Николай Пантелеев
РоманОпубликовано редактором: Игорь Якушко, 22.06.2007Оглавление 5. Часть 5 6. Часть 6 7. Часть 7 Часть 6Теперь, перевернув страницы с пространной преамбулой, необходимо вернуться к классификации практических путей реализации иллюзий. Самый простой и доступный из них – творческие ремёсла в области материальной культуры. Чтобы слово «ремесло» не резало слух, обозначим им любой искусный, полезный труд, продукт которого предназначен для продажи. То есть ничего предосудительного, обидного, недостойного в этом почтенном и основательном времяпрепровождении – нет. Следует заметить, что реестр крохотных иллюзий в ремёслах материальной культуры, эдак скромно именуется «придумками» – хорошее слово – верно? Добиться оглушительной славы, совершенствуя предметный мир, затруднительно, но о проблеме «куска хлеба» забудешь всерьёз и надолго – более того – заработаешь на масло. Клепай себе красивые веши, изобретательно твори руками, проектируй дома, автомобили, одежду, предметы обихода, варгань рекламу, интерьеры, режь ложки, скульптурки, сувениры – короче, затейливо инкрустируй жизнь. Будь подвижным, себялюбивым, мозолистым, оставь детям достаток и плоды трудов своих умных рук – разве этого не довольно для завидной судьбы?.. Попутно, «людям свободных профессий» не возбраняется духовно расти, гомонить с друзьями «под водочку» о прекрасном, путешествовать, импровизировать в быту и смотреть чуть сверху на «чаяния простых людей». Иначе говоря, никто здесь тебе не помешает скромно дышать полной, бронзовой грудью. Следом по возрастающей в нашей иерархии идут творческие ремёсла в области духовной культуры. С точки зрения безусловного успеха, здесь всё, впрочем, далеко не однозначно, так как «подле» тянет дымком идейной нагрузки и можно, не моргнув глазом, угореть. А можно при благоприятном ветре – стать «князем серебряным», идейным командиром неких тёмных масс, то есть комиссаром. Ставки в этой категории выше, ибо иллюзии сознания неизбежно провоцируют соревновательность, подразумевают шум, бабки, популярность. Тут тебе и «юпитеры» в глаз, и кричащая печень, и хроническая усталость от первенства, завистников много, нечистоплотные приёмы – словом, это криминогенная, психастеническая зона. Семь раз, получается, отмерь, прежде чем открыть туда дверь, но уж если отрезал – знай: огонь, вода и медные трубы у тебя в кармане. Провал здесь ведёт к «автокатастрофе» личности – чаще пьяной – к откату мироощущения в материальную безыдейность, либо ещё ниже до позиции «мухомора». Ну, а в случае успеха, оставишь в наследство павлиньи воспоминания о себе, авторские права, квартирку – музей, где твои бездарные потомки будут мумифицировать твою, возможно, память… О месте художника в обществе, его биологии, предназначении, взглядах на предмет, преимущественно и судят по калькам, щедро разбросанным ремесленниками в области духовной культуры. И, наконец, первое место на импровизированном пьедестале почёта занимают «золотокамзольщики» – истинные невротики, создатели собственных миров, то есть художники в области духовной культуры. Это самые дерзкие, хронически непримиримые вольнодумцы, считающие ругательным в отношении себя слово «мастер». Ибо они – вечные студенты – голодные, плодовитые, жадные «дети нуля». Они строят свои миры – строят из всего барахла, накопленного обществом: из горелых спичек, кристальной раздумчивости, снежных лавин, доменных печей, холодильников любви и когтей ненависти, из сарказма, неистовости, из космической пыли сомнения. Безусловно, многие только строят, но не достраивают до конца: ломаются под прессом нормы, сгорают, не сдаваясь, умирают на взмахе крыла. Впрочем, и безумцев, добившихся «своего», здесь хватает. Вот где торжество подлинной иллюзии! Вот где ты воистину создатель! Вот где глория! Для тех, кто не знает: глория – это внутренний