Алексей Горбунов

На чтение потребуется 50 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Алексей Горбунов: Потому что на фоне этого безумного времени, технически прогрессирующего – по технике есть у нас всё – а вот что касается вот этой вот боли изнанки, какого-то нерва и сути, глубокой сути, как у Владимира Семёновича, причём не только его сути, а когда он попадает просто в миллионную аудиторию, когда он попадает… Мало того, сегодня очень много молодёжи, вот на концертах даже, очень много молодых людей, которые Высоцкого знают. Двадцать – двадцать три года, они поют, тут же подпевают Высоцкого. И меня это поражает. Откуда они знают? Это то, что я говорил: когда снимаюсь с молодыми, они очень талантливые ребята, очень талантливые. И просто так петь, если им не нравится, они не будут в жизни никогда. И слушать то, что им не нравится, не будут никогда, никто не заставит их никогда. Этим они мне нравятся, что они всё-такие в этом плане цельные натуры и как бы честные. Поэтому слушать я могу всё – петь, [но,] к сожалению, конечно… Я вот к «Баньке» долго подбираюсь, года два так. «Банька по-белому». Версия песни? Нет. Основная песня – «Протопи ты мне баньку по-белому». Я там сейчас в нюансы не вникаю. Это его как бы основная песня, которую мы знаем. Вот это очень сложная она. И как-то два года я что-то там подбрынькиваю, репетирую у себя на кухне, но всё не решаюсь. Очень многие есть песни, которые я не решаюсь спеть, потому что как-то не понимаю, как бы их правильно… Ну знаешь, как бывает: берёшь аккорд – и поётся, а берёшь – и как-то тяжело, и ты понимаешь то, что не происходит. А Высоцкого же петь ответственно очень. Если душа чуть-чуть съёжена, то лучше не петь. Значит, надо репетировать, репетировать, когда пойдёт. Или петь другое. На самом деле, на концерте я пою не так много песен. Я пою Высоцкого «Она была в Париже», «В тот вечер я не ел, не пил». Вот сейчас, только недавно – мы её тоже долго репетировали – «Час зачатья я помню неточно». Потому что это, конечно, такая песня поворотная. Я думаю, для Владимира Семёновича она какая-то такая знаковая. «Где твои семнадцать лет». Ну и что-то ещё, то есть, не так много. «Скалолазку» вот сейчас тоже мы выучили. Очень хорошая песня. Тоже стараемся. Поскольку музыканты у меня очень хорошие в группе «Грусть пилота», они все профессиональные ребята. Все профессиональные, все играют в разных коллективах. То есть, мне есть, на что опираться. Да, вот музыка – профессиональное исполнение. Другое дело – я часто не попадаю в тональность, неправильно беру ноту, и вот музыка, конечно, музыканты вытаскивают. И очень часто мне помогают на концертах, потому что я всё равно пою как актёр, у меня нет вокальных данных. То есть тут всё просто: либо тебя прёт, и тогда эта энергия передаётся залу, либо ты тупишь, и тогда этот тупизм тоже передаётся залу. Но есть музыканты, которые музыкой могут, музыкальным исполнением как-то всё-таки вырулить ситуацию.

 

Роман Оленев: Но с другой стороны, в песне вот это и главное – этот душевный посыл ведь.

 

Алексей Горбунов: Ну, наверное. И поэтому Гарика, кстати говоря, тоже много пою Гарика Иваныча. И я его такой ярый фанат, и очень люблю его.

 

 

Кадры с концерта Алексея Горбунова:

 

– Пусть глупо держится мальчишка наш,

Дурак, смеётся за спиной.

Но выполняли мы любой приказ,

Ведя солдат в неравный бой.

Подняв тылы в атаку первыми,

Бросали юные тела.

А сколь под звёздами фанерными

Лежит разлука до Днепра.

Пусть наши звёздочки неброские,

Но не забыть нам никогда

Ни сталинградские, ни орские

Бои, окопы, холода.

Нам не забыть ни дни, ни ночи те,

Ни те суровые года.

Но здесь мы ставим многоточие,

Всё остальное – ерунда.

 

И Шевчука мы пару песен поём, и Макаревича мы поём – ну, собственно, всё то, что я слушал сам давно-давно и вот сейчас. Своих песен у меня нету, ребята там сочиняют что-то, музыкальные есть темы какие-то. Но песен своих нет, потому что это особый дар, особый талант. Потом, всё равно же так много песен и столько много всё-таки великих, да.

 

Роман Оленев: А как вы думаете, Алексей Сергеевич, вам не кажется, что это нулевое десятилетие любопытно тем, что ничего в музыкальном плане, каких-то новых течений не родилось? И получается, что если в кинематографе – да, там есть определённый кризис идей, сценарии – это дефицит сегодня. Но, тем не менее, кинопроцесс продолжается, достойные фильмы появляются. А вот в музыке, мне кажется, вот эта острота порождения новых идей особо остра.

 

Алексей Горбунов: Не согласен. Дело в том, что просто экран или радио, где мы [получаем] доступ к новым песням, к новым каким-то веяниям – это же всё равно формат коммерческий. Это всё слушать нельзя. Девяносто процентов того, что звучит на радио, я слушать не могу. Девяносто процентов, девяносто пять процентов того, что идет на телевизоре, я это просто категорически смотреть не могу. Мало того, я дохожу там до такого уже оцепенения, что – сейчас уже постарше стал, проще, а так вообще – у меня частенько было [желание] выбросить телевизор, разбить его. Вот такое неприятие этого было. Потому что между жизнью реальной и людьми, которых я в жизни вижу, и теми, что мне показывают по телевизору, колоссальная пропасть. Это две разные планеты. Планета Земля – это где живут люди, и планета Телевизор – это какая-то вообще, которая к жизни не имеет ну никакого отношения. Вообще. Поэтому единственное, что я смотрю по телевизору, это спорт. Футбол (слава богу, идёт сейчас Чемпионат мира), новости иногда так избирательно очень и старые советские картины.

