Юрий Осипов
РассказОпубликовано редактором: Карина Романова, 11.02.2010Оглавление 1. Часть 1 2. Часть 2 Часть 1
Плацкартный вагон был до того пыльный, мрачный и настолько не соответствовал цене за билет, что я не поленился и объявил во всеуслышанье, мол, деньги дерут, а корицу жалеют! Пробегавшему мимо, по своим железнодорожным делам, проводнику, я легонько двинул по ребрам, мол, чёй-то, а? Тот обиделся и позвал на помощь, особо ретивые пассажиры вступились за этого хорька, меня попытались заломать и увести под белы рученьки, но я вырвался, схватил свой багаж в виде одной сумки и пустился наутек от этих сук. Скрылся в тамбуре. Нет, ну конечно же, я был пьян, это отрицать бессмысленно, да и стыдиться тут, в общем-то нечего. Всякий, кто едет или летит в родной город после долгой разлуки, если он конечно не в завязке, обязан быть погружен в транспортное средство в виде полуживого трупа, с запахом отравления спиртосодержащими напитками! Я был в полуобморочном состоянии от выпитого, курил на запотевшее окошко в тамбуре, на плечо давил ремешок сумочки, в которой лежали: свитер из шерсти мериноса, запасные носки и трусы, белая футболка с надписью «Меня преследуют», очки, бутылка трехзвездочного коньяка и тетрадка с моими стихами. Колеса отплевывались за окном: че-пы-ха, че-пы-ха, че-пы-ха. Мне предстояло пробыть в своем родном Петербурге цельный день.
– Ну, что? Мы будем искать вопросы, и брать ответы по приезду? – Все найдем и возьмем: и реку Припять, и Channel №5, и литеру «Ъ», и даже сорокинскую «жидкую мать». Я же говорю: приезжай, тут дело одного дня! Найден положил трубку. Он мой друг, мой соратник. Мне было необходимо приехать, я соскучился по на-все-готовому Найдену Стоичкову. Его отец был болгарским иммигрантом, мама – родом из Латвии, Найду же не давали покоя лавры гражданина мира. Он пытался реализоваться как главный клошар планеты с пятнадцати лет. Последний раз его депортировали из Нидерландов, после того как Амстердамские полицаи нашли Найдена на скамейке, а его приятеля Спутника под ней: они были скованы наручниками с розовой бахромой, купленными в сексшопе. На эту идею их натолкнул негритенок, продавший им лезиргин в каплях. Узнав о количестве, которое Найден со Спутником хотели бы приобрести, он посоветовал им не терять друг друга из виду и употребить продукт строго у дверей приемного покоя. Найден понял это буквально. Паспорт со штампом «deported», Найд прибил гвоздем над кроватью, рядом с раскрытой зачеткой, где щедрой рукой доцента Скробача был поставлен « неуд» по высшей математике. Мы начали дружить на почве волейбола, играли за сборную школы, потом вместе рюхали сценарии для команды КВН нашего факультета, осваивали пятнадцатилетних безгрудых девочек, напевая незамысловатые двух аккордные песенки в нашей панк группе Humbert-Humbert, вместе монтировали и переписывали забавные венгерские фильмецы на подпольной порно студии, где, наконец, поняли, чего на самом деле хотят женщины, и стали, в конце концов, почти родственниками: сестра Найда сделала аборт, посчитав меня слишком безответственным и праздным для создания семьи.
