Пустые времена

 

 

 

Краткая аннотация:

 

История частного киллера: Оказавшись на краю, выбираешь последний способ выжить, превращая смерть в искусство.

История заказчика: Если ты – смертельно болен, и жить остается всего лишь месяц, сможешь ли ты оставить любимую женщину с лучшим другом наедине или придумаешь страшный план собственной смерти?

 

 

 

*   *   *

 

 

 

Город утопал в цветах. Их ароматы изменили начертание дорожных карт. Улицы превратились в течения рек из резких, сладковатых, чувственных запахов. Новые щемящие, пронзительные повороты судьбы.

– Оставайся всегда такой же замечательной, – сказала телефонная трубка.

– Спасибо, я буду стараться...

Лия курила на подоконнике, распахнутого настежь окна. Там, внизу люди спешили навстречу друг другу бесконечным потоком улыбающихся лиц. Единственный день, когда женщинам дарят цветы и улыбки – 8-е марта.

Они несли красные цветы, и пальцы Лии тоже были окрашены красным. Кровь… Ей казалось, что и дышит она тоже кровью, всасывая в себя ее микроскопические капли вместе с воздухом. Кровь тоже пахнет чем-то сладким, почти как цветы. Духи убийцы. Тягучий и липкий аромат, который будет сопровождать ее везде, куда бы она ни отправилась. Можно вылить на себя тонну воды, сменить одежду, можно вылизать полировку в квартире до блеска. Никаких следов, но запах останется… Ее запах. И они – люди в погонах – почуют его и объявят сезон охоты открытым. Но только это будет потом. Сейчас главное – оставить после себя лишь запах.

Мусоросборник притормозил у самой обочины. Они всегда появляются вовремя. Лия представила себе бесприютную свалку на окраине города, уходящую далеко за горизонт, куда они везут все, что остается в мусорных баках по утрам, очищая мегаполис от застоявшегося присутствия ночи, и ей стало грустно. Сколько ее вещей обрело там вечный покой! Возможно, и кровь на них уже потемнела, а ее сладковатый запах, так напоминающий цветы на могиле умершего, сменился предчувствием тлена. И все-таки мусоросборники были ее лучшими друзьями. Они всегда приходили на помощь и хранили все ее тайны. Улыбнувшись краешками губ, она выбросила крепко связанный пакет в мусорный бак и пошла вдоль улицы. Самая обыкновенная женщина в свой единственный в году женский день, – когда все дарят им цветы и улыбки – 8-е марта.

 

Кап, кап, кап – мартовское солнце переплавляло снег с карнизов и крыш в сверкающие брызги весны. Кап, кап, кап – барабанила по паркету струйка крови с кончиков пальцев безжизненно опустившейся на подлокотник кресла руки. Лия старалась гнать от себя все мысли прочь. Она все ускоряла шаг, и ветер дул в спину. Есть только шаги по асфальту, больше ничего другого не существует. Прошедшая минута – уже не время и не жизнь, а всего лишь память одного из шести с половиной миллиардов человек. Память стерта, – прошлого больше нет, и никогда не было...

 Алекс ждал ее у стойки бара на углу улицы, где они обычно встречались по вечерам, медленно потягивая пиво из высокого бокала.

– А почему только пиво? – наигранно задорно спросила Лия, прикрыв ему глаза ладонями.

– Я не знал, сколько тебя ждать, не хотел напиваться заранее, – оглянулся Алекс и бережно извлек из кармана куртки сверток:

– Это тебе… И пообещай мне, что никогда не будешь больше пропадать так надолго!

Лия осторожно развернула изящную фарфоровую статуэтку. Дорого! «Может, начать собирать коллекцию? – подумалось ей. – Как никак неплохое вложение средств».

– Пообещать? А ты веришь женским обещаниям? – хитро спросила она, и хрупкое фарфоровое создание станцевало менуэт на стойке бара:

– В детстве они играют в куклы… А что такое кукла? Подобие человека. Вырастая, они начинают играть людьми.

– Но… Мне нравится играть в твои игры, – растерялся Алекс. – А ты сама в детстве разве не играла в куклы? – спросил он.

– Я? Нет. У меня все серьезнее…

Ответ растворился в дыму ее сигареты.

 

 

В тесной коммуналке, где она в то время снимала маленькую комнатку с окнами в небо, все насквозь пропиталось дымом сигарет. Мансарда – говорят иностранцы, чердак – называем мы столь странное жилище. Это не выбор в пользу высоты, а всего лишь банальное отсутствие денег. Из мебели – только поцарапанный и невесть чем облитый предыдущими постояльцами диван. Комната-кровать. Остальное убранство составляли книги, хаотично разбросанные по полу.

В самом центре нищеты и беспорядка Лия судорожно крутила диск старого пластмассового телефона. Телефон скрипел, стонал и, наверно, мечтал лишь об одном – выжить под ее натиском.

– Да, слушаю! – наконец отозвался голос на другом конце провода.

– Я только хотела узнать, нет ли для меня работы? Это я, Лия. Я многому научилась, много тренировалась, умею стрелять, драться, все, что хотите! – затараторила она, судорожно хватаясь за голос, как за соломинку, которая должна была вытащить ее отсюда.

На другом конце провода повисло тягостное молчание.

– Поймите, мне очень нужны деньги! Мне больше не к кому пойти, – наверно, так и просят милостыню на улицах, но Лия не собиралась идти по стопам нищих. Она целилась выше, ей хотелось жить по-настоящему, ни в чем и никогда не зная отказа.

– Метлу возьми в руки! – грубо отозвался голос.

– И забудь этот номер, если хочешь жить, – добавил он уже с угрозой: – Я – не заказчик и не посредник. Они думают, что тебя больше нет в живых. Идиот! Пожалел тебя тогда, надо было удавить сразу!

Короткие гудки – все, что осталось от старого телефона напоследок. Лия, в сердцах кинув трубку, разбила пластмассовый корпус, обрекая его теперь уже на вечное молчание. Выпустив пар, она вытянулась на холодном полу, ощутив каждый мускул тела. Пособия по стрельбе и единоборствам, судмедэкспертизе, природным ядам и криминальной психологии молча сочувствовали времени, потраченному впустую. Она была способной студенткой и могла бы многого добиться, но жизнь распорядилась иначе.

– Труднее всего в первый раз, дальше уже привыкаешь. Человек ко всему привыкает, даже к смерти. Убивать с каждым разом становится все проще и проще. В конце концов, смерть покажется повседневной обыденностью, – объяснил ей тогда старый солдат. – Долг мой нужно вернуть. Сам бы пошел, но руки… – и он поднес дрожащие пальцы к тусклому свету заляпанной кухонным жиром лампы. – … стали подводить. Стрелять умеешь?

Лия не умела и даже не догадывалась, что у бездны нет края, а вертикаль стремительно падает вниз. Но она уже научилась стирать свой вчерашний день, лишь закрывая глаза. «Если не знаешь, что делать, – сделай шаг вперед» – расхожий принцип, сыгравший роль сирен в жизни многих, оказавшихся в последствии на борту кораблей-призраков.

Убрать нужно было слишком принципиального чиновника. Если вдруг кому-то, совсем не бедному, приглянулась долина реки, и ему захотелось построить загородный поселок на заповедной территории, не чините ему препятствий. Чревато тремя выстрелами: двумя в спину и контрольным – в голову.

Даже в первый раз у нее не дрожали руки. Напряженная, как струна, Лия ждала жертву, прячась в тени подъезда, несколько часов. Она жадно прислушивалась к каждому звуку шин проезжающей мимо машины. Наконец, служебный ведомственный автомобиль затормозил неподалеку, выпустив на тротуар усталого человека. Низко опустив голову, он направился к подъезду. Лия незаметно проскользнула за ним следом, чтобы уже через несколько секунд скрыться в подворотне. И забыть этот адрес – навсегда.

Она долго бежала наугад, плутая по темным дворам и переулкам, пока очередной пролет не вывел ее на аллею, ведущую к парку. Лия осторожно осмотрелась. Тишина, вокруг ни души, и лишь ночь сопровождала ее. Черная вода пруда освежила лицо и руки, смывая последние тени сомнений.

Лия выбрала себе скамейку под перегоревшим фонарем: единственным желанием было раствориться в темноте парка вместе с дымом сигареты.

– Ну, положим, у меня – бессонница, но такая красивая девушка, ночью, одна?

Лия, вздрогнув от неожиданности, оглянулась на голос. Прихрамывая, к ее скамейке медленно шел одинокий старик. Ей хотелось встать и уйти, но он остановил ее жестом и тяжело опустился рядом.

– У вас что-то произошло? Расскажите мне все откровенно, и, поверьте, вам станет легче, – он доверчиво положил старческую ладонь поверх руки Лии. И ей вдруг показалось, что ее руки сейчас закричат обо всем.

– Боюсь, я уже никогда и ни с кем не смогу говорить откровенно, – она резко встала и пошла вдаль по аллее. Старик только покачал головой ей вслед.

Исчезнув в спасительной темноте деревьев, Лия поняла, что сегодня ее история переписана. Теперь это будет история зачеркнутого времени.

 

 

Замену обычно уничтожают, но старый солдат дал ей шанс. И сейчас, лежа на полу, она думала о том, что позади ничего не осталось. Дорога, на которую она свернула однажды, рушится с каждым новым шагом, оставляя лишь пустоту за плечами. Нельзя оглянуться, можно только идти вперед. Но уже одной.

«Ищу работу, связанную с риском для жизни» – сколько еще таких же объявлений размещено в сети Интернет? Поинтересуйтесь на досуге. Всемирная сеть тех, кто ищет, и тех, кто находит; тех, кто дает, и тех, кто берет; тех, кто жертвует, и тех, кто способен приговорить жертву. А она сможет приговор исполнить...

Кстати, а вам никогда не бывает страшно в Интернет-кафе? Возможно, рядом с вами локоть к локтю, как раз и сидит убийца или педофил, или серийный маньяк. На перекрестках сети, как и жизни, можно встретить любого. Конечно, вы бы почувствовали. Но все они выглядят, как мы с вами – приличные люди, а порой гораздо вежливее, смиреннее и милее многих из нас. Да и что такое убийца по заказу, тем более частник? Он не вмешивается в большую политику, просто помогает решать… наши проблемы. Не существует человека, хоть раз в жизни не желавшего смерти своим близким, вот только желание далеко не всегда превращается в действие. Подумайте, каким монстром нужно быть, до чего довести тех, кто рядом с нами, чтобы они начали жадно вчитываться в объявления «ищу работу, связанную с риском для жизни»?

 

 

*   *   *

 

Вспышка. Потом еще одна и еще. Молнии, пронзающие сознание. Марине казалось, что вспышки экспертов, мертвое тело в кресле – все это происходит не с ней, а с кем-то другим. С ней такого не могло произойти! С кем угодно, но только не с ней. Еще год назад, проводя ночи у больничной койки Глеба, она мечтала о том, что когда-нибудь все закончится. Нет, она не желала ему смерти, ей лишь хотелось, чтобы повреждение оказалось фатальным, раз и навсегда вычеркнуло бы горы из памяти, вернуло бы ей его уже насовсем. Ее измотала жизнь в постоянном ожидании беды, жизнь, отравленная страхом потери. А сейчас она смотрела на его чужое, окровавленное и обмякшее в кресле тело, и слезы безостановочно текли по щекам. Она даже не чувствовала их вкус. Наверно, когда много плачешь, слезы становятся пресными, теряют «соль жизни». Андрей крепко сжимал ей плечи, пытаясь успокоить, но тщетно. Очертания комнаты размывались до нечетких силуэтов, силуэты тонули в пелене слез. Один силуэт отделился от остальных и подошел к ним вплотную.

-Давно это с ней? – спросил следователь Андрея.

– Все два часа, пока ждали вас, – Андрей снова сжал ей плечи.

