовлетворённости… Первые путешественники, включая семена и споры, – это разведчики материи. Первые диссиденты на Земле – поэты, разведчики духа, пионеры досады на плоть. Они – существа раненые поиском, вечные генераторы вопросов, поспешные и неумелые продавцы ответов, они – экспортёры единиц, импортёры нулей. Двигаться – значит, как-то жить… Искать – значит, больше, чем жить, – значит, множить себя подвигами, дерзаниями, просто добрыми делами по производству счастья. Сначала это понял Поэт. Он сбежал от тёплого очага, полного брюха, определённости, сварливой, расплывшейся жены, так и не ставшей музой… Его дети уже в состоянии заботиться о себе сами, родители здоровы и самодостаточны. Тонуть в повседневности – до боли скучно, противно, пошло… Сил у Поэта для иной жизни – красивой, высокой, умной – достаточно, поэтому он здесь.

Стоит один в центре мироздания и, улыбаясь в себя, озирается… Как прекрасна Земля на рассвете, даже если это пустыня! Лёгкий ветер, будто мотылёк, качает невесомыми крыльями, гулкая безразмерная тишина, время от времени, местами шипит падающими звёздами… «Почему это чудо, чудо жизни, чудо рождающегося дня, мечты, – думает Поэт, – кроме меня, никто не видит? Почему даже мои близкие в этот волшебный час ворочаются в душном хлеву насущного, будто проклятые, почему они мучаются потными кошмарами, чудовищами, рождёнными своей обыденной гадкой жизнью – не чудом! – безбрежными страстями, завистью, жадностью, зло-бой, насилием?.. Почему… почему… почему?» И внезапно, из этих вопросов рождаются стихи – о необходимости иногда презревать насущное во имя чуда, во имя торжества рассвета… Во имя пленения каждой клеточкой твоего бренного тела частиц вечности, плывущих между зарёй, ветерком, падающими звёздами, основаниями ещё непонятно чего – возможно, человеческого духа? – но на чём ты, однако, уже крепко стоишь. «Неудовлетворённость… – продолжает размышлять Поэт, – из неё родился человек, но она непохожа на мотивы других животных… Просто есть, пить, спать и размножаться без вопросов – во имя чего, каким образом, почему и зачем ты существуешь?! Нет, так нельзя! Ибо замкнутый инстинктами, порочный круг оставил внутри себя почти всех, он их заневолил… Но ведь только за этим барьером, наверное, вдруг… обитает душа… И разве для человека, высунувшего голову из калитки буквального, свобода видеть больше – не дар, не выигрыш в лотерею!» – удивляется наш Поэт и пишет ещё одно стихотворение. Теперь о разнице между жителями этого мира, после кото-рой – один идёт вверх, а другой – падает, ещё не успев прийти в себя от предыдущего падения… И он написал бы следующее стихотворение: об умении случайность обращать в закономерность, то есть о силе духа, к ранее уже написанным трём сотням, но тут его одиночество – или, точнее сказать, уединение – прерываем, как варвары, мы…

Я – вперёдсмотрящий гармонии, Летописец мечты и мой тайный друг – пассионарий Спиридонов, заявленный Знаменосцем вдохновения, носильщиком духа… Поэту лет тридцать пять, плюс – минус, мне – пятьдесят, Спиридонову – шестьдесят пять, но мы «сходимся» быстро… Мы приняли бы в компанию любого эстетического абрека, независимо от возраста, однако рядом никого пока нет. Надо искать. Так… холодно, очень холодно… тепло, ещё теплее… – как в той детской игре – а нам уже жарко, потому что между нами вспыхнул дружеский диспут об основаниях «этого мира». Даже не диспут – костёр! Поэт стал давить на чувства, взывал к ним. Я исповедовал мысль. Спиридонов обожествлял широту духа, свободу самовыражения… Хотя, думаю, что прекрасное чувство тождественно красивой мысли и, ограниченной ответственностью за результат, свободе процесса. Но ты убеди, попробуй, тех внизу… приобретателей, болтателей, хватателей!.. Практически в рифму мы отдавали команды ветру, махали своими полупрозрачными крылами, рвались в небо, видимо, не понимая, что рай – под рукой… Рай здесь, но он придавлен камнями быта, спрятан в гулкие пещеры благих побуждений, подтоплен беспрерывными ливнями глупости. Словом, рай везде, где ты. И не везде, где ты, рай…

Да, да… это я к вам обращаюсь! Извините, но знание ещё не есть факт. Чтобы рай «овеществить» – нужно крепко думать, много работать, его нужно творить, как свет скоро будет творить день… И в ответ на этот то ли крик, то ли эмоциональный вздох, по вершинам каменного гребня вокруг нас побежал быстроногий огонь – это вестники ещё далёкого Солнца раздували утреннюю зарю. Десятки далёких фанфар, похожих на увертюру поэтического слова, сыграли начальные торжественные аккорды преображения… Ту-ту-ту-ду-у-у… ту-ту-ду-ду-у-у… ту-ду-ту-ду-у-у… И ещё, и ещё… Что это? – замерли мои друзья. Сигнал… – ответил я неуверенно – наверное, пора… Куда, пора… зачем, пора… мне пора… тебе пора… – закачались на ветру, словно деревья, Поэт и Знаменосец. Куда, пора?.. – нащупывал я мысль – для того, кто стоит… – озарился! – ответ всегда один: в путь! Так и сказки, порой, возникают «от обратного», они начинаются с возмущения одним некрасивым поступком, словом, к которому клеится слово другое, уже терпимое, а потом третье – прекрасное – лёгкое – воздушное – вдохновляющее – и так вплоть до создания полноценной самостоятельной мечты… Не он… не я… не ты… Я теперь тоже качался, словно мои друзья, но пока ещё не мог оторвать ноги от земли, чтобы идти в путь. И, тем более, не зная главного: идти, куда?!.. И от этого вопроса, фактически – не!знания, практически – недо!мыслия нас швыряло из стороны в сторону, как природа швыряет по юдоли любую бесцельно брошенную на произвол судьбы биологическую сущность.

И вдруг Поэт прозрел, и мы вслед за ним прозрели… Нужно идти к свету, за Солнцем – разве это не прекрасно!.. Согласен! – почти прорычал Знаменосец – мы пойдём за светом… соберём «рассеянную по свету» армию единомышленников и обязательно вскоре вернёмся сюда – каждый – со своим кирпичиком прекрасного… Согласен! – почти захлебнулся восторгом Летописец – мы будем идти неизбывно и каждый раз возвращаться на это плато, чтобы из этих кирпичиков создать Алтарь человеческого духа… Согласен! – почти пропел Поэт – мы построим храм, а потом приведём сюда всех, кто имеет предназначенность к счастью, преданность лёгкому творческому восприятию действительности в качестве идеи обретения души… И в ответ на эту, то ли трель, то ли нечаянно выданную, будто при родах или во сне, военную тайну, мы смогли оторвать ноги от земли, пройтись туда – сюда, размять их, осмотреться, чтобы хорошо запомнить точку самовозврата, местонахождение будущего Алтаря. Затем я вытащил из чехла Знамя нашей борьбы, нашей победы и буднично – рулоном! – прямо-таки всучил его Спиридонову. Почему я?!.. – пытался оттолкнуть священный предмет вольный бунтарь… Прилагая некоторое усилие, я вынудил его взять вес на себя: потому что, для этого ты здесь, на то ты и рождён, твоя кандидатура обсуждению не подлежит, ибо ты, в высшем смысле этого слова, – Знаменосец… И руки твои похожи на ветви дуба, и красив ты – только впереди всех, и свободы в тебе хватит на всех!.. Спиридонов попытался было что-то ещё возразить, но от наших с ним возвратно – поступательных манипуляций и, внезапно налетевшего горячего ветра, знамя развернулось!.. – вспыхнуло!.. – затрепетало!.. буквально убив смутьяна своей гордой красотой. На ярко – красном полотнище золотая – как голова, руки, глаза, помыслы творческого гения! – молния поражает чуть согнутый мухоморрр, сбивая с его шляпки пятна примитивного, буквального восприятия действительности. Молния, таким образом, меняя видовые признаки, превращает некогда ядовитый гриб – в деликатесный, приятный – для себя, прежде всего! – продукт жизнедеятельности.