триумф свободной для созидания личности, то есть че-ло-ве-ка, а не чёрная икра в серебряном ведёрке, автографы поклонникам, охрана у двери, вопросы глазастой телеведущей и тот же пресловутый палисандровый гроб, обложенный государственными-и-их! наградами. Тезис о «бесполезности» искусства, заметим, декларировали как раз те, кто был наиболее полезен нравственной эволюции общества, то есть герои духа. Бесполезность – это их правда, их провокационное лукавство, хитрость приобщённых, отвлекающая статистических зевак от категорического императива, если хотите, истинных творцов: создания «своего» мира эстетического – тире – этического, то есть эталонного, совершенства. Обществу, между прочим, для ощущения благостной сытости вполне достаточно усилий творческих ремесленников, но оно не в силах хоть что-то противопоставить произволу смутьянов, щекочущих лирой мечты его неподъёмное пузо. Конечно, трудно насильно навязать дрожащему на ледяном сквозняке выбора, только что оперившемуся творцу, – тот или иной жизненный путь. Повсюду есть невидимые препоны и лишь едва угадываемые победы, но и без доказательств ясно, что третий путь наиболее рискован, пугающ, энергозатратен. И в тоже время, крайне заманчив перспективой восхождения в себе – к себе, шансом нахождения своего персонифицированного места в барельефах на алтаре человеческого духа. Избрание этого направления противопоказано тому, кому м е н т а л ь н о ближе ремесло, размеренность, «уверенность в завтрашнем дне» – они, однажды пошелестев бумажками гонорара, практически навсегда лишают себя претензий на первенство. Но те, кто догадывается, что важна не игра в личность, а мучительный процесс создания из семидесяти кило потрохов собственно несгибаемой личности, могут смело смотреть на пьедестал – рано или поздно, они будут там – на самом верху. За остальных – здоровых, естественно! – можно только порадоваться: у них есть неоспоримый шанс стать достойными, уважаемыми партнёрами массы. Умеренно свободными, умеренно закрепощёнными – как кость ляжет… А читателю – зрителю – слушателю – понимателю не худо бы знать, что художник, большой или маленький, способен создавать только сказки – иного не дано!.. Есть сказки фантастические, страшные, добрые, «про войну», «про любовь» и даже реалистические – последние только с виду похожи на правду, внутри которой всегда прикопана какая-нибудь иллюзия. Но парадокс сильного вымысла заключается как раз в том, что его, при таланте создателя, невозможно отделить от структуры личной мечты и фантазии воспринимателя. Поэтому, рано или поздно, общество начинает жить в соответствии с вымыслом – как говорится, делает сказку былью – разве не так? Значит, чем больше в иллюзиях, которыми сегодня живут люди, будет насилия, унижений, страдания, проявлений скотства – тем больше этой бодяги будет в реальной жизни завтра. Здесь есть над чем задуматься целому полчищу творческих пройдох, жуликов и мизантропов, питающихся, можно сказать, падалью основных, во многом гибельных инстинктов, подаренных нам щедрой на разносолы природой. Человеку «с руками» удовлетворить плоть не проблема. Важно только понять, где в тебе кончается своё – выстрадано – высокое, и где начинается «чужое», принижающее простотой опосредования. Важно понять – с кем ты! – вот с этими смешными человечками, дрыгающими лапками в болоте повседневности, человечками тиражными, выживающими стаей, или с гордецами – одиночками, рыщущими на вершинах мысли своё «я»? Да и не во имя рекордов, не во имя «просто себя» – нет! А во имя понимания вообще, что такое это «я», и на что оно при усилии способно. И способно ли оно в любой ситуации «стать человеком», оставаться им – вот задача! Есть и альтернатива: продолжать таскать на груди чёрную жабу тысячелетних компромиссов между собственной хищной животностью и некой