– Принесите воды, – попросил следователь помощника, извлекая из кармана упаковку успокоительного: Вот, выпейте. И попробуйте сосредоточиться. Следствию необходима сейчас ваша помощь.

Руки тряслись так, что Андрей выхватил у нее стакан с водой и сам поднес его к губам. Зубы больно стукнулись о стеклянную кромку. Судорожный глоток, и вновь пелена вокруг.

– Может быть, вы уберете тело? Ей станет лучше, – нервно обратился Андрей к оперативной группе.

– Сейчас закончим осмотр и уберем, – терпеливо ответил следователь. Сделав по комнате еще круг, он присел на корточки рядом с Мариной, глядя ей прямо в глаза:

– Вы осмотрелись в квартире? Все вещи на месте, ничего не пропало?

– Нет, все вещи на месте, – собственный голос показался Марине чужим, словно кто-то спрятался за спиной и вместо нее отвечал на вопросы.

– Тело не перемещали? – снова спросил следователь.

Сквозь слезы Марина посмотрела туда, где засохшая кровь Глеба разрисовала паркетный пол и краешек ковра причудливыми узорами, похожими на цветы:

– Ему перерезали горло? Боже мой! Кто мог совершить такое!

Следователь терпеливо ожидал ее ответа.

– Это я вам звонила, – наконец произнесла она. – Понимаете, мы разошлись недавно. Он не давал мне развода, просил оставить у себя ключи от квартиры, звонил… каждый день! А тут 8-е марта и ни одного звонка. Я почувствовала неладное!

– Вы подозреваете кого-нибудь? У него были враги? Он с кем-то ссорился, был кому-то должен? – продолжил следователь.

– Нет… Нет! Господи, как это могло случиться? Он долго умирал? Ему было больно? – Марина не могла сосредоточиться ни на чем, перед глазами зияла открытая рана Глеба, его залитая кровью рубашка, капли засохшие на полу и ковре. Кровавый сон. Она и сама чувствовала острую режущую боль в горле.

– Нет, не думаю. Смерть наступила мгновенно, – как мог, успокоил ее следователь. – Твердой рукой сработано. Хотя странно… Если убийство спонтанное – то положение тела было бы совсем иным… Он умер, не вставая с кресла, значит, не сопротивлялся. Если предумышленное, использовали бы бритву или удавку – надежнее…

– Бритву?

– Судя по ширине разреза, рана нанесена ножом или похожим предметом с более широким лезвием.

Ножом… Охотничья коллекция Глеба. Он любил и коллекционировал оружие. Марина всегда ощущала почти животный, необъяснимый страх, прикасаясь к ножам, когда протирала пыль. Ей казалось, что в оружии скрыта какая-то неведомая сила, заставляющая людей убивать. Недавно Андрей подарил ему еще один охотничий нож – старинный, со скошенным лезвием и рукояткой с инкрустацией красного дерева. Они вместе ходили его покупать, ведь лицензия на оружие была лишь у Глеба. Он радовался подарку, как ребенок.

– Он был охотником? Откуда коллекция? – выслушав их рассказ, поинтересовался следователь по дороге в другую комнату, где на стене висела стойка с ножами.

– Я могу объяснить, – вмешался Андрей. – Мать воспитывала его одна, вместе с дедом. Дед был заядлым охотником. Раньше, еще в детстве, в коллекции были и ружья. Но после смерти деда, мать Глеба распродала и раздарила все, что стреляет. Остались только ножи, да и те убрала подальше. Ей казалось, так безопаснее. Страх перед оружием. Дед заменял Глебу отца. Поэтому когда он остался совсем один, продолжил собирать его коллекцию, это спасало его от одиночества. Даже документы оформил. Хотя сам никогда не охотился. Он вообще, не смотря на уверенность в себе и умение легко сходиться с людьми, был очень одиноким ребенком, ни с кем не дружил, да и потом тоже жил очень замкнуто, многие завидовали его успеху, и он предпочитал не подпускать никого к себе слишком близко. Я был его единственным другом. А потом он встретил Марину…

– А вот, похоже, и капли крови, прямо под стойкой с ножами, – деловито вмешался эксперт, скобля паркет чем-то острым. – Скорее всего, нож, которым зарезали жертву, отмыли и поместили обратно, а капли на паркете убийца не заметил.

– Нам придется конфисковать коллекцию для экспертизы, – деловито произнес следователь и обратился к коллегам. – Что с отпечатками? Есть пальчики?

– Трудно сказать, практически все стерто, – проворчал другой эксперт, размазывая тальк по наморщенному лбу.

– Значит все-таки предумышленное, – задумчиво произнес следователь. – Вы часто бывали на квартире убитого?

– Да, часто. Он, кроме нас, больше ни с кем близко и не общался.

Следователь поколебался с минуту, прежде чем задать провокационный вопрос, но спросить стоило, слишком странными были обстоятельства смерти:

– Извините за бестактность, – деликатно начал он. – Но вы, Андрей, живете с женой убитого, которую, по ее словам, он все еще любил, и утверждаете, что были с ним в хороших отношениях?

Марина вздрогнула, замерев с широко раскрытыми глазами. Андрей отпустил ее плечи и решительно поднялся с дивана навстречу следователю:

– А вы намекаете на то, что я его убил? Да мы с детства вместе – не разлей вода! Я любил его, как брата! – он старался не взорваться, но кровь застучала в висках.

– Спокойно! – осадил его следователь. – Моя работа – проверять все версии.

 

 

В тот год зима не на шутку схватилась с весной. Черные тучи внезапно накрывали солнце, подкарауливая и засыпая снегом зазевавшихся прохожих, а потом его пелену резали весенние солнечные лучи. Можно было войти в подземный переход зимой, а выйти уже в весну, с такой скоростью менялась погода. Синоптикам больше никто не верил.

Глеб гнал по скользким улицам на мотоцикле, с трудом удерживая равновесие на обледеневшей дороге. Резко затормозив у ворот больницы, он прислонил своего железного коня к стене и одним махом преодолел несколько ступенек, на ходу срывая целлофан с огромного букета цветов.

– Селезнева Марина – какая палата? – не останавливаясь, спросил он девушку за стойкой регистрации.

– Девятая! Эй, постойте, к ней посторонних не пускают. Вы кто ей будете? – тщетно попыталась она его удержать.

– Муж! – уже с лестницы крикнул Глеб.

«Вы кто ей будете?» – и неприятный холодок пробежал по спине, слишком давно он не видел Марину. Он готов был поклясться, что встретит в ее палате Андрея, и впервые в жизни почувствовал к нему жгучую ненависть. «Почему женщинам обязательно нужно плакаться у кого-то на плече? Разве он – сильный, красивый, успешный спортсмен, призер фрирайдерских чемпионатов – не идеал мужчины? Ну что ей еще нужно было?» – мелькало в голове с каждой новой ступенькой лестницы. И вот – последняя, Глеб распахнул дверь в больничный коридор и замер на месте: опасения подтвердились.

 Они оба сидели на подоконнике, не замечая вошедшего. Андрей разламывал апельсин и протягивал дольки Марине. Глеб жадно вслушивался в каждое слово, но ничего не мог понять, они говорили негромко, и слова растворялись под потолком. Марина выглядела сильно исхудавшей и нездоровой, и горечь вины легко кольнула в сердце. Глеб вспомнил ссору накануне своего отъезда. Марина всегда болезненно переживала его отсутствие и винила горы во всем. Но горы нужны были Глебу, как воздух, он не мог выбирать. В конце концов, он содержал их обоих на деньги, вырученные за участие в чемпионатах. «Как можно не понимать этого?» – подумал он, чувствуя, как ревность растет внутри с каждым вздохом. Глеб бросил цветы в урну при входе, и молча подошел к ним.

– У нее аллергия на витамин С! – резким ударом он выбил дольки апельсина из Марининых рук.

– Врач сказал, что мне нужны витамины. Не злись. Ты уехал… Мне было так холодно! – Марина с грустью смотрела на дольки, рассыпанные на полу, не поднимая на Глеба глаз.

– И ты сразу нашла с кем согреться! – вскипел Глеб от ее кажущегося спокойствия.

– Я попала в больницу. Андрей – единственный, кто навещал меня, не считая моих родителей, – по-прежнему не поднимая головы, объяснила она.

– Ты же знаешь, как это важно для меня! Это же международный фестиваль фрирайдеров! Я должен был выступить! Это мой хлеб, я этим зарабатываю нам на жизнь! – в надежде быть услышанным ею, горячо оправдывался Глеб.

– Я боялась, что ты снова разобьешься, места себе не находила, а потом потеряла сознание посреди улицы. Врач сказал, что это нервное истощение, – в ее голосе прозвучал укор.

– Ничего бы не произошло, если бы ты больше заботился о ней, чем о том, как в очередной раз сломать себе шею! – резко вмешался Андрей.

– Зато ты, я смотрю, о ней заботишься!

– Как видишь, у меня лучше получается!

В ответ Глеб рассек ему скулу. На шум драки в коридор выбежали медсестры.

– Почему все отношения нужно выяснять в драке? Неужели только в драке видно, кто есть кто? – закричала молоденькая девушка-медсестра из толпы разнимающих не на шутку схватившихся соперников.

 

 

*   *   *

 

Удар. Потом еще один и еще. Алекс не успел опомниться, как оказался лежащим навзничь на грязном заплеванном полу подземного перехода. Он не понимал, за что его били, может, задел кого-то в толчее дискотеки, может, подмигнул не той девушке. Но только удары кованых ботинок нещадно осыпали его лицо и тело. Камнепад. Наверно, так себя чувствуют арабские женщины, которых насмерть забивают камнями на площади. Он даже не знал, сколько их было, напавших на него из темноты перехода, его кровь – липкая, горячая и соленая – текла по лбу, заливая глаза, и наподобие красных стекол искажала реальность. Он не сопротивлялся, лишь пытался уберечь глаза от участи быть размазанными по подошве кованого ботинка.

– Эй, вы чего, трое на одного? – гулко прозвучал за спиной незнакомый женский голос.

– Вали отсюда, сучка! – они не остановились ни на минуту и даже не повернули головы в ее сторону.

– Что? Что ты сказал? Ублюдок! – прозвучал ее голос уже совсем рядом, и удары вдруг прекратились.

Алекс привалился к стене, с трудом разлепляя глаза. Как в голливудском боевике, тот, что был в самых больших ботинках, словно в замедленной съемке, летел лицом вперед на противоположную стену. Одновременно хрупкая, маленькая девочка легким ударом ладони согнула пополам еще одного. Остальные предпочли уступить и скрыться. Алекс, на всякий случай, протер глаза. Как-то не верилось в происходящее. Может быть, он уже потерял сознание, и все это бред наяву?

Она постояла с минуту, глядя им вслед, потом подошла к нему и присела рядом на корточки.

– Сильно влетело? Руки, ноги двигаются? – озабоченно спросила она.

– Двигаются, – с трудом ворочая языком, отозвался Алекс и, восхищенный, добавил. – Круто ты их! Как стиль борьбы называется?

– Азы системы бесконтактного боя. Принцип в том, чтобы направить энергию противника против него самого. Для слабых женщин – идеальный стиль защиты, – глаза ее были зелеными и прозрачными, как вода дикого лесного озера, и по ее поверхности вдруг заплясали солнечные зайчики тщеславия.

– Ничего себе, слабая женщина! Я думал, они меня убьют вообще, – только и смог сказать Алекс, и, размазывая кровь по лицу, поинтересовался. – А этим приемам где-то учат?

– За деньги всему учат, не только приемам, – усмехнулась она, и зайчики исчезли, а по поверхности воды ее глаз пробежала легкая тень. Она достала из кармана платок и аккуратно приложила к его рассеченной брови.

– А ты симпатичный! – сделала она вывод, пристально рассматривая его. – Ментам пойдем жаловаться?