Наше знамя светилось само собой, ибо вбирало весь свет разума, будущего братства, сияющих улыбок и особенно крупных в этот час, предпраздничных звёзд. Знамя завораживало, как открытый огонь, знамя щекотало душу моджахеда, знамя дисциплинировало руки, убеждало рассудок. Глаза Спиридонова вспыхнули, будто порох, грудь изогнулась аркой, руки вскинули стяг к небесам!.. Я подмигнул Поэту, но… увидел в его глазах светлую грусть: тонкие руки, привыкшие к лире, поднять-то знамя смогут, но вот удержать – вряд ли… Каждому – своё. Не унывай, брат! Ты играй, играй, играй на своей серебряной лире… Ты слагай гимн дороге, ты превращай скуку «просто движения» в кантату движения от метафоры к иносказательности… Ты отбивай ритм, задавай темп: левой, левой, левой!.. А я буду писать, смотреть, фиксировать. Я опишу всё значительное в пути, чтобы представить потомкам отчёт о нашем подвиге… Поэт со вздохом положил в основание фундамента пачку своих прошитых экстазом стихов – первый камень! – опробовал лиру – нет ли фальши? – и распрямился в решимости идти вперёд!.. К Солнцу! Контрразведка доложила ему, что нас бояться нечего, что мы его ревнивые сторонники, и светило наконец-то смилостивилось: из сторон света оно выбрало одну, чтобы в ней вскоре показаться… Восток на глазах окрасился нежным пурпуром, и мы, шагнув практически «в ногу», отправились туда.

Левой! Левой!.. Раз, два, три… – пела лира в руках Поэта. Знаменосец с высоко поднятым знаменем пытался сорваться в бег, а Летописец, словно пьяный, преследовал метафору и свободу с помощью привязанности к факту, мысли, точному слову… Последние крупные звёзды растворялись в небе, обретающем силу цветом и светом, они прощались с ночью и обещали через полтора десятка часов снова забрасывать нас загадками… Шли мы резво, и вскоре плато кончилось. Мы уткнулись в отточенные временем скалы. Исхода, казалось, не было, но внезапно из тонкой расщелины между двух гор наотмашь ударило Солнце – указало путь! – трио устремилось к нему. На! Бей нас, свет! Хлещи, ещё! Ради света мы согласны на всё… Левой! Левой!.. Но через минуту светило неожиданно спряталось за поворотом, и лишь угадывалось где-то там… или там?.. Но мы, однако, не паникёры, мы разведчики. Тупики – это наш профиль, мы обязательно найдём свет! И суть нашей профессии состоит в том, чтобы любить его и искать… Правильно! – задрожало корявое деревце можжевельника, сросшееся со скалой, – идите туда!.. – и махнуло нам на распутье одной из веток… О, благодарю! – тонко раззвенелся Поэт. О, благодарррю! – звонко прорычал Знаменосец, а я преклонил перед деревцем колено, на мгновенье замер, чтобы перевести дух, и бросился догонять своих.

Скалы над головой теперь практически сходились, иногда даже цепляли знамя, видимо, пытались коснуться чуда, но Знаменосец, чуть опустив его – не униженно, не до земли! – шёл с ним наперевес временной мгле. Хотя, воскликнем, какое это унижение – поклониться Земле?!.. Вскоре минуты тревоги были далеко позади, скалы расступились, мы выкатились в основание широкой долины человеческой жизни… Солнце набрало силу и как прежде указывало путь, тут и там овеществлялись во времени наши далёкие предки. Нам предстояло идти вниз, пока вниз… так как искусство лавирует между высоким и низким, что можно, почесавшись, назвать его целью: низкое – поднимать… Ничего, ничего, это лишь начало первого круга, проба пера, и пока нам – вниз, но скоро будет подъём, потом ещё много, много раз так: «вверхвнизвверхвниз»… Можно сказать, неизбывно. Левой! Левой!.. Вот от стоянки древнего человека отделяется точка, она растёт, увеличивается… Да это же наш собрат! Он бросил свои каменные откровения и теперь идёт рядом с нами. Привет, брат! Привет… Новичок быстро осваивает наш язык – язык творцов, сразу начинает дискутировать, восклицать, спорить, горячиться, стараясь больше кричать, давать волю страстям. Не осуждай его, читатель! Это болезнь всякого первопроходца – пионера: есть много, что сказать, но неизвестно, как…

Материя первична, однако она начинает думать не сразу: сначала – сверкает глазами, подкипает, норовит уйти в свисток, в сигнал. И только позже, после спада адреналиновой атаки, плоть являет мысль – мысль о красоте, любви, о счастье… Это, в своей протяжённости, есть путь, есть направление, и отряд идёт вслед за Солнцем. Согласно внутренней логике, мы сначала чуть отдаляемся от нашего плато, незаметно катимся вниз, но потом неодолимая сила, дух противоречия, зовёт нас двигаться вверх. К нашему крохотному отряду присоединяются новые бойцы, и каждый несёт свой артефакт, которым он прежде выразился по частному поводу, чтобы в итоге созидать общее… Левой! Левой!.. Впрочем, на узких тропинках сущего, порой осмеянные его фанатиками – рабами, мы не всегда идём в ногу, часто сбиваемся со счёта… Но лира в руках поэтического гения воз-вращает нас к ясности задачи, мы молча печатаем шаг, чтобы через минуту снова рассыпаться междометиями и азартом.

Очень жаль, что никто не узнает настоящих имён первопроходцев. Это должен был запротоколировать я, но, к сожалению, взял с собой, не подумав, лишь один блокнот, и поэтому из экономии оставил от имён только первые буквы: А, Б, В, Г, Д… и так далее. Однако, эти тени имён можно назвать коренными: позже из них составится азбука, она родит слова, те – предложения и мысли… Уже немало! – тогда думал я, больше увлекаясь обстоятельствами, чем персоналиями… Когда Солнце замерло в зените, отряд устроил короткий привал: как-то перекусили, утоляя плоть больше дружеским общением, бесконечными вопросами – ответами, подразумевающими новые вопросы. Заходимся, бывает, гомоним! Но Поэту не сидится, он дразнит лирой Знаменосца – тот резко вскакивает, одушевляет уснувшее было знамя, увлекая всех за собой… Мы снова догоняем свет, но вряд ли догоним сегодня: первый блин и у художника бывает комом, вот почему он не отдаёт его даже знакомым, поскольку дарит миру только хорошее, оставляя худшее в себе. Есть такой индейский обычай «потлач», когда богатый делится с бедным своим имуществом – это про нас… Шаг за шагом, тысячи шагов, вёрсты, мили, километры, короткие остановки, споры и так – по кругу… Левой! Левой!.. – гордо звенит серебряная лира, красное знамя возбуждает, небо слепит чистотой, наша кровь кипит, глаза горят! Сердца взламывают двери вдохновения! Творческое сознание купается в потоках образов – видений – мнений – впечатлений…

Поднимаясь по спирали, отряд возвращается на плато, «по ходу» он обнаруживает в островерхой крепостной стене новые лазейки, которые пригодятся в другой раз… Но не в этот!.. Потому что, слишком доверившись эйфории, в горном цирке, уже наверху, мы неожиданно попадаем в природный лабиринт где-то на западной стороне… Чёрт бы побрал этот Запад со всеми его проблемами! Вы случайно не знаете: где он, с таким глупым упорством, их находит?.. Заявляет, что – авангард и постоянно попадает впросак, поедая своих же вассалов… Периоды света на Западе чередуются с эпохами тьмы, средневековье встречается здесь раз в столетие, если не чаще… И бузит Запад, и торгует моралью, и вдохновляет, и огорчает… А наш отряд – ловлю я себя на мысли – похож на этот проклятый Запад с его пороками и достижениями… Мир живёт где-то посередине, чуть ближе к серости – что же и ты, брат – художник, не угомонишься?! Что ты требуешь от слабых, от мира, почему он хронически тебя не устраивает?.. Вот и броди теперь между каменных парусов – ищи выход. Отряд разбивается на группы и, перекрикиваясь, рыщет путь к свету, на простор. Хотя, что его искать?.. Вон он вверху… видишь, сколько! Мегатонны, мегаджоули, но как их достать, если крылья у творца, чаще всего, обретают действительно подъёмную силу лишь на мгновение – ах!.. И ты поймай ещё восходящие потоки, вцепись в мысль, схвати за гриву туман общих размышлений и держись, держись, не обжигая пальцев, за взмывающий в небо, кипяток свободы…