божественной, бессмертной душой. Понимание того, что способность очеловечивания заложена в каждом, что независимо от времён и соседей ты обязан ежедневно дрессировать дух и тело, и только ты ответственен за то, что с тобой происходит, – это пожалуй единственная жизнеспособная иллюзия, которую стоит поливать волей из леечки планов на будущее. А кому это не подходит, пусть развивает детские идеи борьбы добра и зла вне себя, вне самоискушения, вне предчувствия гибельных последствий уничтожения совести. Пусть он ищет друзей и врагов для борьбы с тенями, пусть верит, что бог и дьявол оспаривают кусок дерьма – какое самомнение! – имярек такого-то. Пусть он дышит благовониями, впаренными ему торговцами благовоний, чтобы на основании прежних иллюзий набить себе шишек от новых, а затем закольцовано, вновь мазать раны свежими дозами фантазий, которые ему в избытке предоставит хитрован – творчишко. И пусть слон, в натуре, вставит свой хобот в… – ну, вы знаете этот анекдот! – в куда… чтобы добиться окончательной логичности жизненного цикла.
«Пусть этот мир «пока» останется прежним – иначе как мне понять, что из себя представляет мой?!» – с такой незамысловатой мыслью на кончике носа Н торжественно вступил в заповеданную, шумную пивнушку. Свободных мест в заведении практически не было, поэтому пришлось с извинениями подсесть к молодой зеленолицей парочке общающейся между собой на языке междометий и жестов. «Странно, – подумал Н, совершив три уверенных глотка ячменного зелья, – будний день, а здесь яблоку негде упасть. Воистину этот город задуман как праздник, и «работа» в нём – слово ругательное. Эге, да сегодня же пятница – вот оно что… Поэтому ближе к вечеру, после трудов праведных, чего ж не побакланить «под пиво»? В прошлый раз соседи – «металлисты» здорово здесь солью эмоции пересыпали – что-то у них там не ладилось с карбидом и ушками. Когда же это было? Позавчера… – врёшь! – во вторник, а позавчера я уже встретил Л. Охмурял её, возможно, только из вежливости, заранее зная, что сопротивление бесполезно. Она, бедняжечка, кажется, только ни о чём не догадывалась, или… как я предположил «на процент» – сама разыграла партию соединения одиноких сердец… Верно, опытный разведчик должен допускать любые варианты, чтобы не расслабляться, но ты в этом случае не разведчик, увы, а обычный хладнокровный циник. Нет, я хороший – я её люблю… Пиво отменное – проходняк – вот и не застаивается, буфетчик силён – зверюга. Да, ему при таком наплыве не позавидуешь, приходится вертеться угрём – за то и бабки. Ассортимент «точки» суров, но, судя по всему, выверен годами, и стиль, пусть средний, – присутствует, а это важно. Занятное местечко, можно сказать, географический центр курорта. Народ всё также неодолимо сквозит в сторону набережной, мужики от широты чувств горланят. Какого хрена я на них взъелся?.. Толпа, стадо, мухоморы – что требовать от человека! – живёт себе и живёт. В меру усердствует, хитрит, унижается, взлетает, порой, до потолка на крыльях с селёдочный хвост, падает не ниже пола. Песни поёт, бузит, храпит по ночам, порнушку втихаря смотрит или блатной реквием слушает. Слезу на поминках украдкой утирает, любит и ненавидит за одно и то же, ставит детей в угол и мороженое им покупает… Большей талантливости бытия мне не хватает? А вот эти жрущие, пьющие, весёлые морды, судя по всему, довольны жизнью, одарены в свою меру и усы у них по размеру. Сделай нечто лучшее, подними планку, а потом кряхти – держи уровень, тренируй лобные доли – не слишком ли это обременительное занятие? И в тоже время посмотри: вон двое прохожих – непохожих… Клянусь, они одногодки! Один бронзовый красавчик с эспаньолкой, пятидесятилетний ловелас, из тех, кому под семьдесят – он буквально летит – бодрый, весёлый, подвижный! А ему навстречу ковыляет изъеденный внутренней пустотой или паршой плесневелый