– Нет, меня недавно за драку замели. Предки из дома выгонят, если узнают, что снова влез куда-то, – Алекс быстро сориентировался и, как всегда, попробовал извлечь для себя выгоду из ситуации. – Слушай, а ты одна живешь? Может, сможешь меня приютить, пока морда не заживет?

– Может, и смогу, – улыбнулась она, протягивая ему руку. – Пойдем машину ловить.

– А как тебя зовут? – спросил, наконец, Алекс.

– Лия.

– Красиво! Что-то цветочное. А я – Алекс.

 

 

В то утро Алекса разбудил яркий белый свет за окном. Он заворожено, еще не проснувшись, сквозь сон, смотрел на последний в этом году снег. Всю ночь ему снилось что-то неясное и тревожное, но он никак не мог вспомнить, что именно. Болело все тело, словно вчера на него упала бетонная плита, сильно они все-таки его избили. Машинально протянул руку на подушку, Лии не было рядом.

Кряхтя и морщась от боли, он оделся и встал с постели, осматриваясь по сторонам. Алексу сразу бросилась в глаза дорогая мебель в стиле минимализма: изящно и вычурно, но все функционально, каждая вещь на своем месте, – искусное сочетание предметов, гарантирующее простор и отсутствие лишних деталей. Такие дизайнерские квартиры он видел лишь на обложках модных журналов. Похоже, Лия была дочерью солидного бизнесмена, а, может, вообще олигарха или известного политика.

Причудливой формы полки вмещали невероятное количество книг. Алекса заинтересовало название «Практическое пособие по приемам стрельбы из пистолета» на корешке одной из них, и он выхватил книгу. Открыв ее, он обнаружил закладку – старую пожелтевшую от времени газетную вырезку:

 «Вчера у собственного подъезда застрелили в упор Ефимова Петра Ивановича. Все улики указывают на заказное убийство. Ефимов не давал разрешения на застройку загородными домами территории заповедника. По словам близких родственников, ему не раз угрожали. По делу ведется следствие. Сослуживцы выражают глубокие соболезнования жене и дочке погибшего», – прочел он, и смутная тревога его сна снова вернулась.

Лия появилась внезапно, как привидение, он даже не услышал звука ключа в двери. Она прошлась по комнате, отряхивая волосы от снега, и забрала раскрытую книгу из рук Алекса.

– Привет! – ошеломленно поздоровался Алекс, и, глядя на ее раскрасневшееся от утренней пробежки лицо, вдруг вспомнил: – Мне снился сон: мы бежали за туманом, а он – от нас. Но мы никак не могли догнать его, захлебнуться в его белой мгле. И ты вдруг исчезла в тумане, я искал тебя, искал и… проснулся. Проснулся, а тебя нет рядом…

– Я не всегда буду рядом, привыкай. У меня работа связана с частыми командировками, – холодно ответила Лия, и, помолчав, добавила: – Да и на квартиру эту особо не рассчитывай, я ее арендую, свою иметь не выгодно – приходится часто переезжать с места на место.

– Ты бегаешь, тренируешься, книжки у тебя странные, – задумчиво произнес Алекс. – Ты чем вообще по жизни занимаешься?

– Я помогаю людям решить их проблемы. В общем, мне нужно быть в форме, – уклонилась она от ответа, и озеро в ее глазах потемнело.

– Да, я понял. Чья-то личная охрана, какого-нибудь большого босса, да? Я читал, что сейчас модно женщин в охрану нанимать!

Лия кивнула в ответ и пошла на кухню варить кофе.

– Выбери себе какой-нибудь фильм, – прокричала она уже с кухни. – Мне нужно будет немного поработать.

Алекс подошел к стойке с DVD дисками:

– У тебя тут одни убийства, – разочарованно протянул он, изучая названия кинофильмов.

– Посмотри с другой стороны, есть отличная коллекция мировой классики: Годар, Бертолуччи, Висконти, – и она внесла дымящийся на подносе кофе в комнату.

– Это такое черно-белое древнее кино? А у тебя чего-нибудь современного нет? Приключенческого? – Алекс уже начинал действовать ей на нервы.

– Я не могу смотреть современное кино. Я все наперед знаю, что произойдет в следующей сцене. Мне скучно. В 60-е сюжет лучше закручивали, – с легким презрением произнесла она.

– Тогда уж лучше про убийц. Не люблю много думать, – выбрал, наконец, Алекс и блаженно растянулся на диване напротив огромного плазменного экрана.

 – Только смотри в наушниках, я же сказала, мне нужно поработать, – тихо попросила Лия, включая компьютер.

Убедившись, что Алекс поглощен просмотром кинофильма, она достала конверт из верхнего ящика стола: фотография мужчины лет сорока девяти, в пиджаке, галстуке, на обороте – Имя, Фамилия, Отчество, должность – руководитель компании «Мебель пром», и еще чуть смятый листок, исписанный адресами мест, где незнакомец с фотографии проводит свое время.

 «Несчастный случай вне дома. Почерк женский. Жена, значит. Одно из двух: либо ты ее достал, либо ей нужны твои деньги, а может и то, и другое», – размышляла она про себя. Ей вдруг вспомнилась глупейшая комедия о том, как одна особа одолжила денег у своего ухажера, чтобы расплатиться с киллером за его же убийство. И воображение живо нарисовало ей картинку: кладбище, над могилой склонилась молодая вдова в черном пальто из последней «блеск-энд-шик» коллекции очередного выскочки-модельера и тихонько шепчет портрету что-то вроде: «Я пришла сказать тебе, что я тоже способна на многое. Теперь все твое принадлежит мне. И я ни в чем не раскаиваюсь. Не стоило обращаться со мной, как с надоевшей куклой!»

Тем временем Интернет выдавал ей сайты с листка: ресторана – элитного, с предварительным заказом столиков за месяц, закрытого спортивного клуба… Похоже, самое сложное будет организовать встречу с будущей жертвой. Лия быстро нашла себе нишу на рынке смерти, став блестящим специалистом по несчастным случаям: люди умирали от сердечной недостаточности, болезней печени, инсультов, в автомобильных авариях, в теплой постели без каких-либо признаков насилия. С огнестрельным оружием она завязала навсегда, – слишком опасно и неразумно, ведь клиентам, так же как и ей, нужно, чтобы уголовное дело даже не заводилось. Она была неуловима, единственный, кто мог узнать ее, – тот, кто испускал последний вздох, ведь чаще всего ей приходилось вступать в личный контакт с приговоренными.

 «Рискованно, но придется идти прямо в офис…Что там у нас с вакансиями?» – искать долго не пришлось: «Требуется референт, личный помощник руководителя», – прочитала она. Отправив резюме на указанный электронный адрес, Лия еще раз взглянула на фотографию: мужчина был далеко не молод, полнота и тени под глазами указывали на нездоровое сердце.

Она взглянула на Алекса, проверить, насколько он погружен в просмотр кинофильма. Убедившись, что глубоко, она подошла к полке с книгами. Пролистав раздел ядов в «Пособии по судмедэкспертизе», наконец, нашла:

«ВератринНазвание яда и состава вещества, его содержащего, изменено, кристаллообразный алкалоид, растворим в спирте, кипящей воде. При приеме внутрь нарушает деятельность сердца. 3 грамма приводят к летальному исходу. Смерть от остановки сердца наступает в течение 2-4 часов. Других побочных эффектов нет». А Интернет подсказал ей, что вератрин входит в состав «чемеричной воды», которую продают в аптеках. Извлекать яд из всего, что продается или растет, стало ее второй натурой, химией она увлеклась всерьез.

Вот так, все просто и решено. Она дерзко улыбнулась и закурила сигарету:

– Референт должен уметь варить кофе. Господин, как вас там, а вы знаете, что кофе – самый опасный напиток в мире, он уничтожает вкус и запах любого яда? А кофе я умею варить по особому рецепту, уж не сомневайтесь! – и она легко откинулась на спинку кресла, выпустив тонкую струйку дыма в потолок комнаты.

– Что? – растерянно поднял голову Алекс.

– Ничего серьезного, обыденность и проза жизни, – вздохнула Лия и затушила сигарету.

 

 

В «Мебельпром» все прошло гладко. Завтрашний босс Натальи (конечно же, Лия, благодаря обаятельной улыбке, избежала предъявления паспорта на входе в бизнес-центр) был поражен ее участливой исполнительностью, он даже перезвонил в отдел кадров и поторопил их с оформлением на работу новой сотрудницы. А спустя два часа после ее ухода у него перестало биться сердце. Никто и не подумает проводить параллель между появлением в офисе очаровательной секретарши, которая не только услужливо сварила кофе, но и чашки вымыла до блеска, и инфарктом босса, которому не суждено было стать завтрашним. Сгорел на работе, – покачают головой сослуживцы.

Лия планировала чужую смерть с архитекторской точностью. С ее умением предусмотреть абсолютно все, укрепить слабые места прочными железобетонными подпорками она стала бы блестящим архитектором, если бы ее не выгнали с последнего курса университета без какой-либо надежды на восстановление. Но мы всегда находим применение нашим талантам, если не во благо, так хотя бы во зло. Ее здания простояли бы века, но, не имея такой возможности, она блестяще разрушала.

– Что-нибудь еще? – спросил официант, забирая тарелки с недоеденным ужином.

– Кофе в большой чашке, – она забронировала столик в кафе у окна напротив бизнес-центра, ожидая развязки. На излете зимы темнеет рано, но вход в бизнес-центр ярко освещен. Зайдя сюда накануне, Лия поняла, что лучшего наблюдательного пункта ей не найти. Самая распространенная ошибка преступников в том, что они стараются скрыться с места преступления как можно скорее, чтобы потом, спустя несколько дней, вернуться туда снова – проверить все ли в порядке. Желание удостовериться в отсутствии ошибок сильнее страха встретиться с теми, кто их там уже ждет. Лия взяла себе за правило «проверять деньги, не отходя от кассы».

Наконец, вой сирен скорой помощи известил ее о том, что яд подействовал. Теперь осталось убедиться в последнем: милицию никто не вызвал, а тело на носилках – накрыто с головой. Эти минуты всегда были для нее самыми тревожными. Конечно, она не рассчитывала на везение, удача просчитывалась до мельчайших деталей, отрабатывалась и перепроверялась.

Ей вспомнилось другое кафе, где она также ждала неделю назад. Не доверяя книгам, она решила провести испытания сама. Провозившись двое суток с очищением чемеричной воды от примесей, затем кристаллизовав выпариванием вератрин, она купила самую дешевую чекушку водки и сунула ее в руки нищему с улицы. Нищие всегда околачиваются рядом с магазинами или кафе, там легче выпросить мелочь со сдачи. Сквозь высокие окна кафе она наблюдала за тем, как бомж залпом выпил водку и затянул какую-то бессвязную песню, размахивая руками. Прохожие с ужасом и отвращением шарахались от него в сторону.

На третьей чашке кофе бомж все еще пел, пугая прохожих. Лия начала нервничать, слишком мало у нее оставалось времени на новый план действий.

– Я не могу себя чувствовать счастливым, пока вокруг столько обделенных людей. Мне так хочется им помочь! Всем! Понимаешь? – послышался позади нее нетрезвый мужской голос. – Но это невозможно, меня на всех не хватит. А помогать кому-то одному – лишь капля в море, бессмысленно! Вот, хотя бы этот бомж. Дам я ему денег, он поест. Но существуют же и другие! Какой смысл спасать кого-то одного, если остальные умрут от голода? Вот, я ничего и не делаю.

– Ты неправ! – отозвался другой голос. – Нужно помогать тем, кто рядом. Если все будут поступать так, то обездоленных не останется…

Лия незаметно оглянулась: два подвыпивших философа спасали мир, обильно поливая стол пивом и размахивая сигаретами друг у друга перед носом. «Жалкий постскриптум истории, – подумала она. – Я – хотя бы санитар, избавляю планету от лишних людей и перенаселения, а что умеете делать вы? Пить и разводить руками, на большее не способны?».