В другой раз, но не в этот!.. – сокрушённо даёт щелчок струнам лиры Поэт… Но не в этот! – бьёт древком по земле, целясь себе по пальцам, дрожащий от гнева Знаменосец… Я тоже хочу сломать своё золотое перо, но предусмотрительность берёт верх над позой. У тебя, что, этих самых перьев – вагон! Одно… да и то неизвестно – золотое или позолоченное… Береги то, что есть, и слушай! Неожиданно из-за скал раздаётся зов: э-э-эй, сю-ю-юда-а… э-э-эврика-а-а! Мы, сломя голову, несёмся на крик, на вопль, на спасительную силу слова… Отряд собирается у выхода из лабиринта. Демиурги взволнованы, испуганы и… бесстрашны в своём упрямстве «не бояться страха». Они готовы идти за Солнцем, но неожиданно свинцовые, как будни, тучи сглатывают его, не подавившись. Отряд – полтора десятка эстетических сирот, полтора десятка разномастных братьев – топчется на месте. Мне они – почему-то, неужели, по аналогии с тем же Западом! – напоминают забродившее варенье, и, экономя на именах, тем не менее, я трачу несколько квадратных сантиметров вечности на короткую заметку. Варенье… сладкая метафора избытка сахара… Кислая реакция на комфорт – тепло… формотворчество, застой, брожение… смерть? Нет… свежий воздух, холод, голод, озон, вверх, жизнь!.. Один бит информации.

Спасает трагическую ситуацию, как и всегда, дух – Спиридонов! – от латинского «spiritus». Он организует на цирковой арене – нашем плато – праздничное шествие по кругу, чтобы поддержать боевой дух и вернуться хотя бы к точке исхода. Хитрый, чёрт! Мы-то втроём знаем больше остальных, поэтому идём на маленький подлог, дабы вдохновить абреков. Запевай! Как прекрасен этот мир, посмотри… Левой! Левой!.. Уже «на месте» новобранцы под руководством Поэта пристраивают своё наследие в зыбкое основание «предчувствия» фундамента. Пока суд да дело, я ставлю перед бойцами задачу на завтра, на века и тысячелетия: вперёд! Знаменосец принимает торжественную присягу на верность гармонии и, вполне по традиции, даёт бойцам поцеловать знамя… Не обходится без импровизаций!.. Однако теперь мы – сила, дееспособная единица, нацеленная в неисчислимость времени… День уходит на покой, щёлкает выключателем, гасит свет. Со звёздами сегодня туго. Значит, достаточно и одной! Кто-то разводит крохотный костёр из обрывков сухого кустарника, из рассеянных повсюду иллюзий… Для орла, парящего в небе, наш костёр – упавшая и догорающая звезда, ему в эту ночь больше не нужно…

Оставив для порядка часового – всё-таки боевая единица! – отряд, так и не доспорив «дневное», падает на горячие камни, чтобы спорить теперь «ночное» с собой. Знаменосец, среди прочих, имеет поблажку: он, крепко сжимая золотыми руками древко, неслышно спит, укрывшись полотнищем. Пусть, он заслужил… ему ещё столько предстоит идти, нести флаг, гордо вскидывать могучую голову! И показывать всем свою крутую бугристую спину!.. Пусть спит… Посреди ночи я просыпаюсь, оправляюсь и замечаю у чуть подсвеченного изнутри основания храма несколько согнувшихся фигур. Это те, кому не спится без звёзд, складывают под свои кирпичи новые откровения, пойманные в воздухе… Мне пока нечего «складывать», и я сплю. Я ловлю во сне, похожем на сказку, ещё более сказочные сны, похожие на бабочек… Утром отряд поднимается с первым Поэтом, с его нестареющей верой. Отряд встаёт с вечно молодой надеждой, с бессмертной решимостью любить жизнь во всех её проявлениях.

И опять наши «вечно правые», отправляясь в погоню за мечтой, не-громко шепчут: левой, левой!.. Мы быстро одолеваем вчерашний отрезок, всё глубже и глубже внедряясь на территорию, временно оккупированную первобытными инстинктами. Вектор нашего движения со стороны похож на спираль, на витую энергично распрямляющуюся пружину… Но пока мы постоянно держим в поле зрения, отовсюду видимый, центр нашей собственной вселенной – горное плато, каменный усечённый конус, гордо взметнувшийся над долинами банального проживания. С его супружеским долгом, с его головной болью о пузе, с его полусонным существованием в качестве гальки рядом со штормящим морем своенравной природы… К концу второго дня на плато возвращается уже три десятка человек, а через неделю – добрая сотня бойцов, добрая сотня творческих беспокойств, добрая сотня строителей миров, песочных замков, добрая сотня провокаторов вдохновения, эстетических кутил, этических выскочек – разбивает у волосяного проекта мечты целый лагерь…

Очертания храма начинают постепенно проясняться, почва вокруг прирастает, обменные процессы стимулируются доброй сотней осипших глоток, доказывающих братьям, что «ты лучше, чем я»! Таким образом, они их вдохновляют в надежде на взаимность, и каждый здесь не прочь вцепиться в соседское вдохновение… А вдруг так и складывалось понятие культуры, где талант рождается от предыдущего таланта, а не родителей: искренним восхищением, приращением добра к добру, к хорошему – лучшего, нечаянными подарками, похищением мельчайших идей, мимо которых прошли, оглохшие от оваций, щедрые на вселенские страсти – и поэтому, порой, невнимательные к мелочам – предшественники… По кругу и вверх! И завтра, и послезавтра! И после – три тысячи ррраз – завтра! То есть, всегда!.. Летописец сорит восклицательными знаками, как медными деньгами в период инфляции!.. Это ему легко даётся. Поэт, не торопясь, сдаёт потомкам тысячи нерастраченных слов, сотни целомудренных рифм. Не то что эти ремесленники, гордящиеся своими злосчастными секретами! Знаменосец в ночи степенно обходит раскидистый отряд и, как тот благодетельный папаша, находит для каждого бойца нужное слово, своевременное предупреждение, верную интонацию, напутствие разведчикам в их фантастических «демо-снах» и метафорических «прото-молитвах»… Для него, фонетически щедрого, как ливень, это уже долг.

Ре-бя-та! Забыл сказать: среди нас появились музы… И хотя, борьба с оккупантами – не женское дело, для них в отряде всегда находится куча дел: стряпать, заливисто хохотать, исцелять, вдохновлять, светить даже чёрной ночью. Заставлять, одним фактом своего существования, верить и видеть любовь! Они ведь с нами, творцами, одной крови… А даровитых среди них сколько! Правда, больше по поэтической, амурной линии… Но, может быть, женщина – во всём комплексе противоречий – это и есть лирика, чистая поэзия, которую, предположим, слишком глубокий смысл только портит, невольно превращая в прозу?.. Вот бы знать, где остановиться! Простите, я о личном: имена теперь приходится обозначать двумя буквами – Аб, Ав, Аг, А… ну и так далее. Но я-то знаю, что скоро изобретут письменность, а вместе с ней и бумагу, папирус. Тогда, возможно, у меня появятся добровольные помощники, не пропускающие ни одного малозначительного явления, поскольку любой творец и его дела, независимо от масштаба или размаха, это уже единица хранения… хотя бы только имени. Поди, разберись – кто конкретно создавал скифские золотые статуэтки, но ведь их пластика как застывшая мысль, косвенно, изменила мир, перевернула представления о природе творчества в его взаимосвязи с культурой… Потому – итожим всех, пишем про всякого и помним о каждом! Как они помнят о нас своими, подчас, не дошедшими «до нас» шедеврами… Только так партизанский отряд может превратиться в полк – в дивизию – в армаду – огромную неисчислимую армию фанатиков грозы, обновления, поэтического урагана, духовного внесмертия.