сухарь в бородавках – было… Всё было: двойка по математике, лучший стрелок школы из рогатки, подвиги юности, армия, гараж, семья, дети – как без них? Потом «поллитра» – и без неё нельзя!.. Базар – вокзал, домино, зевотный телик последнюю извилину сковал, теперь закат… То есть плотный, сумеречный полог туч и болячек совершенно без проблесков солнца, скоро «вечный покой» – тоже ничего… Ровесники – да, но какие разные судьбы, какой отличный до противостояния результат! Мухомор жил «как все» – как все боялся, химичил, проедал дни, года, деградировал сообразно задаче биомассы, а другой – возможно собрат – ещё ищет, шустрит, ещё долбит каплей асфальт, ещё верит, что до конца не сдастся! И конец его сущностно не определён. Так что нужно всё-таки жить талантливо, лихо, доводя себя запахом недостижимой гармонии с миром до возбуждающего экстаза! Пареньки эти, что театр насквозь прошли, скорее всего, не видят и не чувствуют плоти прекрасного, как не видят и не чувствуют её мириады других плесневелотерпцев. Подавляющее большинство живёт, не ведая, во имя чего – заведено так жить! – вот и живут. А спроси: «зачем – почему – как?» – ткнут пальцем в небо, детей, природу – то есть во что-то химически иное. Эти два босяка – неудачника, вдохновлённые налаживающимся бытом, тоже ещё ищут – угадывают совершенство… хотя бы как мечту. Поэтому и театр для них был материален. Неужели возможности инструмента доступны лишь узкому клану «своих», группе посвящённых, взбаламученных изнутри страхом – уйти и не успеть понять что-то об этом мире? Подожди, но ведь такая ситуация попросту развязывает тебе руки: получится – не получится, а увидят «новый мир», или хотя бы его фрагмент, только те, кто, как говорится, «всегда готов!». Значит, развязка выходит довольно простая: толпа по боку, мухомор в пролёте, а творец обретает воплощённую мечту – некую голографическую иллюзию. И реки не текут вспять, и в сутках двадцать четыре часа – раз никому больше не нужно! Пивко пробирает… – Н щепотками бросал в рот подсоленные сухарики. – Так… Народ, ну нар-р-род по боку! Но ведь скучно будет без них в некой стерилизованной демиургландии… Смотри – вон какие они шкодные! Хотелось бы, если уж говорить о чуде, чтобы и «они» как-то сразу прояснились. Человек полноценно счастлив лишь в обществе себе подобных, а в одиночестве – счастье элегическое какое-то, хрустальное, неживое. Сон давнишний припомнился – сон, в котором я был уже, кажется, на грани разрешения всех загадок бытия, то есть нашёл ту ниточку, что распутывает клубок жизненных противоречий, а не затягивает и рвёт остальные. Тогда я нащупал некий механизм – то, что сейчас модно называть кодом, превращающий психосоматическую звериную природу человека в гуманный, рационалистический блок души и тела. Я… видел всё насквозь… Я пронзал взглядом планету, известняки, базальты, магму, ядро, океаны, горы, деревья, людей и зверей… Я слышал каждый звук, шорох, вздох, скрип, стон, крик, молчание всякой живой и неживой материи, хотя считаю, что последнее ошибочно – живое всё! Неважно! Я вдыхал запахи всех пожаров, цветов, долин и волны всех океанов, рек, дождей, озёр, морей бились в мои виски, я соединял собою всё, потому что стал всем. Как же после встречи с дедом я не вспомнил этот пророческий сон, от которого позже сумел спрятаться в мелочах, уйти в запой повседневностью, заставить себя забыть о долге перед талантом?! Моему гению тогда не хватило для оформления в системность некой маленькой детальки, некого крохотного усовершенствования – скорее всего себя! – чтобы найти метод запуска генератора «положительного» в мировой воле. Или, допускаю, я просто не поверил в отличие от Д, что чудо преображения вообще возможно… Надо, кстати, попробовать связать его идею с моими идеями – да только какими точно! – как вспомнить? А я ведь действительно