Наконец, бомж затих, привалившись к стене, без движения. Лия попросила счет за кофе.

– Спорим, девушка – тоже моя союзница! – снова заговорил второй. – Студентка, наверно, денег совсем нет, а нищему все же подаст.

 

«Не буду тебя разубеждать», – решила про себя Лия. Она забрала десятку из папки со счетом, которую хотела оставить на чай, и вышла из кафе. Мужчины продолжали лениво следить из окон за происходящим на улице. Лия наклонилась к бомжу и, кинув в шапку десятку, осторожно взяла его за запястье. Пульса не было, растворившийся в спирте вератрин подействовал, теперь предстояло растворить его в кипятке. План должен сработать…

…И он сработал.

 

 

Было у Лии и еще одно правило безопасности: она никогда не встречалась с заказчиками лично.

Алексу понравилась ее новая игра – проверить на прочность кровать в отеле на час, его вообще вдохновляли любые приключения, даже самые нелепые. Удовлетворенный, он шумел водой в душе. Лия, быстро накинув на себя рубашку, легла на пол и протянула руку под кровать. Под съемной доской ее ждала пачка долларов – оплата за услуги. Заказчики – просто люди, они боятся встречи с убийцей. К тому же личная встреча ничего не гарантирует, не потребуешь же с наемника денег через суд, если он не устранит проблему.

Лия подумала о человеке, постучавшем недавно ей в ICQ, и если предстоящее пройдет успешно, можно будет наслаждаться жизнью еще долго, возможно даже в маленьком домике с видом на горы. С недавних пор мысли о том, чтобы завязать, преследовали ее неустанно. Но «на завязать» всегда не хватает. Это похоже на казино, кажется, вот еще одна ставка и все, можно остановиться и почувствовать себя достаточно богатым, хотя заядлые игроки знают, что выигрышная ставка никогда не бывает последней. Точно также как наркоманы знают, что последняя доза – всегда смертельная. У бездны нет края, и невозможно остановиться. Если падаешь, то непременно разобьешься, ибо никто еще не зависал в полете падения. Одно преступление всегда влечет за собой другое.

Вечером они выглядели самой счастливой парой в клубе. Они танцевали и пили вино из хрустальных бокалов. Но вино не вскружило голову, как мечталось Лие, и не позволяло забыться. А ей хотелось забыть. Зачеркнуть свое время. В ее жизни не было понятия «время», ведь говоря о времени, люди подразумевают прошлое или будущее. Но прошлое Лии уже стерто из памяти, а будущее перечеркнуто. Она жила лишь здесь и сейчас. Все чаще и чаще ей вспоминался одинокий старик у пруда, именно он впервые заставил ее ощутить весь ужас вертикали, раз и навсегда перечеркнувшей ее время, а значит и жизнь.

– Вот, возьми, для усиления чувств! – Алекс протянул ей марку «экстази».

– Вообще-то я не принимаю. Память не ухудшает? – недоверчиво поинтересовалась Лия.

– Нет, что ты! Детские шалости! Совсем легкое, веселее станет и все! – Алекс первый проглотил таблетку, запив вином, и подмигнул ей. Лия последовала его примеру. И они снова пошли танцевать.

Внезапно лица на танцполе стали расплываться, а воздуха катастрофически не хватало. Лия сама не помнила, как оказалась на улице. Она присела на корточки у входа в клуб, жадно вдыхая морозный воздух ночи, но, как путник, заплутавший в пустыне, не могла утолить жажду. Все вокруг превратилось в мираж.

– У меня хорошенькая пятилетняя дочка! Ты убьешь меня, Лия? – наклонился к ее лицу молодой парень, она узнала его.

– А я скоро выхожу замуж! Неужели и меня ты убьешь, Лия? – подошла к ним женщина, которую Лия тоже узнала.

– А у меня сегодня день рождения! Ты убьешь меня, Лия?

Они обступили ее со всех сторон, требуя ответа. Они воскресли и желали расплаты. Миражи ее стертого прошлого. Чужие проблемы, которые она мастерски устраняла.

Алекс нашел ее, плачущую у входа.

-Домой, отвези меня домой, – взмолилась она.

-Да, конечно, сейчас поедем, – и он накинул ей на плечи пальто.

 

 

В ту ночь их разбудил щенячий визг, скорее даже не визг, а словно кто-то тоненько плакал и безутешно звал их под окнами. Казалось, щенку причиняют нестерпимую боль, и он в голос кричит о помощи.

– Если этот урод не перестанет мучить собаку, я снесу ему голову! – Лия резко вскочила с постели, одеваясь на ходу. Алекс последовал за ней.

Они долго бродили в темноте двора, стараясь по звуку щенячьих рыданий отыскать окно, где истязали животное, пока не наткнулись на край канавы в метр глубиной. Очередная авария водопровода.

– Почему они никогда не закрывают ямы? – резко спросила Лия, спрыгивая вниз.

На дне в луже дрожал от холода маленький теплый комочек шести, Лия подхватила его на руки с намерением поставить на землю наверху, но щенок прижался к ней и не хотел убегать.

– Давай возьмем его, такой славный малыш! – предложил Алекс.

– Нет, – коротко ответила Лия.

– Почему?

– Я не могу брать на себя такую ответственность.

– Но есть древний закон, если спасаешь кому-то жизнь, то навсегда остаешься за него в ответе. Он теперь твой, – попробовал пошутить Алекс в надежде, что Лия все же заберет малыша домой.

– Я не знаю, что со мной будет завтра, у меня нет времени на собаку! – Лия дала понять, что разговор окончен, но Алекс не сдавался.

– У тебя никогда нет времени на что-то ценное, ты живешь … в пустую! – резко сказал он и взял щенка себе. Насквозь промокший малыш оставил на куртке отпечатки грязных лап, и, словно извиняясь, лизнул его в нос.

– В пустую, – повторила про себя Лия. – Пустые времена, зачеркнутая жизнь без прошлого и будущего, – задумчиво произнесла она.

– Ты меня тоже вытащила тогда, – вспомнил вдруг Алекс. – И тоже бросишь, как этого щенка?

– Ты сможешь сам о себе позаботиться, если со мной что-то случится, – спокойно ответила Лия.

Она понимала, что Алекс прав. Ее переполняла нежность, и было неизлечимо тепло и больно от сознания того, что она только что спасла маленькую жизнь от участи замерзнуть в ледяной воде. Прекрасно дарить жизнь, а не отнимать ее. Им всем позволено жить так, как им хочется, спасать других, рожать детей. Они не понимают, что это самое великое счастье на свете. Вот только ей оно больше не доступно. Ее жизнь – вертикаль сквозь пустые времена. История перечеркнутого времени.

– Что случится? – испугался Алекс, прижав к себе щенка так сильно, что он взвизгнул.

– То, что случается с человеком в конце пути, – Лия смотрела прямо на него, казалось, ее глаза стали совсем прозрачными. Алекс пытался найти в них разгадку, но озеро обмелело и превратилось в пустоту.

– Не нужно о смерти, мне становится страшно, когда ты так говоришь. Ты относишься к смерти, как будто она приходит каждый день, а я не хочу умирать, – и голос Алекса задрожал, как замерзший щенок.

– Чем бессмысленней жизнь, тем непереносимее мысли о смерти, – парировала Лия.

– Ты так считаешь?

– Не я... Это Ремарк.

Вдруг что-то мокрое и холодное ткнулось в ладонь, Лия оглянулась. Рядом с ней стояла шелудивая дворовая собака, помахивая хвостом. Она сильно исхудала, оттянутые кормлением щенков сосцы свисали чуть ли не до земли. Это был ее малыш, и она, скорее всего, наблюдала за ними все время.

– Ну вот, проблема решена, – сказала Лия, решительно забирая щенка у Алекса.

– Но она же бродячая, ей самой нечего есть, а тут еще щенки. У нас ему в любом случае будет лучше, – предпринял последнюю попытку сопротивляться Алекс.

Но Лия поставила щенка на землю, слегка подтолкнув вперед. Бродяжка с благодарностью оглянулась на них и побежала прочь, щенок, неуклюже семеня, последовал за ней.

– Нельзя мать лишать ребенка, даже если ей нечего дать ему, – вздохнула Лия, глядя им вслед.

 

 

*   *   *

 

– Да, пальчики-то совпадают, – задумчиво протянул следователь, глядя на компьютерную распечатку, и снова повторил вопрос Андрею: – Давайте по порядку. Итак, еще раз: где вы были в ночь с 7-е на 8-е марта?

– Я говорил уже вам. Я всю ночь работал, хотел поскорее сдать проект, мы планировали поехать в отпуск сразу после праздника, – Андрей почувствовал легкое раздражение. Вопросы сыпались один за другим, больно раня, как мелкие удары града.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Если только охрана, больше там никого не было.

– Кто был в ту ночь на дежурстве?

– Я не знаю, у меня электронный ключ от дверей, я не общаюсь с охраной. Они могли видеть меня в мониторы, но я не уверен.

– Значит, если охранник прилег поспать и не следил за камерой видеонаблюдения, алиби у вас нет?

– Значит, нет.

– Хорошо мы это выясним…

«Неужели им заняться больше нечем? – недоумевал Андрей. – Ведь ясно же, как день, что я не убивал и даже не знаю, кто мог это сделать». Но следователю как раз ясности и не хватало. Андрей казался ему положительным героем истории, но, опыт подсказывал ему, что именно самые простые решения и есть верные, а самые невероятные подозрения оправдываются. Он медленно прошелся вдоль комнаты, затем по-отечески положил Андрею руку на плечо:

– Если вам есть в чем признаться, лучше сделать это сейчас.

– В чем признаться? – подскочил на стуле Андрей.

– В убийстве. Вы до сегодняшнего дня сотрудничали со следствием, можем оформить явку с повинной, – и в голосе следователя послышались нотки сочувствия.

– Но я не убивал! Я говорил уже вам, мы были лучшими друзьями! – внутри у Андрея все сжалось, и стало трудно дышать.

– Результаты экспертизы говорят обратное. Убийство совершено именно этим злополучным ножом, который вы ему подарили. У него особенное изогнутое лезвие, ошибиться невозможно. К тому же, возле самой рукоятки обнаружены следы крови Глеба (отмыть этот стык железа и дерева было сложно). На ноже самые четкие отпечатки пальцев – ваши. Значит, вы держали нож в руках последним, – как можно спокойнее заговорил следователь.

– Конечно на нем мои отпечатки, нож – подарок, я брал его в руки при покупке!

– И у вас был мотив…

– Какой еще мотив?

– Марина, – следователь так близко наклонился к Андрею, что тот невольно отпрянул. – Он не хотел отпускать ее к вам, ждал что она вернется… А ну как вернулась бы?

Андрей уронил голову на руки, больше всего ему не хотелось посвящать следствие в свою личную жизнь, но иначе ему никто не верил. Он зря волновался, в милиции равнодушны к душевному стриптизу, для них это обыденность, работа, еще один из трехсот шестидесяти пяти дней в году. Интерес к подследственным обострен лишь у новичков, у специалистов он притупляется, и вместе с жалостью, состраданием, сочувствием, желанием помочь запирается в нижнем ящике письменного стола на ключ.

– Она давно приняла это решение – уйти, – начал раздевать свою душу Андрей. – Не я ее увел, и не вернулась бы она к нему никогда. Глеб же ненормальный! Знаете что такое фрирайд? Они несутся с многокилометровой высоты вниз, практически по вертикали, без трассы, по свежему снегу, а под ним – голые скалы. У него в 28 лет – 28 переломов! Два года назад он сильно разбился, повредил позвоночник. Марина выхаживала его, ночей не спала у его больничной койки. Я помогал им, как мог, то деньгами, то лекарствами. И знаете, что он сделал, когда полностью восстановился?