День плюсуется с ночью, мысль – с делами, проблема – с решением, в сумме образуя века… Века наползают один на другой, превращаясь в тысячелетия, либо эпохи… Мы отрываем от – проклятого и священного! – «житейского» всё новые творческие единицы: сотни и полки пассинарности. На нас уже, как прежде, не показывают презрительно пальцами, словно на бесящихся с жиру идиотов. Потому что мы бесимся от голода по прекрасному, умному, одушевлённому… Мы сходим с ума по красоте, гармонии, аскетизму… Более того, нас ставят в пример, за нами чаще следуют колеблющиеся, сочувствующие, просто разуверившиеся в ортодоксальных основаниях мира. И вот ещё новость: нас уже боятся… Власть и религия – оплоты животности. Враг-то не дремлет! Набрали силу воинственные вожди, процветает рабство. Их поддерживают культы пожирания времени в поклонах, в повторениях прокисших истин, колосятся школы подготовки к покорности, несправедливости, насилию… Бурлят сомнительные дрожжи товарообмена, государственного права, справедливых?!.. войн, захвата новых территорий властной дури, распространения жадности как признака цивилизации. Параллельно поиску культурой ёмких принципов общежития, разведки искусством высокой эстетики, как основы этики и морали, все эти «тёмные силы» проповедуют своё – низкое. Такое как: отобрать, завоевать, покорить, опустить, лишить свободы и жизни…

Но мы не сдаёмся!.. Каждый день наши отряды и полки разбегаются по планете. Они возвращаются, когда – налегке, когда – окружённые галдящими эстетизмы новобранцами творческого разума… Чтобы не таскать с собой обозы и «тыловиков», наша армия оставляет на плато внушительные силы строителей, зодчих, а также муз, охрану, тонких лириков, фанатично возделывающих делянки будущего Сада идей. Скоро почвы вокруг Алтаря будет достаточно, чтобы семена могли пробить упрямыми ростками её тёплую чернозёмную ночь, выйти на свет – деревом – плодом – семенем – ростком – и далее по кругу!.. Позже плато, на котором всем не поместиться, пускает на расстоянии нескольких километров от себя свои ростки – города, посёлки мастеров… В этой ситуации, много народу работает теперь в стороне от Алтаря, обеспечивая самой идее «возможность быть», ибо враг не дремлет! – и значит, нужны новые линии обороны от животных инстинктов. Враг усиливается поколениями, он – миллионголовый! – разрастается вширь, умножается делением, но его сила, в итоге, становится нашей… Я давно заметил, что чем больше ярость ревущего в человеке зверя, тем больше перебежчиков у нашего приюта мечты. И значит, мы уничтожим зло изнутри, примем его в себя, но не умножим, а переварим, нейтрализуем, или сделаем вакцину от глупости: отравим весь мир идеей совершенства. Мы переварим плохое в хорошее, преобразуем слабость в силу, уныние – в оптимизм, свет, любовь. В творческий гений, который, братья, есть в каждом! Однако, каждый ли находит в себе клочок почвы, чтобы его взрастить, беречь, поливать, хранить чуть позже плоды?..

Поэтому творец и зовёт всех за собой, к себе! Люди, вот ваш чернозём! – это величие человеческого духа, прирастающего поколениями лучшего, это Армия грозы, ждущая подкрепления от каждого!.. Глотки уже осипли, оттого Поэт сейчас говорит сухо, только самое необходимое. На войне не до томных чувств с их паузами… вздохами… намёками на подтекст… Самовыражайся кратко. По делу. О главном! Следуй мысли, идее, ясным целям, первая из которых – Солнце, и далее: свет, любовь, вера в никогда не заходящее вдохновение… Я оброс последователями. Теперь десятки бойких на перо ребят пишут историю нового времени. Они освобождают мне минуты и часы для анализа, интимной распевности, игр в прятки с Луной… Знаменосец обзавёлся особой формой: потрясающе красивым, расшитым золотом, камзолом творца. Отныне он – Главнокомандующий Армией и Знаменосец, по совместительству, – за что получает две ставки творческого безумия и вечернюю премию хмельного вдохновения… Века добавили ему мудрости, но не убавили воинственности: в перерывах между походами он пишет «оды радости». Разобрать их толком никто не может, потому что Спиридонов придумал какой-то свой неведомый, инопланетный язык. В нём прямо-таки вповалку идут согласные: вбкшштррпссртрсррр!.. фргтсмррщнбнннн!.. влкпгдшстмссс!.. а потом разбойничают одни только гласные: е-а-й-й-й-ё-у-а-о-э-я-и-и-ю!.. Свои вирши он читает ветру, а когда чуть утихомирится – новобранцам у ночных костров. Он ревёт, то тут, то там, пожирает глазами недоумённые взгляды своих даровитых, но не столь радикальных коллег… У них своя беда: они хотят быть понятыми, а ему это «ни к чему», поскольку он – вперёдсмотрящий, загодядумающий, он – накончикевзглядаплывущий, звёздамиветрулишьподчиняющийся…

Спиритус – это дух… по крайней мере, в одном из многих значений, вложенных в это слово. Дух никогда не устаёт, не требует дублёров, заместителей, подпорок или костылей, ибо он сам опора в качестве крыльев. Дух вечен, как многоликая Вселенная, он заводится всюду, где начинается жизнь, он её следствие – не причина. Дух рассеян во всех, он пополняется всеми и поэтому – многолик, вездесущ, бесподобен. Дух из каждого берёт неповторимое частное, которое можно приплюсовать к общему. Дух – это все мы – наши надежды, чаяния, слёзы, жажда гармонии, любви, но без дополнительности плотского, инстинктивного, унижающе низкого… И поэтому дух невесомо высок, он уходит, едва взмахивая крыльями, резко вверх!.. в бесконечность небес, как загадка числа «пи»… Вот почему творчество – это форма выздоровления души, способ избавить её от тяжёлой бурлацкой лямки для всякого разуверившегося в насущном.

После Эллады, её фантастического взлёта, все строители Алтаря, презрев прозвища, обретают имена. К примеру – Эсхил, Критий и так далее. Каждое утро я сверяю списки, радуюсь их бесконечности… Поэт создал сводный оркестр из десятков маленьких оркестриков, которые сопровождают наши летучие отряды. Кстати, кроме имён, теперь у нас появились обобщающие – но отнюдь не бюрократические! – должности: Скульптор, Драматург, Зодчий… Среди прочих выделился Музыкант, он помогает Поэту управлять своенравной лирой. Знаменосец возглавляет только Ударную армию, остальные обзавелись собственными знаменосцами и копиями знамени Победы, вернее – небольшими такими штандартами. Что поделаешь, движение человечества вперёд рождало в искусстве и культуре новые формы самовыражения. И каждая такая форма, для сбора сторонников, требовала выделения в отдельную боевую группу. Как старожил я на это смотрю философски: расширение и усложнение «общего» требует измельчания «частного», которому подавай тонкачество, снобизм, нюансы, клановые хитрости, закрытость. Однако, согласитесь, что это усложнение, при нашей бытовой элементарности, подстёгивает художника на своеобразную конкуренцию «хорошего», на изощрение духа. Вот мы и создаём миры, чтобы иметь право на собственный кирпичик нетленного, чтобы стать заметным, нужным, или хотя бы неповторимым…

На условной границе «до новой» и «новой» эры перед строителями Алтаря встала проблема отбора, а это признак зрелости. Ну что ж… увы… ура!.. – реплики на ваш выбор. Впрочем, без дел никто не остаётся: любая человеческая жизнь, добавленная к добру, счастью, гармонии, – это наш капитал, наше достояние… Быть почвой в Саду идей, дать старт череде продуктивных поколений, унаследовать будущему радость – разве мало?.. Если все первостроители имели право на собственный кирпичик, как итог своей вдохновенной жизни, – ведь тогда их не хватало! – то дальнейшее расслоение в среде творцов на «средних», «высоких» и «гениальных» остро поставили вопрос: кому – что?! Поэтому пришлось ввести понятие связки, «раствора» – тонкого серебряного шва между фрагментами вечного с именами строителей. Кроме того, фасад любого, уважающего себя культового сооружения немыслим без скульптур, иначе говоря, без фигур особо выделенных титанов. Гомер, Пифагор, Фидий, Платон, Аристотель и – почему бы, нет! – Конфуций, Лао-Цзы… Или вот ещё пример новаций в области «архитектурных излишеств»: Иктин и Калликрат – творцы Парфенона – сделали над главным входом в здание Алтаря уменьшенную копию скульптурного фронтона своего шедевра на Акрополе… Ну, не бесы!