Я знал как все будет, наперед, подмерзая в карцере между вагонами, не обращая внимания на пробегающей мимо кодлы проводников, грозящихся ссадить меня в Твери. Можно было не беспокоиться, по крайней мере, еще часа два. Как же органично сочетались коньяк в одиночестве и «Падал» Аукцыона, игравший в плеере. Указательный палец Санкт-Петербурга манил меня. «Когда так много позади всего, в особенности горя, поддержки чьей-нибудь не жди, сядь в поезд, высадись у моря…». Первое, что приходит в голову – нет, не Зимний, не Медный Всадник, не Дворцовая, не Спас и не Казань. Подсвеченный огнями рампы Исаакий – круговерть теней прошлого, запахов ушедшего, сосредоточенье добра и зла. Иностранцам на смотровую площадку вход дороже, мы как-то пытались провезти Клаудио и Веронику в качестве аборигенов, но контролерша легко выкупила чересчур блаженные, как у китайских болванчиков, лица наших римлян. Я люблю смотреть на Кунсткамеру, за нею мой факультет, за нею я «творил всякое». В этом городе вообще часто случается «всякое»: он может оттолкнуть поначалу, но если он примет тебя, то уже не отпустит. И ты пойдешь как зомби по Малой Большой через двойную тройную дважды трижды, взяв дешевой и вкусной водки или хорошего и недорогого пива, головой вперед, разбивая рекламные щиты, целясь руками в противоположные стороны; у Англитера ты утащишь гранитный полушарик, запрещающий парковку и мрачные секьюрити будут хохотать; будешь нырять с головой в Пряжку, хоть глубина в ней по пояс, потом побежишь в теплое помещение, оставляя за собой вереницу влаги с промокшей насквозь куртки и улыбаясь приобретенному прозвищу Кусто; не пройдешь мимо питейного заведения Казака-всея-Руси; там же встретишься с женской командой КВН из какого-нибудь инста, которых хочется любить за непропорционально большие глаза на смеющихся лицах. – Найден, слушай меня внимательно: я сейчас иду покурить и оправиться, и чтоб когда я вышел из сортира, ты уже сидел за столом во-он у тех русалок из Лесгофта. Понял? И я вышел. И он сидел. Они действительно оказались водоплавающими, правда, без фольклорного налета, обычными пловчихами. Рядом с фешенебельным ресторанчиком у истоков Большой Конюшенной улицы мне встретится припаркованный БТР с грозным пулеметом на броне и скучающими «космонавтами». Я решу, что фотографироваться рядом, по меньшей мере глупо. А вот дорогущую «мазератти» буду долго провожать взглядом, хотя ни хрена не интересуюсь машинками. – Осталось только встретить batmobile и ночь удалась! – скажет Сега, и значок Бэтмена вспыхнет над Смольным собором. В клубе через пару часов отключится подача электроэнергии и, соответственно, спиртных напитков. Зажгутся свечки на барной стойке и столиках. По логике, должно будет зазвучать пианино. На улице будет капать вода, вода сверху, Хельга решит, что лучше выпить дождь, чем не жрать землю. Похихикаем над тем, что со своим дождем обратно в вертеп нас не пустят. В соседнем баре количество выпитого создаст лопнувший пузырь где-то в районе моей поясницы. И поедем в сторону дома Кусто, всей толпой, всеми сразу, на нескольких машинах. Разводная одиссея шайки Кусто. – Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся – споет Янка, голосом Сеги, когда мы пойдем покупать шлюшенций. И начнем, не сойдясь во взглядах на продажность любви, бить ногами сутенера. Наши мордочки зальют баллончиком “шок”, исказят светомузыкой мигалок, ослепят темнотой Калининского района. Окупимся, менты все поймут. Я буду ловить машину, потом не заплачу шоферу, оставив открытой заднюю дверь. Побегу среди гипертрофированных флэш-карт новостроек, воткнутых в слоты-глазницы на лице моего райончика. И никогда не узнаю, что за информацию они хранят. В моей комнате в пять утра все будет словно покрыто тонким слоем непрозрачной пыли. Не исключено, что эта пелена на моих глазах… Нет, конечно же, все будет уже не так, как раньше. У меня больше нет своей комнатенки здесь, а это почти решающее обстоятельство. И вообще, может не стоит возвращаться в те места, где когда-то был счастлив? Будет совсем не то…
Все лучшее, все творческие планы и задумки, не говоря уж про объективные мечты, рождаются в Питере, а вот за воплощением идеи в жизнь нужно ехать в белокаменную, и там околачиваться среди денежных мешков, которых зовут, скажем, на польский манер, Лям Зеленых – авось подадут миллион. Зачем же я, не имеющий концепции самого себя, не выработавший собственной эстетики, поехал в Москву? Думал, что удастся пропихнуть там мои стишки, пристроить их в какой-нибудь журнал и какой-нибудь поэт от сохи, вроде Евтушенко, будет петь мне дифирамбы. Не вышло. Зато получил место администратора в клубе «Иногда верь хиппи». Вот так я и путешествую: одна нога в Москве, другая в Питере, как Колосс Родосский: что же видит Тверь? В Питере я так и не смог добиться успеха ни в личном, ни в финансовом отношении. Я во всем обвинил окружающий мир, решил, что этот город мне надоел, а в Москве происходит вся движуха. Как же я ошибался. Что ж, несбывшиеся надежды искупаются расставанием. Я увидел в отражении, сзади себя, лицо того самого вагоновожатого, с которым мы не сошлись во взглядах на транспортную реформу. Я обернулся и осмотрел его лицо, круглое и плоское как сырник. Он что-то говорил про наряд милиции, безобразие, и вообще нагонял жути. Его речь, ужимки и жесты рук, дали мне полное основание заключить, что он прожженный пиндос. Значит еще не все потеряно, и я даю зуб на отсечение, что доеду до пункта назначения в целости и сохранности. Проведя пальцами по его щеке, я сказал: – Ну что, так и будем вокруг да около? Он аж засветился от похоти, когда понял, что я тоже понял, и мы проследовали в его купе. Проводник, именуемый Мишей, «сделал красиво» и, облизываясь как кот на сметану, или после сметаны, взял взад свои обвинения и пересадил меня, под свою ответственность, в личное купе. Я, не церемонясь, открыл пиво, в ассортименте выставленное под нижней полкой. Выпив два, а может и пять, я вышел прокоптить свое нутро сигаретой. В тамбуре ошивались пара молодчиков, сосущих двухлитровый баллон пива на двоих, и высокий парень моего возраста с ухоженными бакенбардами. Оказалось, что он англичанин, чистокровный кокни, чем я не преминул воспользоваться, разводя его на кричалки «Челси». Козырял словами oi, mate, bollocks и son, расспрашивал про Петю Доэрти и Эми ВиннаяЛавка и чуть было не подарил лондонцу свою шляпу, но потом передумал, в виду того, что шляпа у меня была одна. Вот будет три, тогда милости просим, велкам!! Проводника Михаила всю ночь мурыжил начальник поезда, вообще в дороге происходили какие-то ЧП, которые нервировали работников личного состава, так что почти до утра, я заливал в себя дармовое пиво, в одиночестве развалившись в купе. Потом вспомнил про бутылку коньяка в сумке и выпил ее из горлышка, закусывая видами из окна.