– Неужели – снова в горы? – пораженный его рассказом спросил следователь.

– Он – в горы. Она – в больницу с нервным истощением. Она сама ушла ко мне, поняла, что тоже нуждается в простом человеческом тепле и заботе.

Оба замолчали. Внезапно с шумом распахнулась дверь, и на пороге возник разгоряченный помощник. Не обращая внимания на Андрея, он пересек кабинет и положил лист бумаги перед следователем:

– Вот показания охранника офиса. Он утверждает, что видел, как подозреваемый уходил вместе с Селезневым в районе семи часов вечера накануне убийства.

– Так вы виделись с убитым? – пробегая глазами листок, жестко спросил следователь. Важная улика, но Андрей умолчал о ней.

– Да, он заходил ко мне на работу, сказал, что хочет поговорить, мы пошли в ресторан поужинать. А потом я вернулся в офис, – Андрей знал, что теперь все они против него, но продолжал настаивать на своей невиновности.

– О чем поговорить? – переспросил следователь.

– Я не помню точно, – смешался Андрей. Глеб ничего особенного не хотел ему сказать в тот вечер. Они ужинали вместе, это было попыткой восстановить отношения после ссоры, и Глеб даже обещал дать Марине развод, но не успел.

– Скажите, а у вас когда-нибудь бывали провалы в памяти? – продолжил нападать на него следователь.

– Нет! Я – вменяем, и я не убивал! – резко ответил Андрей, понимая, что сегодня он, скорее всего, отсюда уже не выйдет.

– Мне придется задержать вас до выяснения всех обстоятельств дела, – как можно спокойнее объяснил ему следователь и обратился к своему помощнику: – Начинай оформлять подозреваемого в СИЗО.

– Да вы что! Неужели нельзя обойтись подпиской? Ведь понятно же, я не убивал! Меня кто-то хочет подставить! Я что ненормальный оставлять орудие убийства со своими отпечатками в квартире Глеба? – сопротивлялся Андрей, но в кабинет уже вошли охранники следственного изолятора.

– Нельзя сейчас оставлять Марину одну! – прокричал он уже из коридора.

 

 

Марину нельзя было оставлять одну. Она напоминала Глебу маленького ребенка, который плакал и плакал до тех пор, пока он опять не начинал качать ее колыбель.

– Чертова погода! Скорей бы в горы! – и он с силой потер виски, боль огненным обручем сжимала голову, не прекращаясь ни на секунду. Он мучился так уже несколько месяцев дни и ночи напролет, глотая тонну таблеток обезболивающего и снотворного. Так, наверно, чувствовали себя пустынные воины, приговоренные к казни: влажной, растянутой верблюжьей кожей им плотно обвязывали чисто выбритый череп, под палящим солнцем кожа высыхала и начинала медленно сжиматься, сдавливая мозг, и воины сходили с ума, умирая в страшных мучениях.

Глеба убивал город, превращая мысли в боль, не позволяя сосредоточиться. После всего, что случилось, он обещал Марине, что больше никогда не оставит ее одну, но тяга в горы была сильнее любых слов и обещаний. Там боль, наконец, оставит его в покое, и он сможет дышать. Разорвав еще одну упаковку анальгина, он запил таблетку водой, и начал собирать вещи в дорогу.

Марина тихо вошла в комнату и замерла у стены, наблюдая за его суетой.

– Опять уезжаешь? – наконец, нарушила она молчание.

– Перестань, пожалуйста! У меня голова раскалывается, – грубо оборвал ее Глеб.

– Я ухожу от тебя к Андрею, – спокойно произнесла она.

Глеб вздрогнул от неожиданности, оглянулся и только сейчас заметил в ее руках чемодан.

– Ты знал, что я уйду, – продолжала она, отступив от него в коридор. – Пойми, я больше не могу жить со смертником. Мне страшно. Мне даже деньги эти не нужны! Мне вообще в жизни нужно всего несколько простых вещей – нормальная семья, дети, муж, который в трудную минуту будет рядом, на которого можно положиться. Но ты так ничего и не понял. Ты никогда не сможешь измениться!

– Подожди! Давай поговорим! Ты же не всерьез? Ты вернешься? – догнал Глеб ее уже в коридоре, пытаясь вырвать чемодан из рук. Но она молча отстранила его, и, накинув пальто, отперла входную дверь.

– Знаешь, в чем самое большое счастье? – спросила она его уже на пороге. – Знать, каким будет твой завтрашний день!

Задребезжали двери открывающегося лифта, а он все еще медлил. Нужно было схватить ее, вернуть, разобрать ее чемодан и отказаться от гор раз и навсегда. Но Глеб словно врос в пол, ощущая лишь невыносимую горечь в горле то ли от таблеток, то ли от страха потерять ее навсегда. Теперь и он узнал ее страх потери, теперь и ему предстояло жить в постоянном ее ожидании.

 

– И все-таки в этом деле все нечисто, – продолжил размышлять следователь. – Нож с отпечатками Андрея оставлен в подставке. Но в квартире тщательно протерты все поверхности. Если он – убийца, вряд ли он оставил бы нож. А вот стирать отпечатки пальцев в квартире совсем бессмысленно, ведь понятно же, что Андрей бывал на квартире убитого, они же друзья. И почему не избавился от тела? Пролежи труп в земле хоть неделю, ткани бы изменились, и ни одна экспертиза уже бы не установила, чем именно ему перерезали горло.

– От тела избавиться не успел или не смог. А все остальное легко объяснить! – живо вступил в разговор молодой ретивый его помощник. – У подозреваемого был шок. Многие убийцы моют и причесывают жертву, и даже укладывают в постель. Это шок! Попытка вернуть все назад, избавиться от чувства вины… Нож – вернуть на место, а свое пребывание в квартире убитого – стереть, а значит стереть из памяти и убийство! Это психология!

– Психология, – горько усмехнулся следователь его прыти. – Плохо ты учился. Все, о чем ты говоришь, верно для серийных убийц и психопатов. Андрей – абсолютно нормальный человек, такой же, как и мы с тобой. А убийство – прекрасно спланировано. Никто из соседей не слышал шума, не заметил ничего подозрительного. Значит, Глеб знал убийцу. Сам открыл ему дверь, или они пришли вместе.

– Правильно, – снова перебил помощник. – Они же были друзьями, к тому же охранник подтвердил, что они ушли из офиса вместе.

– Но мы еще не знаем, возвращался ли Андрей в офис, – возразил следователь. – Если он – убийца, то ходит по краю, подставляет сам себя. Возможно, именно этим, он и пытается отвести от себя подозрения? Хотя это скорее похоже на безумие. С кем еще общался Глеб? Номера телефонов – все проверили?

– Ничего нет – спортивный магазин, какой-то телефон медицинского центра, но у него все цифры, кроме последних, совпадают как раз со спортивным магазином, где Глеб покупал свои фрирайдерские штуки, скорее набран по ошибке. Ну и телефоны Марины и Андрея, конечно.

– А фрирайдеры? Может, кто-то заходил к нему из их числа?

-Вряд ли, мы проверяли все его записи, электронную почту, мобильный, все. В общем-то, райдеры не дружат, у меня брат тоже на сноуборде катается. У них постоянное соперничество между собой, чья гора круче.

– У Глеба было только две стороны жизни – фрирайд и Марина. Больше мы ничего не нашли. Значит, убить его мог либо Андрей, либо соперник по титулам. Там деньги немалые выигрывают в чемпионатах, может, перешел кому-то дорогу, – задумчиво произнес следователь, поднимаясь из-за стола и встряхивая замявшийся пиджак. – Пожалуй, съезжу еще раз на квартиру убитого, осмотрюсь повнимательнее.

 

 

Глеб был первым мужчиной в жизни Марины. Первый отпуск в горах, первые шаги по первому снегу. Робко и неуверенно, словно оставшийся без присмотра взрослых ребенок, она пробовала встать на лыжи, но, неловко оступившись и взмахнув руками, снова упала. Ей хотелось навсегда остаться в сугробе и плакать от обиды и стыда: лыжники и сноубордисты летели ей навстречу, чуть касаясь земли. Отовсюду слышался их восторженный радостный смех. Марина смотрела на них с той завистью, с которой смотрит заключенный на птиц, взмывающих в небесную синеву, в узкое окошко темницы.

– Первый раз здесь? Совсем кататься не умеешь! – Глеб возник перед ней огромный, как гора. Загорелый, со смеющимися раскосыми глазами, держа в руках переливающуюся всеми цветами радуги на солнце доску. Она смотрела на него снизу вверх, как на вождя индейского племени. Ему только перьев не хватало.

– У меня первый отпуск, учусь потихоньку, – смущенно себе под нос пробормотала она.

– Услуги инструктора не требуются? – спросил он, с интересом оглядывая ее с головы до ног.

– У меня нет денег на инструктора, – окончательно смешавшись, тихо сказала она, опустив голову.

– А я могу на добровольных началах! Пойдем, покажу, как нужно кататься, – и он одним движением вытащил ее из сугроба и поставил на ноги.

Марина с опаской поглядывала в сторону подъемника, ей и у подножия гор было не по себе. Но сопротивляться натиску вождя заснеженных склонов было нелегко. Вторая очередь, третья, четвертая… Они оба молчали, Глеб, вдохновенно глядя на горные вершины, даже не заметил, что Марина из-за боязни высоты крепко зажмурилась.

Сойдя с подъемника, они еще долго карабкались по горной тропинке на плато на самом верху. Облака уже были под ними. «Интересно, как это, ходить по облакам?» – подумала Марина.

– Ты отсюда поедешь? – ей не нужно было смотреть вниз, голова у нее и так кружилась. Снег на склоне был нетронутым, наверно, за целый день не нашлось безумцев, способных оседлать этот спуск.

– Нет, ты отсюда будешь смотреть, – дерзко засмеялся Глеб, и отошел к противоположной стороне плато. Марина, положила свои лыжи на снег, и нерешительно, след в след, пошла за ним. Она до последней минуты была уверена, что ничего не случится.

Но Глеб, слегка подпрыгнув, оторвался от земли, и исчез в фонтане снежных брызг. Марина, сделав над собой усилие, подошла к самому краю и заглянула вниз: пороги острых скал, стянутые обнаженными корнями сосен, словно канатами, редкие островки снега…

– Глеб! – и ее голос эхом затерялся между склонами молчащих гор.

Марина, подхватив тяжеленные лыжи, поскальзываясь и спотыкаясь, побежала в сторону подъемника. Четвертая очередь, третья, вторая, первая.

Беспомощно озираясь, она сиротливо шагала по снегу, пытаясь разглядеть Глеба в каждом встречном сноубордисте. Никогда еще ей не было так страшно.

Вдруг кто-то сзади положил руку на плечо. Похоже, у индейского вождя выросли крылья.

– Я не буду больше смотреть, как ты катаешься. Мне страшно! – резко вырываясь, сказала Марина.

 – Это первый урок, – засмеялся Глеб. – Никогда ничего не бойся! Кто не боится высоты, тот не падает!

 

 

Следователь долго рассматривал счастливую пару на фотографии на фоне гор: Марина с лыжами, Глеб со сноубордом. Их первое знакомство. Свет фонарей за окном выхватывал из темноты комнаты меловую полоску, ставшую последним напоминанием об одном из них. С трудом верилось, что пустота внутри белого контура – это все, что осталось от человека, который когда-то так сильно любил жить, и чья жизнь была столь наполненной и яркой.

«Наверно, ответ нужно искать все-таки в горах», – подумалось ему, и он включил компьютер Глеба. В электронной почте – чистота, как в больнице: сплошные рассылки с райдерских чемпионатов, ни одного личного письма. Может, чат какой-нибудь?