Таким образом, с их подачи, каждая эпоха стала добавлять к общей идее себя, что, хотя и вносило элемент эклектики – смешения стилей – в архитектонику храма, но оставляло на его лице неповторимые поцелуи времени… Конечно, если бы спросили меня, то я без колебаний рекомендовал бы на должность Главного архитектора – Гауди. Причём, сразу, с самого начала! Но всё складывалось, как складывалось: менялись вкусы, пристрастия, точные очертания прекрасного… Уже в раннее средневековье скальный гребень вокруг плато был практически разобран на строительство городов внизу. Однако по сторонам света оставили четыре живописные скалы со смотровыми площадками… Ночью на них горели сигнальные костры, видимые из всех концов нашего мира, а днём любопытствующие могли увидеть его во всём разнообразии, от горизонта до горизонта… Каждый день строители Алтаря несли наверх по горстке почвы и зримые отпечатки духа – кирпичики, а вниз отправляли камни для обустройства комфорта тела. Одним словом, лишаясь остроты, наше горное плато всё больше округлялось, переставало походить на крепость, напоминая теперь со стороны огромный зелёный холм, с гордо вознёсшимся на самом верху каменным пальцем – нашей стройкой. Эта громада манила к себе, звала, являлась точкой смены дат. От холма и до окоёма местность вокруг представляла собой лоскутное одеяло, расшитое полянами, лесками, сада-ми, речками, прудами, селеньями и крохотными городками, каждый из которых был обвенчан с определённым творческим направлением.

Рядом с храмом на этом этапе по весне буйно расцветал Сад идей, и ближе к осени каждый мог сорвать в этом саду свой персональный плод с любого из деревьев познания. Где-то в это же время в облике Храма стали отчётливее звучать восточные мотивы: поднималась Византия, мотались на качелях цивилизации Центральной Америки, Индии, Китая. Конечно, как и везде, на творческие дерзания человека здесь толкала власть насущного и культы несуществующего. Они, по крайней мере, обеспечивали его руки работой, наполняли желудок пищей, но вот голова у истинного творца всегда принадлежала только ему, времени и, обобщённо, – всем. Поэтому, параллельно несколько униженному лакейству, в художнике и тут росло сопротивление скуке обычного проживания, а диссиденты конечно попа-дали к нам. Замечу, что Восток приращивал духовность всё-таки больше оригинальными ремесленниками, людьми процесса, чем фанатами идеи, результата. Но его вклад в общее дело создания – на основе «племенных культур» – общечеловеческой культуры трудно переоценить. К примеру, шедевры того же Антонио Гауди вобрали самые высокие проявления всего мирового творческого гения – они из него вышли, ибо каждый творец распят на кресте исторических меридианов и параллелей.

После движения на восток, метафорическое восприятие действительности в обществе, отчасти, потеряло актуальность… Власть над умами народа захватили ушлые рассказчики нравоучительных сказок с мутным концом. В так называемые «средние века» по миру стали бродить волны междоусобиц, жестокости, нахождения новых пропорций между плебеями, властью, религией и, сосредоточенным на идеальном, творцом. Ну а мы, в это занятное время, помаленьку обновлялись, строили храм. Да, крупных фигур среди пополнения было немного, но и вырождением не пахло. Что тут скрывать: крупный художник – это питомец «большого заказа», определённой творческой атмосферы, эпохи, он возникает, когда в нём есть нужда. Нет спроса – нет предложения, и потенциальный титан занимается от скуки собой. Но так было всегда: нельзя создавать нечто гениальное, которое никому не нужно… Творец, живя в стороне от проблем человека, самим человеком как данность не воспринимается, поэтому нас всегда заботило общество, иное дело, что творец с очень большими перерывами заботил общество. Так и говорили шуту: без тебя забот полон рот! Отчего забот не становилось меньше… Но он всё едино вёл борьбу, как в эпохи реакции, так и в периоды относительного гуманизма. И особо не доверяйте учебникам истории – в них, увы, как в тех же евангелиях, масса неточностей, пристрастности, дезинформации. Просто, с хорошим прошлым, как и со светлым будущим, – легче жить, а что там было реально – уже не так важно, когда ты сыт, а голова пьяна… от самообмана.

Наши походы продолжались, но поскольку они становились всё более продолжительными и дальними, ходить в них мы стали реже, возможно, так запасаясь жирком… В перерывах между вспышками пассионарности Поэт – от отчаяния что ли! – увлёкся идеей некого прекраснодушного государства особо выделенных людей. Он писал загадочные поэмы о затомисах, которые позже всплыли в светлой голове Даниила Андреева. Я с ним часто спорил, отрицая кастовый метод, доказывая, что высокий интеллект – заложенный эмбрионом в каждом! – вовсе не будет нуждаться в стороннем управлении. Иное дело, жизнь тела: производство, досуг, сельское хозяйство, жилищный, социальный комплекс – тут без грамотного менеджмента не обойтись… Но им, по здравому рассуждению, вовсе не нужна та или иная пирамида, по граням которой бегают электрические, взаимоисключающие импульсы целей и средств, желаний и поступков… Поэт крыл мои доводы витиеватой иносказательностью, я легко бил его карты мелкими козырями логики, металлической тяжестью статистики… Знаменосец над нами смеялся: сотни прекрасных идей на его веку пышно цвели, но вот до плодов дело не дошло!.. А потом вдруг бросал всех, уходил к какому-нибудь недвижному озерцу и рисовал прутиком на его поверхности фантастические картины жизни будущего, избавленного от дури. Теперь уже мы с Поэтом подтрунивали над ним, ведь, каким бы благостным не было будущее, художник непременно найдёт способ обнаружить в нём дурь, как господствующую тенденцию всякого покоя…

Века продолжали своё победное шествие. За ними, то бежали, то ковыляли мы – Армия поиска ответов на ещё не заданные вопросы. Внезапно Европейский континент будто стряхнул оцепенение, наши тоже зашевелились – это тропическим муссоном всех накрыло Возрождение… Три сотни лет пролетели, как падающие звёзды, так что даже свист был не в силах зацепиться за уши. Алтарь человеческого духа в эти боевые годы серьёзно подрос. Называют разные цифры, но остановимся на десяти процентах… Причём, дадим их не за совокупность дел, а лишь за тот факт, что звание «художник» в эти годы перестало принадлежать одной исключительности, оно превратилось в очередную профессию, обслуживающую человеческие заблуждения… Враг-то не дремлет!.. Враг ищет любые способы оттянуть светлый миг очеловечивания, он прячется за высоким забором низкого, старается быть незаметным для пристрастного взгляда творца. Но мы не унываем, наши фаланги бойко расползаются по планете, как гигантские гусеницы, для вербовки добровольных наёмников света… Тем временем, освободительные и захватнические заварушки, повсюду, – становятся всё масштабнее и злее. По свету бродят призраки революций, колониальных разбоев, ещё горят костры инквизиции. Наши ряды в эти злые годы стали пополняться не только людьми искусства. Эпоха просвещения добавила от себя немало учёных, гуманитариев, житейских мудрецов, чудаков. Тех, кого можно назвать интеллектуалами, тех, кто не желал мириться с диктатурой звериного, с разросшимся до размеров цели жизни материальным…

Удивительно, но идеализм – желтолицый торговец ответами – если разобраться, совершенно игнорирует идеальное. И пусть никого не вводит в заблуждение та вопиющая липа, которую он проповедует по юдоли… На самом деле, его цель: не торжество высокого духа, а придание законности диктатуре предмета, серости, безволия, потребления, закамуфлированные нравоучительными баснями. И напротив, умный, взвешенный материализм – юный генератор вопросов – ищет любую возможность, чтобы вознести дух, усовершенствовать сознание, прививать повсюду гуманность, творческий подход к жизни, истинное братство, свободное от худших видовых заблуждений человека. Это понимают даже те, кто ещё кланяется небесам, кто не в силах пока выдавить из себя раба… Они интуитивно тянутся к нам – материалистам с культом идеального, потому что те, кто живёт под дымовой завесой бога, ещё стремятся больше сожрать, присвоить, упорно пытаются испортить жизнь городам, сёлам, странам, целым континентам. Как только где-то вспыхивает пожар очередной беды – туда сразу устремляется наша Ударная армия. Из первоапостольской, в кавычках, троицы её порой возглавляет один только Знаменосец, так как мы с Поэтом выбираем, на этот момент, для вдохновения менее значимый очаг дури. Хотя, как можно извне решить: у кого внутри «болит больнее»?!