был рядом с разгадкой чего-то грандиозного, но страшное непосильное перевозбуждение, возрастная сырость, самомнение, не позволили мне преодолеть эти крохи в себе. Какая была ночь! Да… я ещё несколько дней после неё, помнится, дрожал от обиды на своё проклятое несовершенство, помешавшее дать простой ответ на вопрос веками мучавшей мудрецов: на хрена природе – самодостаточной и сильной – суетливый довесок человека?! И, соответственно, в лоб – крик: я на хрена!.. Надо бы ещё кружечку оприходовать под вкус этих сладких, как горький каштановый мёд, дум о метафизической близости гармонии… Любопытно, есть ли здесь «идиёты» с похожим на мой душевным строем? Сомневаюсь. Вон они сидят, волнуются в возгласах о личном, оплывают негой от ерунды, тыкают мобилами в небеса, кто-то попросту перекатывает в пузе комочек хмеля и прикуски, пускает носом пузырь, думая: во жисть! Девахи – по аналогии – дружкам не уступают: пищат, плетут несуразное, чаруют обманом, загадочно подтирают бумажными салфетками носы, ногтями с облупившимся лаком сгребают волосы со лба – о так! И являют миру прекрасные – вскоре варикозные – ножки с пухлыми коленками. Неужели они воспринимают себя всерьёз?! Ведь именно для них – всё дым, всё иллюзия, как стена театра, через которую несовершенство проходит, не ощущая физической значимости, вещественности, то есть молекулярной пространственности мечты. Очередь к пиву рассосалась – пойду всё-таки, возьму ещё одну…» – Кружечку тёмного… Положив деньги на прилавок и насладившись зрелищем ожившего в вогнутых линзах стекла пива, Н принял кружку с увесистым беретом пены, собрался было развернуться, чтобы идти к столу, но вдруг ощутил на спине чью-то нахальную ладонь… – С – ты! Какими судьбами?! Недаром я видел тебя во сне… – Нет, а ты как здесь очутился?! – Я?.. Отдыхаю – разве не ясно! – Н приподнял вверх кружку. – Ну а я живу, как в том анекдоте, здесь. Приятели довольно дружески обнялись. – Ты один? П-пойдём к нам! – Не давая опомниться, С поволок Н к столику, которого он со своего места видеть не мог из-за массивной кирпичной колонны и повышенной плотности крикливого населения. – Не робей! Все свои – худари, а кто ж ещё?! За столом, в каре, их поджидала святая троица: отец – тот самый восхитивший Н бронзовый плейбой, святой дух – упрямец с головой неправильной формы, и сын – о, чудо! – передвижник, шабашивший в кафе, со знакомым уже ехидновато – детским ликом… – Знакомьтесь! Это мой старинный институтский приятель – Н! – цветущим яблоневым садом отрекомендовал его С. Н поочерёдно пожал руки местным демиургам. Патриарх, из внешности которого время удалило все случайные детали, был К – ни добавить, ни отнять, так шло ему это крючковатое имя. Лопающийся от идей, небрежно одетый анахорет – стоик в блуждающих по лицу красных пятнах оказался И – соединительный союз – так его внутри себя мгновенно оценил Н. Соответственно, травести – вроде расслабленный, но где-то рядом с мозжечком чрезвычайно опутанный фетишами типус – представился волнистым, взмыленным, даже витиеватым, именем – В. Троица с похмельным добрым равнодушием встретила творческое пополнение, и Н сразу и безоговорочно почувствовал себя равным среди равных. – Ну, ты где? как, что! семья, дети, работа? как с-столица? где тот, этот, другой?.. – затараторил, словно сорока, С. – Да всё нормально: работаю в охотку, умеренно пью, сын почти взрослый, этот уехал, те опростились, тот – не знаю… Развёлся, правда, с женой, мастерскую достраиваю, как-то обеспечен, планов громадьё, живу как и прежде в столице, но я не виноват – так сложилось… – Лучший рисовальщик института! – С вдохновенно бросил в направлении Н узловатую ладонь. – Преподаватели были в шоке: чему учить, когда впору самим у него учиться – только как! Р-ребята, вы не представляете, насколько у Н талантливые руки! Публика амбициозно