«Ищу работу, связанную с риском для жизни. Номер ICQ», – прочел следователь, перейдя по ссылке в Интернет-журнале Глеба. Маленький неслышный взрыв, перевернувший его реальность. «Убийца из сети? Похоже, пора мне на пенсию», – горько подумал он.

– У тебя Интернет дома есть? – набрал он номер своего помощника. – Знаешь, как проверить номер ICQ? Проверь, на кого зарегистрирован. Я плохо разбираюсь в современных средствах связи.

– Fall down и больше ничего, – прозвучало из телефонной трубки через минуту.

– Как ничего? – опешил следователь, он определенно рассчитывал на большее.

– ICQ можно зарегистрировать на кого угодно, без указания данных, регистрирует сам владелец. Чтобы выяснить, кто это, нужно связываться, – терпеливо объяснил помощник.

– Fall down, – задумчиво произнес он. – А как переводится?

– Падение или вертикаль, не знаю точно, – отозвался помощник в трубке.

Загрузив ICQ с рабочего стола, следователь увидел красный цветок Fall Down, «не в сети» – пояснил компьютер. И снова ожидание.

Собираясь уходить, он вдруг вспомнил, что должен был еще раз проверить автоответчик Глеба. Но автоответчик ничем не помог, кроме того, что в памяти телефона повторялся с завидной регулярностью один и тот же номер.

«Какой-то номер, но там все цифры, кроме последних, совпадают с телефоном спортивного магазина, наверно, по ошибке набран», – всплыло вдруг в сознании.

Столько раз подряд ошибаться невозможно. Но и звонок пришлось отложить до утра, стрелки часов обогнали полночь. Переписав номер, он сунул листок в карман пиджака и тяжело поднялся на ноги. Усталость захватила в плен и душу, и тело, без какой-либо надежды на освобождение.

 

 

*   *   *

 

– Ты плохо выглядишь. Не спишь совсем? – спросил Андрей, протягивая руку Марине. Глубокие тени под глазами выдавали количество ее бессонных ночей.

– Я не могу, – тихо сказала она, осторожно отнимая руку, и Андрей вдруг заметил кошку недоверия, пробежавшую между ними.

– Ты мне веришь? – с отчаянием спросил он, пытаясь вновь ощутить ее такое родное и близкое тепло. Но она окаменела, как статуя, не двигаясь, и не поднимая на него глаз.

– Эй! Ты что? Я же – не убийца! Посмотри на меня! – как бы горячо он ни говорил сейчас с ней, камень статуи все равно бы остался холодным.

– Я уже не знаю, во что мне верить, – одними губами произнесла она одновременно с вошедшим надзирателем:

– Свидание окончено! – подвел он итог, опуская занавес темноты между ними.

 

 

– Подведем итоги, – потирая лоб, размышлял вслух следователь. – С компьютера убитого кто-то заказал или пытался заказать киллера. Это объясняет стертые отпечатки в квартире. Но тогда… должен быть еще один такой же нож. Если бы киллер держал нож в руках последним, даже в перчатках, – отпечатки Андрея были бы смазаны или вообще стерты. Адрес охотничьего магазина выяснили?

– Да, – быстро ответил помощник, отрываясь от составления отчета.

– Нужно проверить, кто покупал такие ножи, он довольно дорогой, покупателей должно быть немного. Сдается мне, chercher la femme

– Что?

– Ищите женщину. Кто указал нам на нож?

– Марина! – ошеломленный догадкой воскликнул помощник.

– У нее же были и ключи от квартиры убитого, которые она могла передать киллеру, – продолжил следователь. – Он вошел незаметно, открыв дверь ключом, поэтому соседи ничего не слышали, а Глеб не успел встать с кресла. А второй нож могла купить и сама по его документам, он доверял ей.

– Но зачем ей убивать Глеба, да еще так? Женщина заказывает убийце перерезать горло бывшему возлюбленному! Кошмар, какой-то! – помощник был слишком молод, чтобы разглядеть за сверкающим фасадом судьбы, ее неприглядные подворотни, и уж тем более нежный и невесомый образ Марины никак не вязался в сознании с реками крови.

– Да, было зачем, – мрачно отозвался следователь. – Марина выросла в простой старомосковской семье. Отец – ученый, мать – заведующая библиотеки. Жили небогато. А тут своя квартира почти в центре Москвы, да и счет у Глеба был непустой. Призовой фонд последнего фрирайдерского чемпионата, куда ездил Глеб – сто тысяч долларов. А он вернулся призером! Близких родственников у него, как выяснилось, не было, а жене он развода не дал. Вообрази, одним махом – избавиться от надоевших мужчин, одного убить, другого посадить за убийство. Свободная, богатая женщина! Андрей все равно бы ее не оставил в покое. А нужна ли ей вообще его забота? К тому же, переехала она к нему всего за месяц, а то и меньше, до убийства, что совпадает по времени со ссылкой на объявление в Интернет журнале Глеба.

– Она же только что была здесь недалеко, в следственном изоляторе, на свидании с Андреем! Почему мы ее не задержали? И что делать с Андреем – отпускать под подписку о невыезде? – снова спросил помощник, он выглядел совершенно растерянным и сбитым с толку.

– Нет, все оставляем, как есть, – по-отечески улыбнулся ему следователь, и обстоятельно объяснил ситуацию: – Во-первых, чтоб Марина, если она причастна к убийству, ничего не заподозрила, к тому же все улики против нее – косвенные, на их основании невозможно задержать человека, во-вторых, у нас по-прежнему нет доказательств алиби Андрея. Есть еще и вторая версия: Глеб сам заказал убийцу, Марина ушла, он хотел отомстить. Андрей узнал об этом и убил его. Киллер в сети не появлялся? – уточнил он.

– Нет, пока статус «не в сети». Сообщение посылали, но без ответа.

– Будем дежурить, – снова помрачнел следователь. – Если выйдет в сеть, сразу подкинем ему наживку. Да, и свяжись с отделом по расследованию заказных убийств, придется еще и их подключить.

– А не рано? Может, все – шутка? Заказать киллера – через Интернет? Как-то слабо верится, – помощник был еще слишком молод, чтобы знать, что самые простые решения – самые верные, а самые невероятные подозрения оправдываются.

– Если даже в газетах такие объявления печатают, то Интернет вообще всемирный отстойник информации, причем – любой! Недавно по телику сюжет показывали: школьник собрал взрывное устройство и продал боевикам. Когда спросили, откуда он узнал, как собрать, тот ответил, мол, в Интернет полно инструкций на эту тему, рассказал ему следователь и добавил: – Для киллера Интернет еще и удобнее – полная анонимность. Поймаем убийцу – найдем ответ, кто заказчик.

После нескольких дней ожидания цветок Fall down с красного переключился на зеленый. Оперативная группа в полном составе разместилась по кругу за спиной следователя.

– Требуются ваши услуги, – быстро набрал он с клавиатуры.

– Суть дела? – всплыло в электронном окошке.

– Все объясню при встрече.

Напряжение в кабинете нарастало. Набирая текст, следователь чувствовал дыхание каждого члена оперативной группы за спиной.

– У меня свои правила: Я не встречаюсь с заказчиком. Аванс, данные и фото жертвы оставите в номере отеля, я вам сообщу, где именно. Вторую часть принесете туда же, когда дело будет закрыто, – был ответ.

– Какие гарантии?

– Никто не даст гарантии на убийство.

– Какова цена?

– $ 15 000, но зависит от исполнения.

– Увеличивай ставки, сорвется, – прозвучал за спиной громкий голос коллеги, и следователь чуть дрогнувшей рукой набрал цифры: $ 50 000 при условии личной встречи.

– Мне нужно подумать, – и Fall down снова вышел из сети.

В кабинете началось бурное обсуждение, каждый понимал, что времени у них почти не осталось, а малейшая ошибка спугнет убийцу.

– У нас на него ничего нет. Проверка IP адреса, с которого подавалось объявление – ничего не дала. На Интернет-доске печатается до тысячи объявлений одновременно, да и подать объявление можно из Интернет-кафе. Нужно брать с поличным, – объяснили коллеги из отдела по расследованию заказных убийств. – Хотя в ситуации есть определенные плюсы: он не встречается с заказчиком, значит не посредник, невысокая цена говорит о том, что не связывается с криминальными разборками, значит, не группировка. Судя по всему, имеем дело с фрилансером, работает он на бытовом, так сказать, уровне.

– Фри – что? – переспросил следователь.

– Свободный художник. Частник. Переводится, как свободное копье. Раньше так называли рыцарей-наемников. А сейчас – всех, кто работает на себя, – блеснул познаниями его помощник.

– Вот прогресс куда зашел! Все услуги – в сети, даже убийцы, – вздохнул следователь.

– А ты думал! – усмехнулся в ответ коллега из отдела расследования заказных убийств. – В России за последние годы сформировался твердый средний класс. Люди стали обеспеченные, есть, что терять. Вот и решают свои имущественные проблемы. А где все ответы на вопросы есть? В Интернет! Есть спрос – рано или поздно появилось бы и предложение.

– Номер отеля, – задумался следователь. – Удобно. Если возьмут, можно сказать, что снял этот номер, как мог снять любой другой, а деньги – нашел. И ничего не докажешь. А если он откажется от личной встречи?

– Тогда будем проверять всех клиентов ваших охотничьих магазинов, всех постояльцев отеля, в общем, работы будет много, – нахмурился коллега из заказного.

– Магазин уже проверили, – встрял молодой помощник. – Существует две записи о покупке двух одинаковых ножей по лицензии Селезнева, правда, в разных магазинах.

– Уговорила, значит, купить. Не учла только одного. – что киллер генеральную уборку в квартире сделает, – машинально произнес следователь, но вдруг замер на месте, вспоминая. – Хотя… Если киллер открыл дверь ключом Марины, и Глеб его не видел, почему тогда – не в перчатках? Зачем такие сложности? Не понимаю!

Вместо ответа на экране монитора компьютера всплыло новое сообщение ICQ:

– Встретимся в «Отеле на час», Страстной бульвар, 5, номер – 67. В четверг, в 5 вечера. Ключи от номера не берите. Скажите, что вас уже ждут, – написал Fall Down.

Это предвещало победу, все разом встали со своих мест.

– Жадный, сволочь! – торжествуя, воскликнул следователь, набирая «Договорились» в ответ: Итого у нас три дня на подготовку. Успеем?

 

 

*   *   *

 

Лия осторожно повернула ключ, и, приоткрыв дверь в номер, застыла на пороге, жадно вслушиваясь в тишину. В предрассветный час лишь ветер гулял по одиноким и заброшенным коридорам отеля на час. Она медленно вошла внутрь. Было темно. Шаря рукой по стене, она нащупала такой уже знакомый выключатель. Яркий свет и звенящая тишина. Она заглянула под кровать, обнаружив в тайнике конверт с новым заказом. Жесткая бумага неподатливо разорвалась у края. Она встряхнула конверт, и на пол выпала фотокарточка – лицевой стороной вниз. Лия дрожащей рукой подняла и перевернула ее. Она всегда знала, что однажды ей придется заглянуть в глаза самой себе, но не знала, что так скоро. Она посмотрела на себя как бы со стороны: она не помнила, где и когда позировала этому фотографу.

Вдруг резкая и горячая боль оглушила ее, и капли крови забарабанили по старому и обшарпанному паркетному полу. Она оглянулась на людей в черном, застывших позади нее. Они молча смотрели, как она, хватаясь за стены, с трудом поднялась на ноги и пошла в сторону окна, оставляя за собой кровавый след на всем, к чему прикасалась. Они также молча последовали за ней, держа на прицеле, готовые прикончить в любой момент.

«Неужели я уже мертва? – подумала Лия. – Но почему мне так больно? Они всадили в меня всю обойму. Свинец в крови. Как больно!»