Так или иначе, наш Алтарь растёт, обзаводится сводами, крышей, шпилями, башнями, но это не финиш, поскольку вновь прибывшие кирпичики духа уходят в основание храма, и он растёт «из под земли», как гриб… Кроме этого – то тут, то там – на фасадах появляются новые фигуры титанов, барельефы гениев, лепной декор, панно пионеров направлений в музыке, литературе, живописи, скульптуре, зодчестве, общественной мысли и так далее. Мне в качестве Летописца очень хотелось бы назвать всех, кто в самые реакционные годы, жесточайшие эпохи, немилосердные времена создавали понятие «человеческого духа – души». Однако, в рамках данного краткого отчёта это невозможно. Факт делает сказку былью, но в ней уже почти нет мечты… и поэтому не стоит унижать прекрасный вымысел симпатичной достоверностью. Ибо правдой сказка становится тогда, когда читающий её, перестаёт обращать внимание на текст и дописывает неясные места, либо спорные моменты, личной, дёргающей сердце версией развития событий, именами собственными, вырезанными, как на дереве, на складках мозга ножом потрясения от встречи с новым чудом, со следующим культурным феноменом. Хотя они, так или иначе, известны всем, и поэтому для счастья мы пользуемся одним списком…

В разгар эпохи Возрождения, и далее, по поводу прибытия к Алтарю значительной фигуры или «необсуждаемого» шедевра, мы стали организовывать «праздники встречи». Так, Боттичелли устроил пышный карнавал, прибытие «Дон Кихота» ознаменовалось потешным рыцарским турниром и битвой с мельницами времени. Шуберт соблазнил всех творцов попеть пару часиков хором… это было так внушительно – особенно в финале! – что вызвало грозу и ливень. Байрон умудрился превратить свой праздник в великосветский приём, где половина была шутами, половина – королями, с безразмерным, закрученным в спираль столом, осыпанным изысканными яствами. Встречу гениального «Дневника обольстителя» Кьеркегора мы неожиданно превратили в стыдливую оргию на манер восточно-славянской ночи на Ивана Купала: вино, костры, купание в чёрной таинственной воде, блуд… Достоевскому в голову пришла идея организовать факельное шествие, окрашенное минором, – так он в оптимистическом творческом сознании выделил печаль оттого, что красота ещё не спасла мир. Вагнер где-то отыскал валькирий, и они вдохновенно носились в багровом закатном небе, будто кровавые предвестники социальных трагедий двадцатого века. Враг-то не дремлет! Поэтому, Бернард Шоу провёл фестиваль юмора и сатиры, да такой сумасшедший, что иных нетленных потом пришлось долго откачивать. Рождение «Герники» побудило всех демиургов, однажды первого апреля, взяться за написание коллективного полотна в несколько сотен квадратных метров. А Параджанов затеял «День открытых дверей» своего сердца и дал каждому желающему возможность прикоснуться к его личной уникальной методике создания прекрасного…

Вот я и спрашиваю тебя, художник, почему твой праздник одинок, почему он не выходит за границы творческих резерваций? Почему ты обособлен в своём прекрасном «далёко», почему ты не разделишь с человеком его нелёгкую участь по обретению счастья?.. Молчит, но за него отвечает эхо: везде, где я – праздник, но, где я буду завтра, мне неизвестно, потому что я постоянно нахожусь в процессе поиска праздника… И оттого я – праздник, но не народное гулянье, я не могу прийти вот так запросто в дом к каждому. Если я пишу, то где уверенность, что хозяин умеет читать? Или, скажем, я рисую, а хозяин этот слеп, или же глух к музыке… Поэтому, будь добр, человек, сам раскрывай глаза и уши, сам иди в гости ко мне, ты не разочаруешься! Но только так: ты ко мне, ибо я сам хлебосольный хозяин и за моими плечами уже тысячелетия условного одиночества, истосковавшегося по гостям… По шумной компании, по смешливым, умным, чутким к добру, склонным к экспромту гостям, одновременно, чуждым взять от этой жизни всё, не оставив ей ничего, кроме заросшего бурьяном могильного холмика… О-о-о, докричался: к нам косяком валят новенькие. Братья, да не толкайте вы меня в спину! Места всем хватит, ибо высокие просторы духовного необъятны, как звёздная ночь. Они добавляют к привычным трём измерениям – ось четвёртую, бесконечную, временну’ю, где все достижения суммируются, где каждый работает для всех, а они расплачиваются с ним, единственно улыбкой, сиянием чистых глаз, истовостью сжигания себя на костре вдохновения.

Левой! Левой!.. В двадцатом веке Поэту помогает Маяковский. Он бросил «ту жизнь» от досады: родился на перекате, любил «не то», пригодился «не тем», поздно осознал, что социальные факторы похожи на маятник часов, «на него же» похожий, который не толкает время вперёд, а лишь его взбивает… Да, часовая стрелка бежит, её обгоняет минутная и стремительная секундная, но по-настоящему гонит время вперёд лишь творец – он-то ко всему добавляет себя и невольно подталкивает сзади старших братьев, стоящих в очереди на крик… Левой! Левой!.. Знаменосцу «пролетарский поэт» пришёлся по душе, он давно не встречал кого-то себе равновеликого. Все эти чёртовы гении и титаны горазды только шедевры ваять, а ты вот получи удовольствие от общения с Солнцем, ветром или даже – с головной болью, случившейся утром после вечернего пира… Слабо!.. А эти два отморозка – могут. Мы смеёмся над ними с «просто» Поэтом. Вновь вспыхивает забористый диспут о соотношении формы и содержания. Мы бьёмся двое на двое, это без учёта того, что за спиной каждого из нас прячутся, словно бы крылья, цепочки невидимых в фас дарителей, вдохновителей, ночных терзателей с их быстро портящимися вечными истинами… Левой! Левой!.. Но ведь это слишком просто «бить левой», если нет правых… Враг-то не дремлет!

Докладываю: после кровавого похмелья от шока Второй мировой войны в нашем стане обозначился упадок… Творцы расползлись по узким норам формотворчества, частного, ибо когда рядом нет правых, то, как на войне, правы все… Жиденько так, натужно, но все! Все – какое отвратительное слово, если его применять с негативной интонацией! И каким замечательным, воздушным, лёгким оно становится, если в него вложить жизненную силу, оптимизм!.. А пока… крупные фигуры измельчали, стали делиться на фигуры мелкие, пешечные, чтобы их количества хватило всем, без учёта категорий качества. Искусство «отскока назад» временно восторжествовало над умением вставать даже после победы, чтобы, презирая сытость, бросать себя в объятия холода, голода, неизвестности, ночи… Среди нас всё больше толкователей, учителей, доработчиков уже пережёванной кем-то духовной пищи… Почему у пигмеев нет поэтов? Потому что они – поэты все, как серые виртуозные топтальщики на месте, люди ритуала и процесса. Что мешает им стать яркими?.. Принятие в качестве нормы негативного оттенка местоимения «все», отсутствие пассионарности, диссидентства в ответ на неудовлетворённость текущим положением дел. И мы становимся похожи на замечательных таких людей – пигмеев. Мы озабочены бегом на месте, мы не спорим с богом, со старыми истлевшими истинами. Мы пляшем вокруг ритуальных костров вторичного, собранными из жутко дымящего сухого навоза. Не горим, не тлеем… Пребываем. Обюрокрачиваемся. Зевая, делим первые места… Считаем резоны, сводим дебет и кредит… Смотрим в рот власти, барышу, профессиональным костоломам, кровососущим душеедам, гадливым медиумам вчерашних истин, пропагандистам обжорства – от духовного до материального.