И вот он я, одетый в теплые тона, в объемные тома макулатуры, и прочие, надежные куски, но не говна – накачанной души мускулатуры. Пора перестать зарифмовывать свои появления. И вот он я, монументально стоящий на перроне, в легком двубортном полупальто не самого дурного покроя, в зауженных потертых джинсах деним, белых теннисных тапках и черной пижонистой шляпе, плотно сидящей на ушах. Пора перестать думать о себе как о герое романа. Сигарета, как и я, еще не проснулась и сонно клевала пепельным хоботом.
Навстречу мне, шаркая своими ластами, как хоккеист, двигался человек, под названием Костя, но все зовут его Кусто. Этот двадцатипятилетний дядька не ест после шести, и не верит тому, кто старше тридцати. У него вечно такое выражение на физиономии, словно он испытывает жалость к себе, читая от лица Бродского «Речь о пролитом молоке». Очень интересно отношение петербуржцев к Бродскому: они словно забыли, что он местный. Они больше не ассоциируют поэта со своим городом. Тут явный снобизм: человек покинувший Ленинград, приравнивается к изменнику. Правда, появился такой мелко-локальный, местечковый аспект: бывший ректор университета Людмила, на ежегодном посвящении в студенты на площади Сахарова, утверждала, что поэт учился в Петербургском университете (а однажды, видимо от избытка чувств, ляпнула, что закончил). И это при наличии отсутствия у Иосифа Александровича даже среднего образования. Компанию ему составил Сергей Донатович, который тоже, по словам ректора благополучно закончил филфак. Изменник. Так и теперь: мои друзья не понимают, как я мог оставить этот город. Под «городом», они подразумевают то, что теперь нельзя позвонить и наорать на меня просто так.
Найден не мог встретить меня, он был сильно занят в офисе зарабатывая деньги продажей поддельных страховых полисов. Деловая прожилка органично сочетается в нем с желанием расшатывать стабильность этой системы. Он отзвонился, извинился, потом задумчиво помолчал, посетовал на погоду и объявил, что ангажировал Кусто для торжественной встречи. Я не обиделся. И вообще, я не очень люблю, когда меня кто-то встречает, после поездки, мне нужно какое-то время побыть одному, наедине с местом прибытия, в данном случае с городом, в котором я не был больше года. Для меня это серьезный срок
Кусто недавно побывал в Риме и всерьез задумался о кредите в банке Ватикана. Интересовался у меня: покарает ли его Господь в случае не погашенного кредита и может ли Он быть поручителем? Я представил себе пункт в бланке оформления: кредит на святую инквизицию и покупку эквипмента: железная дева, кол и крест, инквизиторский ботинок. Кусто убежден, что все люди делятся на особей, индивидов и личностей. Я без энтузиазма поинтересовался – а как же я? И, мысленно, запатентовал колесо. Мне ближе евклидова система: люди как лучики, отрезки и прямые. Кусто не обиделся. Мы спустились в метро…подземелье дураков. Эскалатор как stairway to Hell. Ржавые пуговицы жетонов было не привычно держать на ладони. Мне не пытались впарить стеклорез и православный календарь в трясущемся вагоне. Я снова окунулся в мир бадлонов и тэшек. Я вернулся домой.
Оглавление 1. Часть 1 2. Часть 2 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 22.04.2024 Вы единственный мне известный ресурс сети, что публикует сборники стихов целиком. Михаил Князев 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|