 Она с усилием дергала раму окна на себя, липкие от крови руки постоянно соскальзывали. Но она продолжала, пока окно со стоном не распахнулось в утренний туман.

Она шагнула за край. Она бежала за туманом, а он от нее, и она никак не могла догнать его, захлебнуться в его белой мгле. И только голос Алекса звал ее в тумане: «Лия! Лия! Где ты? Где ты?»

Алекс тряс ее за плечо уже несколько минут, она не просыпалась, продолжая кричать во сне и метаться по мокрой от слез подушке. Наконец, она открыла глаза, словно воскресла из мертвых.

– Хорошо, что ты есть! – сказала она, прижимаясь к нему и дрожа всем телом.

– Ты мне раньше ничего подобного не говорила, – Алекс обнял ее и начал укачивать, как ребенка.

– А зачем я тебе вообще нужен? – вдруг спросил он. – Ни денег, ни работы, ни квартиры, ни машины, фильмы умные не смотрю, книжек умных не читаю.

– Женщине нельзя оставаться одной – кошмары снятся, – попыталась улыбнуться она сквозь слезы. – Никому нельзя быть одному.

Они долго лежали, обнявшись, вслушиваясь в звуки ночи из открытых окон. Лия любила звуки открытых окон, – звуки весны, нового рождения. Она всерьез задумалась о том, как хорошо будет проснуться вместе в маленьком домике в горах в самом сердце покоя и безмолвия. Там, где ее уже никто никогда не найдет и не будет искать.

– Послушай, мне придется скоро уехать из Москвы. И я думаю, уже навсегда. Ты поедешь со мной? – спросила она Алекса.

– Не знаю, – замялся он и пояснил. – У меня мама болеет.

Сквозь темноту комнаты Алекс ощущал на себе ее пристальный взгляд.

– То есть, ты уже никогда не вернешься? – тихо переспросил он.

– Нет, не вернусь. Но мы можем уехать отсюда вместе.

– Поеду! – решился Алекс, и ему показалось, что он, наконец, догнал туман своих снов.

– Тогда расскажу тебе одну очень банальную историю, – произнесла Лия каким-то совсем чужим голосом. – Видишь ли, слова жесткость и жестокость – однокоренные, разница всего в одной букве «о», но это и есть – zero, обнуление души. Беда в том, что если тебе недостает жесткости, тебя будут бить. А если тебя слишком долго бьют, ты утрачиваешь чувство жалости. Это я и называю жестокостью, не намеренное зло, а когда становится абсолютно все равно, и ты уже никого не можешь жалеть по-настоящему.

Что-то уходит из тебя, и ты ничего не чувствуешь. Отсутствие сострадания, пустота. Жестокость – как обезболивающее лекарство.

В детстве тебе дарят кукол, потому что родителям важно сделать послушной куклой и тебя саму: ты должна хорошо себя вести, прилежно учиться, быть первой – всегда и во всем. И тебе никто не даст поблажки, ибо только так они смогут перестать беспокоиться. Указатели счастья. Каждый из нас видел их в путеводителе своего детства. Не помню, намеренно или случайно, но я свернула не туда. Я ненавидела кукол, они мне напоминали мертвых, и я отрывала им головы. Меня наказывали снова и снова, но мне казалось, из духа противоречия наверно, что если я сделаю это, они оживут. Но они не ожили. А я повзрослела, и мне захотелось всего и сразу.

Я училась тогда на последнем курсе архитектурного, снимали комнату в общежитии с подругой. Денег катастрофически не хватало, что-то подкидывали родители, но, ты сам знаешь, всегда хочется большего. Хочется модно одеваться, встречаться с мальчиками и танцевать – ночь напролет, а не сидеть над учебниками, не поднимая головы. В общем, мы познакомились с очень обеспеченными ребятами на шикарных мотоциклах. Когда мы пришли с подругой к ним домой… Дуры, конечно. Но кто может постелить себе солому везде? Я хотела уйти, но один из них сказал, что, либо я лягу с ним добровольно, либо мою подругу пустят по кругу у меня на глазах. И тогда я увидела, что в прихожей слишком много обуви разных размеров. Мы шли в гости к двоим, но квартира – большая, в остальных комнатах спали еще человек пять. Не знаю точно, сколько их было. Я только попросила, чтобы мою подругу отпустили, а я осталась.

А потом толстый участковый, жуя помятый бутерброд, долго объяснял мне, что я не пострадавшая, а охотница за выгодным женихом.

– Вы сами туда пошли? Следов насилия на вас нет, ни царапины? – удивлялся он, а потом добавил, что тот парень из очень приличной семьи, и он якобы бросил меня, а я пытаюсь ему отомстить. Я забеременела. Мне сделали аборт. Операция была тяжелой. Когда я очнулась, мне сказали, что у меня больше никогда не будет детей. Я вышла из больницы и смотрела на падающий осенний лист. Он вертикально опустился вниз, и я подумала: «А можно упасть вверх?». Но у бездны нет края, а вектор вертикали неумолимо стремится вниз. Меня выгнали из Института, потому что в больнице мне не дали справку о пропуске занятий. К родителям я не могла обратиться за помощью, они же так верили, что поставили на моей дороге все указатели счастья, но я все равно свернула не туда. Не было ни денег, ни работы. Кому нужен архитектор без диплома? А больше я ничего не умела. Казалось, круг замкнулся. И тут появился он, старый солдат, я задолжала ему за квартиру, и он предложил мне выход. Он вложил пистолет мне в руку, и сказал, что смерть – такая же работа, как у всех остальных. Обыденность, проза жизни. Будние дни. Оказавшись за чертой, обратного пути в нормальный мир уже нет, рано или поздно тебя вычислят, остается только бежать. На побег всегда нужны деньги. Сначала мне было страшно, но вскоре страх сменился эйфорией безнаказанности и желанием отомстить, правда, я не знала кому и за что, лишь ненавидела всех вокруг без разбору. Все, понимаешь, абсолютно все становятся твоими врагами. Вернись я к ним, они разорвали бы меня на куски и бросили за решетку. Потом и ненависть прошла, ничего не осталось. Мне кажется, что сейчас, я уже ничего не боюсь и ни о чем не жалею, потому что позади ничего нет, все стерто из памяти. Обнуление души. Вертикаль сквозь пустые времена…

– Зачем ты мне все это рассказываешь? Скажи мне правду! Кто ты? – очнулся как из тяжелого забытья Алекс.

– Я предпочитаю не думать об этом, – одними губами произнесла Лия.

– Ты хотя бы раскаиваешься? – снова спросил Алекс.

– А они? Они все раскаялись, когда поступили так со мной, выбросили, как сломанную куклу? Раскаяния не существует. Никто не способен раскаяться, мы – слепы, не зрим в корень поступка, не видим корень зла. Если бы могли, все давно сошли бы с ума от осознания разрушений, что причиняем друг другу. Я научилась закрывать глаза и стирать свое прошлое – защитная реакция организма от чувства вины. С каждым разом убивать становится легче, но забыть об этом все труднее. Я уже – на самом краю, и чувствую, как сквозит холодом из-под земли. Это не раскаяние, это, скорее досада и безысходность. Я не способна думать о том, что нельзя убивать, я думаю только о том, что, возможно, отняла жизнь не у того, у кого нужно, у невинного, не чинившего никому зла. Если бы у меня тогда были бы деньги, я бы тоже заказала того ублюдка, который изнасиловал меня! Иногда мне кажется, что я всего лишь оружие возмездия в их руках. В конце концов, у каждого из нас есть поступки, за которые мы заслуживаем смерти. И она, так или иначе, всех находит в конце пути. По-другому мы жили бы вечно...

 

 

*   *   *

 

Алекс ждал Лию. Время уходило в бесконечность. Он бесцельно блуждал по дому, щелкал пультом от телевизора, переключая каналы. Ничего не помогало. Казалось, стрелки часов вообще разучились ходить. Он сам не знал, зачем он остался. Не смог уйти и все тут. Он по-прежнему не верил ни единому ее слову, беспрерывно ему казалось, что вот сейчас распахнется дверь, и Лия прокричит с порога, что все было лишь шуткой, проверкой на прочность. И они начнут собирать вещи в дорогу.

– В среднем нормальный ребенок к шестнадцати годам только по телевидению видит порядка восьмидесяти тысяч сцен насилия! – появился на экране известный политик. – Это данные социальных исследований! Вдумайтесь, восемьдесят тысяч! Причем, половина из них показана либо в комедийной форме, либо убийство совершает положительный герой, с которого стремятся брать пример! Да, я – за цензуру! Сейчас день, у телеэкранов сидят дети, но вы попробуйте переключить каналы и сразу наткнетесь на такую сцену! Современный мегаполис порождает убийц. Мы с вами порождаем убийц, ибо насилие способно воспроизвести на свет только одно – насилие. В условиях вседозволенности, доступности информации на любую тему, пропаганды насилия убийцей может стать каждый…

– Каждый, кто обречен, – вздохнул Алекс, гася телевизор.

Он подошел к окну. Яркое весеннее солнце вселяло тревогу. Люди внизу шли бесконечным потоком навстречу друг другу, каждый – в свой будничный день.

– Они убьют тебя, Лия! – сказал он себе, ощутив вдруг необъяснимую тоску по дому. Но не тому, что в горах, о котором они мечтали, а по своему собственному, где все пропитано запахом лекарств, и мама, уронив голову на руки, заснула за кухонным столом, не дождавшись их с отцом к ужину.

 

 

Можно нарушать любые правила и законы, за исключением тех, которые ты сама придумала. Если нарушаешь свои собственные правила, нужно быть готовой к тому, что абсолютно все вокруг выйдет из-под контроля. Лия разучилась стирать прошлое, каждую ночь оно поджидало ее у края постели, ввергая в бездну ночных кошмаров. Глеб стал ее фатальной ошибкой, каждый день после удаляя по камешку из фундамента ее с архитекторской точностью выстроенного здания смерти, пока оно, наконец, не рухнуло.

Когда Лия присмотрела себе «Отель на час» (клоака без каких-либо удобств, даже без балконов, люди проводят в таких местах лишь несколько часов, а потом, удовлетворив жар плоти, стирают отель из памяти, и никто ни о чем не спрашивает друг друга), она выбрала номер, вдоль окна которого, шла водосточная труба, – спасительный выход на черный день. Шагая по весенним улицам на встречу к заказчику, она предполагала, что там ее уже ждут ищейки в погонах, одновременно веря и в домик в горах, который ее также мог ждать в этом номере. Но нельзя постелить себе солому везде. Весеннее солнце жгло и жгло, пока лед в трубах не лопнул со страшным грохотом. Предусмотрительно отворив раму окна заранее, она не подумала протянуть руку и проверить водосточную трубу.

Они все продумали, установили камеры наблюдения в соседнем номере и коридоре. Как только она взяла в руки оружие, и заказчик заговорил о месте и времени, в номер ворвались люди в черном. Конечно, оружие в ее руках было не заряжено, а люди из сна – оперативная группа. Ей предложили сдаться, преградив отступление к двери. Лия молниеносно вскочила на подоконник, и в номере началась стрельба. Она ловко ухватилась рукой за водосток, и… Не-е-ет!

Вертикаль и свист ветра в ушах. Удар об асфальт и полная темнота.

Уже внизу вой сирены скорой помощи на несколько минут вернул ей сознание. Ощущение невыносимой тяжести мешало пошевелиться. В руке она держала обломок водосточной трубы, которая так и не стала спасительным выходом.

Фигура следователя, склонившегося над ней с фотографией Глеба, казалась совсем черной на фоне яркой небесной синевы:

– Узнаешь его? Твоя работа? Кто заказчик? – кричал он и тряс фотографией у самого ее лица. Лия с трудом видела, перед глазами все расплывалось.

– Он сам себя заказал, – прохрипела она, и все вокруг потемнело.