Я злюсь, Поэт злится, Знаменосец, играя в нарды с Маяковским, тоже злится. Пузыри бегают по болоту, взрываются, распространяя неприятное зловоние. Без спички нам не вспыхнуть… И вдруг, в конце двадцатого века, в наш стан, на каникулы, с навязчивой идеей сексуальной революции является Александр Бард – легендарный солист «Армии любовников». Шут, лицедей, фат, клоун, человек сомнительных половых пристрастий, любитель стоять рядом с женщинами на своей больной голове. Это спичка?.. Он без всякой цели, подчиняясь единственно сбрендившему своенравию, затевает вокруг Алтаря бесовской марш протеста со своим куцым красным флажком. Зачем тебе красное, приятель, если ты проповедуешь голубое, если свобода, которой ты кладёшь поклоны, совершенно безответственна? Провокатор хорош, когда после его выходки, у самого провокатора, как у художника, на балансе остаются оргвыводы, когда шоу, в итоге, он превращает в пир самоанализа, вопросов без ответов, вдохновляющих тем не менее думать… Шутовство за деньги, не по внутренней потребности, заставляет совершенствовать только искусство костюма, чаще менять перья на прыщавой заднице, маски и полусонно ждать следующего, лоснящегося жирком творческого бзика… Незаметно рядом с обществом образовалась огромная самодостаточная страна со слабым импортом материального и сильным экспортом, очень условного говоря, духовного товара…

Начало третьего тысячелетия творец встречает с двойным подбородком, с рыбьим сердцем, уже не доказывающим, что параллельные линии просто человека и художника – пересекаются! Закон сохранения и усиления творческой энергии забыт, как слишком обязывающий, высокие клятвы гармонии преданы, как «неактуальные». Перед нами теперь делец, презирающий упрямый поиск счастья для всех, забывающий, что его призвание: быть острым ножом протеста, лучом света, вонзающимся в толпу, слепо бредущую к гибели… Пока он на сцене, я согласен, ощущается некоторое облегчение. Но как только смолкает последний аккорд, прячется за пазуху финальная гримаса и шоу заканчивается, пипл, склонив главы’, возвращается к своим пустяковым проблемам, а шут в одиночку давится чёрной икрой на золотом очке… Разве это путь! Разве об этом мечтали мы, Поэт, когда «мутили» возведение Алтаря? Крупные фигуры прошлого, чуть помельче и титаны теперь стесняются смотреть друг другу в глаза, они словно окаменели в режущей глаз задумчивости. Они боятся взглянуть со своих розовых небес на грешную голубую землю, где их опьянённые ядами чада выплясывают перед толпой. Они, любя их, сурово презирают, с собою вкупе, ибо настоящий художник – это, прежде всего, горящая совесть. И не надо спорить, иначе будете выглядеть глупо!.. Л-е-в-о-й… л-е-в-о-й-й-й… кто т-а-а-аммм… – через зевок-а-ах-ха-а-а!.. – шага-а-ает… п-р-а-в-о-й… Ещё секунда, и я усну, он, она – вы уснёте, и это в то время, когда враг не дррремлет… Стоп, машина! Не пора ли сбросить с себя тоску, уныние от болезнетворного обслуживания и разукрупнения?!..

Проснись, Знаменосец!.. Этот Бард не так уж плох со своим красным флажком – он, своего рода, добрая пародия на тебя, он показывает нашу перспективу завтра, если мы не протрезвеем сегодня. Дайте-ка фанфары!.. Ту-ту-ту-ду-у-у… ту-ту-ду-ду-у-у… ту-ду-ту-ду-у-у… Начало жизни – никакое. Зародыш нового мира – ничей… Эволюция – в проекте… Культура и цивилизация – состоят пока только их атомов воздуха, поскольку «всему» не хватает мысли, сильного позыва, сигнала, чтобы начаться, забродить, взойти… Но Алтарь – наша надежда на лучшее – стоит! Он в частях как прежде доводится до ума строителями – высотниками и отделочниками… Не все просто знают, что культура, искусство тоже могут незаметно для себя деградировать, если перестанут идти за Солнцем. Значит, и нам пора в путь, хотя бы во имя вот этой горстки работающих, во имя спасения Армии творческих хулиганов… Пусть они откроют глаза, очнутся, снова без стыда смотрят друг на друга: мы жили, мы работали, и этот каменный монумент – доказательство нашего присутствия в человеке. А ещё галереи, библиотеки, театры, архитектурные шедевры, целые кладовые знаний о способности ветра подсказывать выход из лю!бой критической ситуации. Кукольная репетиция шествия в рай состоялась, Бард сделал своё дело, он нас по-хорошему разозлил и завёл… Что скажешь, Поэт?!

Вперёд!.. Несколько тонких ручейков бойцов, состоящих из противоречивых позывов, встречных чувств и первородных страхов, устремились с нашего холма вниз в бесконечность восьмёрки, положенной набок. Сквозь эпохи, первобытность, пытки за веру, королевские охоты и опыты по извлечению золота из дерьма… Через слепые классы школ сумеречного сознания, светящиеся мастерские по производству улыбок, через пустыни корысти и оазисы добрых перемен… Посреди хуторов, чуть утонувших в эпическом разоре, и мегаполисов, подхвативших диарейную суету, среди выспренних чудес света и подлинных чудес самоопределения. Вот закольцовано, ибо повторение – мать учения, к ним присоединяются молочные братья из палеолита, бронзового века, Египта, Ассирии, из широких донских степей, богатых на парадоксы. После этого ручьи становятся похожи на небольшие горные речушки: одна, другая, третья… далее – их десятки. Речушки вбирают в себя всё лучшее, что характеризует человека «как человека», превращаясь в реки. Эти реки в долинах большей определённости становятся плавными, они двигаются внутри себя новыми накатывающими поколениями, закручиваясь в спираль, огибая нашу родину, – «храмовую гору». Каждая минута, растущая из веков, – добавляет шествию осмысленности, ясности, оптимизма! Каждая боевая единица нашей творческой Армии – представляет собой грозную силу в битве с животной скукой, и она может быть всесильной, при условии общей, национализированной разумом цели… Враг-то не дремлет! Вон его сколько… Но уже после Эллады от него в наши реки вливаются небольшие и настырные речки сомневающихся в первенстве полного брюха над духовно голодным сознанием. Творцы прирастают единомышленниками, которые тоже хотят участвовать в погоне за Солнцем!.. Хотят разделить с нами невыносимо сладкий труд по разысканию высокого в болотистых низинах.

Широкой полосой впереди нашей Армии – реки идёт волна сводных оркестров. Играя разное, все они, тем не менее, не забывают отбивать единый ритм. Левой!.. Левой!.. И Александр Бард – шалун, провокатор! – забыв про бабло, тоже шагает с нами на правом фланге, но – левой!.. Мы пересекаем широты и материки, мы проходим страны – города, увлекая за собой уже и массу бывших обывателей, ведь скучно, когда просто!.. А вот с нами тебе «просто» никогда не будет, ибо постоянно становится «хорошо» только в случае замеса характера, воли и души на «непростом». Правда, Владимир Владимирович?! Трибун в ответ молчит, смотрит с улыбкой на свои облака в штанах или… в узорах инея, в искрах смеха… Эй, Сашка, запевай! Но только слова поменяй в известном гимне: пусть будет не «sexual revolution», а «creation revolution». Пусть революция будет творческой! Давай жми!.. Секс – это слишком просто для цели, и поэтому – до обидного недолго по времени… Гей, славяне, подхватывай! Но эти лужёные морозоустойчивые глотки вопят своё: …как прекрррасен этот мир посмотррри-и-и!.. Согласен, и все согласны, но не все ещё с нами, не для всех мир ещё настолько прекрасен, что на него стоит смотреть… Ведь для этого надо работать, работать, работать… и сейчас наша работа – идти, соблазнять человека на гуманизм, агитировать за красоту, наколдовать ему «отворот» от иногда проклятого прошлого… Левой!.. Левой!..