заёрзала: сами, дескать, с усами, а тут какого-то почти великого подсовывают. – Старик, а почему с-сейчас о тебе ничего неслышно? – В голосе С сверкнула лёгкая язвительная укоризна. – Ты помнишь, какое будущее тебе пророчили! Потом первые выставки, аршинные заголовки в газетах, интервью, шум, манифесты… К-куда ты исчез? – Никуда не исчезал – видишь, сижу перед вами – наслаждаюсь коротким бездельем. – Н спокойно отбил наскок. – Первые успехи нужны скорее для утверждения цели, и я вдруг понял, что цель – это я сам. Мне хватило одной дозы трескотни в ушах, чтобы понять: всё это н е м о ё… То есть не моё – быть публичным человеком, кумиром масс, подданным неких сомнительных буржуазных ценностей. Да пошли они все на… Короче, к чёрту! Я живу практически свободно: ни у кого, ни на что не спрашиваю дозволения, не чувствую лошадиного сапа в спину, сам никого не толкаю, пытаюсь служить таланту, ошибаюсь, прозреваю, падаю, встаю, двигаюсь в себе – чем плохо? – Молодец! Дай пожму твою руку! – И, тряхнув шишковатой, неровно стриженной башкой, протянул Н работящую мозолистую клешню. Н, подумав: «кажется, скульптор», замялся: – Ребята, вы нас извините. Я, наверное, своим внезапным появлением перебил ваш разговор… Просто мы не виделись скоро как пятнадцать лет – сейчас разъяснимся по пунктам и станем скромнее. Так что, мой дорогой С, всё самое лучшее у нас впереди – какие наши годы! Очень рад встретить далеко от дома собратьев по благословенному несчастью – за вас, за нас, за чудо жизни! Н двинул вперёд кружку, демиурги воодушевлённо чокнулись и, эдак порядочно, отхлебнули… – Уг-гощайся – вобла, чечил, сухарики, бастурма… – С радушным хозяином махнул над столом рукой. – Спасибо, – Н откусил кусочек солёного мяса, – а ты как? С прокашлявшись: «музеи делаем», принялся заикаться о чём-то непонятном, тут же перешёл на пафос служения обществу, детям, гармонии, потом стал проклинать чуждые культуре власти… вдруг перескочил на анекдот! А потом пространно словоточил «околопрекрасным» винегретом, который Н ел – не переел в иных весях, при иных обстоятельствах, но всегда с теми же, знакомыми ему ещё по сверстникам из художественной школы, маниакально – депрессивными интонациями. Он хотел было возразить С – какие власти, какая культура, миссия! Делай «своё», делай фанатично, а восприниматель, покупатель не отыщется – так овеществится «тобой», но осёкся. И только подумал: «А вот он точно не изменился – всё так же егозит, всё также неустойчив, самовлюблён, так же малодушно подставляет шею всякой дряни, а потом проклинает её в её отсутствие…» Так подумал Н, совершенно не осуждая С, а скорее дружески жалея его беду, как стоит жалеть всё, что не в состоянии изъяснить себя самостоятельно. Считать, что можно давить тех, кто ниже тебя ростом, – значит, намеренно искать того, кто выше тебя и тоже давит… Есть иные достоинства: ярок, неглуп, ироничен и красив С по-прежнему – красотой, правда, природной, небрежной, болезнетворной. Н всегда сочувствовал подобного рода фотогеничности, понимая её как отвлекающий момент, повод для неприятностей. Нарциссу, уверовавшему в своё мнимое совершенство, нечего делать в самопоиске, разве что мирок создать – как метко заметила Л – величиной с горошину. А ранние кракелюры обступившие глаза – отчего они? Отчего, впрочем, вокруг носа С разбежались тонкие красные ниточки, Н знал очень даже хорошо, потому что и сам не раз бывал рядом с крайним… Товарищ, между тем, порывисто лопотал что-то про столицу, её возможности, перспективы роста, сытость, наивно подразумевая, что его личные неприятности вполне провинциальны. Н кивал из вежливости, что-то мычал, но витал в своём, а творческая троица, глотая пиво, неожиданно соединилась в метафизическом клинче… Оглавление 5. Часть 5 6. Часть 6 7. Часть 7 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|