Теперь ее время было стерто с карты памяти уже навсегда. И только голос Алекса по-прежнему звал ее в тумане «Лия! Лия! Где ты? Где ты?»

– Она мертва, – констатировал врач скорой помощи. – Шестой этаж, разбилась насмерть.

Следователь с отвращением взглянул на тело, распластавшееся в луже крови на асфальте, и отошел в сторону, безучастно наблюдая за суетой вокруг. Только сейчас он вдруг заметил, что сжимает в кулаке в кармане пиджака какой-то листок бумаги. Он машинально вытащил его. Листок с номером, переписанным из памяти домашнего телефона Глеба. Также машинально он набрал семь цифр на мобильном.

– Медицинский центр, отделение онкологии, здравствуйте, – прозвучало из телефонной трубки.

 

 

*   *   *

 

Глеб сам открыл ей дверь и молча удалился в темноту комнаты. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Лия сняла в прихожей тесные сапоги на каблуках – амплуа «девочки по вызову» явно мешало ей сосредоточиться. Он указал ей на кресло напротив. Темноту рассеивал лишь тусклый свет уличных фонарей. Лия впервые почувствовала, что ей не по себе, но отступать было слишком поздно.

– Вы – Глеб? – спросила она, чтоб хоть как-то начать разговор. – Ваш друг решил сделать вам подарок, на 8-е марта, – и она наклонилась вперед, но Глеб остановил ее жестом.

– Хочу видеть вас, но не ваши глаза. Не выходите из тени. Вот, значит, как выглядят профессиональные убийцы. Такая маленькая, симпатичная девочка, никто и не заподозрит, верно?

Пальцы Лии судорожно сжали подлокотники кресла. Глеб презрительно улыбнулся.

– Спокойно! Вы не ошиблись, жертва – я, – проговорил он низким грудным голосом, пристально ловя каждое ее движение. – Но и заказчик тоже – я. Я специально не указал вам способ убийства, предпочитаю поделиться лично. Хотите выпить?

И он подвинул буфетный столик с коньяком, бокалами и пепельницей поближе к онемевшей от ужаса Лии.

– Вы убьете меня, но немногим позже. Хотя для меня это уже не имеет никакого значения. Я обречен. У меня опухоль в голове с перепелиное яйцо, – он разлил коньяк по бокалам, один протянул Лие и судорожно глотнул из другого. – Врачи говорят, что жить мне осталось в лучшем случае месяц.

– И вы хотите, чтобы я помогла вам уйти на тот свет? – осторожно спросила Лия, поставив свой бокал обратно на буфетный столик.

– Да! Потому что никто не должен знать, что я – болен. Никто не должен знать, что это – самоубийство, – горячо заговорил он. – Более того, убить вы меня должны именно так, как я вам скажу.

В его руках вдруг оказалась приоткрытая картонная коробка, он поставил ее на стол рядом с нетронутым бокалом Лии. В коробке был охотничий нож.

– Вот этим ножом, ты вскроешь мне сонную артерию, – объяснил он. – Только постарайся сразу, без боли. Я уже достаточно мучился.

– Зачем? Зачем так! Так жестоко… и мерзко! – отшатнулась от него Лия.

Глеб засмеялся в ответ. В тишине комнаты его смех казался механическим, неживым звуком.

– И это говорит убийца! – с наигранной патетикой воскликнул он. – Надо же! Скольких человек ты уже отправила на тот свет, не дрогнув? Двоих, троих или уже вышла в тираж?

– Мы все – убийцы! Смешно! В мире, где миллионы существ выживают лишь потому, что пожирают друг друга, запрещать убийства! Убийцы карают убийц! – Лию словно рвало словами, боль потерянных дней фонтаном лилась наружу. – Ты идешь по траве – она умирает, ты ешь мясо, а ты был когда-нибудь на скотобойне? Каждым своим вздохом, каждым движением ты убиваешь, просто привык не думать об этом. Человек хищник по природе, ему свойственно убивать! Но убивать тоже нужно красиво!

Она устало откинулась на спинку стула. Ей снова вспомнился старик у пруда, и зарок никогда не говорить откровенно. Она даже и не мечтала поделиться с кем-то своим перечеркнутым временем. Но вот перед ней сидит человек, и у него тоже своя вертикаль. Оба они – ненормальные. И это сближало.

– Я – фрирайдер, – нарушил молчание Глеб. – Я всю жизнь пытался обогнать смерть. Знаешь, что такое горы? Свободный полет? Жизнь на грани возможностей? В горах мне не было равных, но здесь, в городе смерть догнала меня. Я не верю врачам, когда они говорят, что рак спровоцировали многочисленные падения и ушибы. Это город убил меня! И что теперь? Уйти с дороги, уступить? Умереть, как последний слабак, в окружении врачей и видеть в ее глазах лишь жалость? Видеть, как она день за днем ждет моей смерти, чтобы остаться, наконец, с ним наедине? Спокойно умереть, зная, что моя любимая женщина будет счастлива с другим? А этот другой – мой друг детства! Где справедливость? Ты смиришься? Сядешь в тюрьму, если поймают?

– Не поймают! – горячо возразила Лия. – Я не дамся им в руки живой! Когда забираешь чужие жизни, то и сам готов к смерти в любую минуту.

– Я тоже не хочу мириться ни с чем, я предпочитаю сам выбрать свою смерть! В горах я никогда никому не уступал дороги, и здесь этого не будет! Я никогда не оставлю их наедине! Я никогда не позволю им быть вместе! – он почти кричал, и Лие показалось, что его голос эхом бродит в темноте комнаты.

– Вы хотите подставить друга, хотите, чтобы он сел в тюрьму за убийство, – понимающе кивнула она. – Дело ваше, но… неужели нельзя найти менее жестокий способ, чтобы уйти из жизни?

– Нет нельзя! Невозможно! – Глеб, забыв, что решил избегать ее взгляда, наклонился к самому ее лицу. – Ты смогла бы жить рядом с человеком, перерезавшим горло другому человеку?

– Нет. Лучше не знать об этом, – дрогнувшим голосом ответила Лия.

– Вот то-то и оно! – Глеб торжествующе отхлебнул из своего бокала. – Даже убийца не может, значит, нормальный человек и подавно не простит никогда! Женское сердце может простить все, что угодно, но только не бессмысленную жестокость. Прострели ты мне голову, она бы дождалась его из тюрьмы и простила. Выстрел можно оправдать и понять, в нем нет жестокости, каждый может нажать на спусковой крючок в порыве чувств, это и убийством-то назвать трудно.

Демоническая улыбка осветила его лицо.

– А после такого, они уже никогда не будут снова вместе, – прозвучало в зловещей тишине.

– А если я откажусь? – напряженно спросила Лия.

– У тебя нет выхода, отсюда только один из нас выйдет живым и свободным. Лучше, если это будешь ты, – в его голосе не было угрозы, только горькая констатация факта.

– Кстати, оставшуюся часть денег найдешь, если все сделаешь правильно, – добавил он, взяв в руки нож. – Я приготовил тебе коробку, в ней чек из магазина и номер лицензии. Словом, все, что потребуется, если вдруг остановят. Скажешь, что просили передать подарок, проблем не будет.

– Мне еще и нож нужно будет кому-то подкинуть? – с вызовом спросила Лия.

– Нет, все уже сделано, – Глеб нетерпеливо потер пальцами виски, и тут Лия заметила потемневший пластырь на его указательном пальце, и поняла в чем дело.

– Нож должен исчезнуть из квартиры бесследно, – продолжил Глеб. – Это все. Можешь допить свой коньяк и приступай!

Лия залпом осушила бокал. Коньяк показался ей обжигающе горьким, как расплавленная ртуть. Взяв нож в руки, она медленно провела пальцем по острому лезвию, и на коже проступили капельки крови. Словно завороженная, она смотрела на свои руки, не смея поднять на Глеба глаза.

– Ну?!!! – вскричал Глеб. – Ты же – профессионал!

Она закурила сигарету, тут же затушив ее в пепельнице. Встала и прошлась по комнате.

– Быстрее, – нетерпеливо произнес Глеб. – Уже светает. Запомни: или только я, или мы оба. Ты же хочешь жить?

Глеб сидел лицом к окну, Лия отошла на два шага назад, ему за спину, до боли сжимая рукоятку ножа в руке. Переминаясь с ноги на ногу, она словно готовилась прыгнуть в ледяную воду…

Его голова молниеносно наклонилась назад, послушно следуя резкому движению ее руки, и нож полоснул по горлу легко, словно расстегнул молнию на куртке. Кровь хлынула из раны, покрыв пол и ковер причудливыми узорами брызг, похожими на цветы.

«Как просто подсыпать яд в кофе…Как страшно убивать руками!», – мелькнуло в сознании перед тем, как пелена тумана окутала комнату.

Из забытья ее вывел яркий свет утра, лившийся из окон. Лия, почувствовала себя заводной куклой: в нее снова вставили ключик и повернули. Стараясь ни за что не браться окровавленными руками, она прошла в ванную. Тщательно умывшись, сменив одежду, она, уже в перчатках, до блеска протерла все гладкие поверхности в квартире, маниакально уничтожая свои следы, нож она зачем-то начистила полиролем. Не отдавая себе ни в чем отчета. На автомате, как заводная кукла. Вернувшись в комнату, она вспомнила о коробке, убирая в нее нож, она поняла, что что-то спрятано под ее картонное дно. Глеб не обманул: в коробку он положил план стеллажа, где ее ждала оставшаяся часть денег за убийство.

 

 

*   *   *

 

– Дело закрыто, вы можете быть свободны. Извините, что так долго вас продержали, но ваше алиби не подтвердилось, – как можно отстраненнее сообщил следователь Андрею, но тот каким-то своим внутренним слухом уловил в его голосе глубоко запрятанное, потаенное чувство вины.

– Значит, вы нашли убийцу? – спокойно спросил он.

– Да, нашли, – осторожно подбирая слова, начал следователь. – Это заказное самоубийство. Глеб сам себя заказал. Он был болен… раком. Опухоль мозга.

Андрей замолчал, низко склонив голову и глядя в пустоту перед собой.

– Не говорите Марине! – наконец, тихо попросил он.

– Хорошо, – кивнул следователь. – А теперь можете идти, вас уже ждут.

Андрей устало улыбнулся в ответ и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Следователь посмотрел в окно. На противоположной стороне улицы, робко переминаясь с ноги на ногу, стояла Марина. Андрей распахнул дверь подъезда. Но она не решалась подойти к нему. Долгий разговор глаз через улицу. Следователь даже сквозь оконное стекло почувствовал нарастающее напряжение между ними. Андрей решительной походкой сам подошел к Марине и крепко прижал ее к себе. Теперь они снова вместе. Следователь задумался о том, сколько им пришлось пережить во имя любви. Порой судьба проверяет нас, заставляя платить несоизмеримо высокую цену за право быть рядом с любимым. И мы, закрывая глаза, платим вслепую.

Ни слова не говоря коллегам, он взял ключи от машины и поехал на кладбище.

Стоя над могилой Глеба, он вглядывался в его смеющиеся дерзкие глаза на портрете. Впервые в жизни он задумался об увольнении из органов и тихой старости на даче посреди полей. Он вдруг почувствовал себя измотанным и старым, как тряпичная кукла, брошенная в мусорное ведро. Еще совсем недавно он думал, что знает о людях все, может раскрыть любое даже самое запутанное дело, но Глеб… Он подорвал его уверенность в предсказуемости человеческих поступков. Он знал теперь, что у бездны нет края, и ничто не остановит сорвавшегося вниз.

– Вертикаль, – сказал он могиле отчаянного парня. – Падает даже тот, кто не боится высоты. Хотя… смерть – это тоже выход. Выход из пустых времен. Порой только смерть может соединить две жизни, ибо уносит с собой боль и ненависть, освобождая место любви.