По ходу движения философы организуют жаркие диспуты: как жить? Музыканты отвечают им духовыми: да, здорово! Поэты не отстают, они бесятся в предчувствии духовного оргазма! Живописцы рисуют варианты мечты на выбор. Ещё и ещё… Зодчие грозятся всё перестроить – ну, прям всё!.. Таким образом, мы фактически летим, и Солнце вдохновляет нас не отступать от этого порыва, оно вяжет нас с нашей ежесекундной клятвой гармонии длинными резиновыми жгутами света! А остальных, пока ещё неустойчивых, шатающихся, оно арканит с помощью своего младшего брата – горячего пустынного ветра, тащит за собой, то есть, за нами… Светило интересуется: сколько же вам ещё всё-таки идти? Долго… – отвечает Поэт. Тогда я с вами! Forever! Навсегда! Или хотя бы до конца этого проекта… Аххх, у вечности нет конца? Тогда я сверну, когда вам нужно будет передохнуть… Повторение – мать учения, и наша Армия вскользь задевает средневековье. В нём ведь ничего страшного нет, кроме пигмеев – просто хороших людей, просто сонных поэтов, забывших о рифмах, о своём высоком предназначении. Вспоминайте – и с нами! В пути взбодритесь, ведь нам наверх – к свежести, прохладе, ясности… А пока наша река ещё ползёт вниз по индейским культурам Северной и Южной Америки, по прорывам инков, ацтеков, майя, по витиеватой китайской грамоте, по индийской созерцательности. Но мы людей хватаем и хватаем: всё, вы теперь «наши», не сметь оглядываться назад, берегите шеи! Левой!.. Левой!..

А вы куда, голубчики, с нами не хотите? Только наполовину?.. Прямо по Маяковскому! Ладно, забираем – где вершки, где корешки, а остальное само собой подтянется… Какой смысл жить в раздвоенности? Целая рота добровольцев заносит на карту причудливую траекторию нашего движения. Не забыть бы, куда в итоге следует идти, а то ведь советчиков всё больше и больше… Враг-то не дремлет! Он матереет, мы взрослеем, но не совсем!.. А так, чтобы дольше оставаться чуточку детьми – сыновьями – дочерями нуля, грозы и Солнца, камикадзе результата. Левой!.. Левой!.. Все люди – братья! Вот нас и больше!.. Противная сторона утверждает: человек человеку – волк… И вновь у нас серьёзное пополнение тех, кто устал грызть друг друга. Правильно! Лучше грызите себя, гранит науки, грызите чистое поле заснеженного холста, ищите на нём новые основания жизни… Жизни праздничной, не праздной! Здесь я, чуть отставая от темпа, допускаю автоцитату… И вдруг неожиданно где-то далеко впереди, как багровый тюльпан, распускается наше знамя… Выходит – начался подъём, теперь двигаться будет немного труднее, но ведь это Воз-рож-де-ние! Его ветер подхватывает Армию грозы и тянет вверх, споря с притяжением сущего!.. Уже легче. Неоглядная волнующаяся река творческих беспокойств, играючи, преодолевает горы, ущелья, леса, овраги, пустыни, осыпи, степи, непогоду и водные преграды, ведь мы с ними одной крови, но не вода!.. Отнюдь. Мы – кислород, прицепившийся одной клешнёй к двум атомам водорода, поэтому – течём и летим, одновременно. Солнце, которое так долго раскручивало пружину, обвивающую Земной шар, теперь стремится вернуть нас в исходную точку. Обязательно, родное! Но не сейчас, не срочно, ведь нам двигаться вместе ещё несколько столетий, а потом мы отпустим тебя ненадолго… до следующего бурного дня… до следующей душевной грозы. Вот так, неизбывно, вперёд и вверх!

Старики не ропщут – вдохновляют бывалых, те по эстафете помогают новичкам из творческих! – эти утирают носы сочувствующим – те зовут за собой сомневающихся – и они на периферии агитируют всякого человека вообще… Все люди – братья!.. Ещё немного – и конец войнам, ещё чуть – и Эра добра, Сияющий мир, земной Парадиз, световые годы счастья, все становятся «нашими»!.. Правильно, Поэт? Ты не отвлекайся, Летописец, ты пиши, строчи, фиксируй. Левой!.. Левой!.. Рубикон ещё не пройден… Через века со сложным рисунком, через царство тьмы – пространство нудной эволюции, буквально шагая по времени, мы чеканим, мы печатаем шаг… Правая рука и левая, дорогие вы мои, перестаньте воевать между собой, творите добро, делайте общее дело, трудом верните миру его прекрасные черты! Врага ведь, если разобраться, вокруг нас нет вовсе, он внутри засел разве что, гад… Хотя, не спорю, остался условный противник: жадность, невежество, глупость, хамство, буквальное восприятие действительности, простые до неприличия условные рефлексы… Надо подняться над этим примитивом, надо преодолеть видовую заносчивость и жить в душевном ладу со всякой тварью или материей, составляющей мир!..

Проходят, как случайная головная боль, ещё с пяток веков… Разум набирает силу, дурь диалектически отмирает, она нейтрализуется одним только фактом движения к свету… На рубеже второго и третьего тысячелетий от рождения первой мысли о величии человеческого духа, наша Армия, составляющая теперь всё население Земли, замерла огромной бескрайней лавиной у здания Алтаря… Что скажешь, Человек?! А чего ты ждёшь от меня, Творец? Я хочу стать с тобой одним целым, ибо весь мой эволюционный путь как «человека разумного» можно назвать непрерывным творчеством по созданию на обратной стороне дикой физиологии величественного храма – Памятника твоему дерзкому подвигу! Всё могло быть умнее, быстрее, а случилось так, как случилось… Хорошо это или плохо, но общая воля складывается из миллиардов волевых актов, занесённых в бухгалтерскую книгу жизни. Всякое было в судьбе: постыдное и горделивое, унижающее и возносящее человеческий дух. Скажи спасибо, Человек, лучшим своим сынам, которые не проспали в себе момент зарождения души. Их били, а они отвечали на это добром: книгами, нотами, картинами, ямбом, Парфеноном, они творили красоту, веруя, что она, а не религиозный пафос, спасёт мир. Да они, чаще всего, по дешёвке продавали себя материальному, но были не силах сопротивляться полёту своего гения вверх!.. Они верили, что когда-нибудь рядом с ними – и вровень! – станут все. И вот мы – здесь… Это же и есть рай для души, в моём понимании. Смотри, какие ясные чистые глаза, как они отражают счастье всех здесь собравшихся! И это навсегда, ибо любой, кто коснулся храма примера хотя бы взглядом, будет уже не в состоянии упасть лицом в грязь. Надо только осознать, что здание Алтаря человеческого духа строилось, так или иначе, посильно, всеми и для всех, и поэтому оно – частная собственность каждого… Что скажешь, Человек?..

Замерший чуть выше остальных, Поэт длинным протяжным взглядом пробегает по тысячам, миллиардам, смотрящих на него глаз… Я, я и я… Мы согласны! – вот что читает там стоящий рядом с ним Знаменосец. Он встряхивает наш замерший в немом восторге стяг… с него как будто срывается что-то унизительное… остаётся одна молния – символ грозы, бури, непокоя, и легко летит вверх!.. Это же spiritus… Это же дух!.. Там, в небесах он венчает алым знаменем величественное здание Алтаря своего имени. Пока! – машет нам лучами легкокрылое Солнце. До встречи! – отзываются души всех собравшихся вокруг Алтаря для праздника жизни людей. В этот миг Поэт вспоминает то первое своё утро, которое он встретил в пустыне слова «ничего», сравнивает её с Сияющим миром перед глазами и, на краю этой элегической грёзы, не сдерживает от падения крохотную, как наш мир, слезинку. Ну что ж, Поэту плакать от счастья написано на роду, ибо он сам и есть слеза, дрожащая на чуть прикрытых ресницах каждого, кто без стыда улыбается в лицо своему противоречивому прошлому, прямо – трудовому, мозолистому настоящему и с гордой улыбкой – прекрасному будущему… Задумка Человека не абсурдна! Я это, как Летописец грядущей вечности света, добра и счастья, – свидетельствую…

 

 

 

 

 

Моей жене – главной героине, другу и соавтору
неправильный роман
«СОТВОРЕНИЕ  ДУХА»
посвящается.
Николай Пантелеев
--------------------------------------------------------------------------
Авторские права защищены 31.11.2009 г.
fram.np@gmail.com

 

 

 


Оглавление

15. День тридцать первый. Предгрозовой.
16. День последний. Парадиз.

507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!