 

Роман Оленев: Кстати, сколько у нас ещё времени до футбола?

 

Алексей Горбунов: Нормально, нормально, успеваем. А по музыке я скажу. Вот, например, есть такой дядя Женя в Новосибирске – ну, слава богу, сейчас есть Интернет, зайти можно, узнать – дядя Женя из Новосибирска. Социальных песен протеста такого, такой глубины и такой энергии я не слышал очень давно. Группа «Кровосток»^[29], пожалуй. Пять лет назад я услышал, когда мы снимали «Дикари»^[30] в Крыму, в Балаклаве. А ребята снимались в картине параллельно, рядышком, в Севастополе и приезжали к нам. Мы познакомились с «Кровостоком». И вот там я послушал «Кровосток». И меня тоже поразило, что вдруг, совершенно новая какая-то абсолютно ни на что не похожая поэзия, музыка. Причём, это ребята, которые очень культурно так сидят за столом, я в жизни бы не сказал: я думал, это пацаны, которым по пятнадцать лет, поют. А это взрослые ребята, там по тридцатке им, старше. Шило там. Ну просто потрясающие ребята. Так вот, дядя Женя из Новосибирска – это просто мой кумир. Я полгода его слушаю, это просто величайший. Он, ну как, это репер, наверно, хип-поп, у него речитативы. Причём, он сам, в чём прикол – советую обязательно клацнуть и найти дядю Женю послушать, потому что просто это бомба. Это бомба! Никто не знает. Я думаю, таких очень много. Вот таких, что касается музыки…

 

Роман Оленев: Это действительно новое, это то, чего не было в девяностых.

 

Алексей Горбунов: Никогда не было, вообще не было, это абсолютно новое. Поскольку рэп и хип-хоп, это стили, которые очень похожи. Там тексты же важны. Но текст и та энергия, с которой он это читает – это, конечно, убийственно. Вот я просто всем советую: дядю Женю немедленно включить, в Интернете найти дядю Женю, Новосибирск. Это сумасшедший человек, просто сумасшедший.

 

 

Кадры из клипа дяди Жени «Солярис»:

 

– Поехали.

Человеку не нужен космос.

Его вовсе не пленяют колючие звёзды.

Он способен выжить без свободы, и даже без Бога.

Ему не нужно многого, но это важно как воздух.

Ведь человек живёт надеждой,

Что душу освещает как тёплый луч вешний

В минуты неги и полнейшего отчаяния

Человеку нужен человек, и это главное.

 

Как совместить несовместимые вещи,

Такие, как человечность и любовь к человечеству?

Быть честным, но избежать душевных увечий,

Остаться в живых и улизнуть от ужасающей вечности?

Нет ничего сложнее и выше,

Чем самая обычная любовь к ближнему.

Это то, чему не научат даже самые умные книжки.

Это то, чего достойны даже падшие и униженные.

Лишь тише гладь над океаном мыслящим.

Сколько ж по Кельвину в глубине этой жизни?

Как же выпал так случай, а над душою выжженной

Склоняются ивы плакучие и осыпается жимолость,

И оступается молодость с каким-то жалобным стоном,

Но в каждой ноте агонии есть что-то весомое.

То ли свет манящий в оконце отчего дома,

То ли это осень, то ли совесть – я так и не понял.

– Я закрываю глаза и уже не могу вспомнить своего лица... А ты?

– Что?

– Ты себя знаешь?

 

Алексей Горбунов: Поэтому я думаю, очень много людей, которые альтернативно пишут, но не имеют возможности выхода на большой эфир, просто в эфир, чтобы это дать нам послушать.

 

Роман Оленев: Только в этом причина, вы думаете? Потому что такие мастодонты, они всё-таки немножко отошли в тень. Это и Гарик Сукачёв, и…

 

Алексей Горбунов: Нет, ну почему? Гарик выступает. Почему? Шевчук как выступал, так и выступает, но просто да, они уже как бы…

 

Роман Оленев: Творческий взлёт он уже не то чтобы позади, но вот эта кульминационная точка уже, видимо [пройдена].

 

Алексей Горбунов: Ну подожди. А Том Уэйтс^[31], например? А «Роллинг Стоунз»? Я вот недавно посмотрел же этот фильм. Сколько там, два года назад, год назад я посмотрел Скорсезе^[32] фильм «Да будет свет»^[33]. Я посмотрел «Роллинг Стоунз», которых я очень люблю и столько лет их слушаю. Так вот, выходят дяди шестьдесят два-шестьдесят четыре года. Они – видно же живое исполнение – они вживую лупят так, что меня через телевизор пробивает, я тут же начинаю вот так: ближе к телеку и подпевать, стучать ногами, понимаешь? Том Уэйтс вон последний концерт у него просто ну сумасшедший. Ему же тоже, наверно, шестьдесят пять уже, шестьдесят четыре? Как? Я бы не сказал.

 

Роман Оленев: Я имею в виду, что вот они-то и держат ещё. А вот молодёжь-то: смотрите, она слушает «Группу крови». Это ж показательно. То есть, нет новых, по сути, идей музыкальных, и молодёжь вынуждена питаться как бы тем накопленным материалом, который был в девяностые, в восьмидесятые. Вот я недавно смотрел концерт группы «ЧайФ»: колоссальное количество людей собралось. Новых людей, явно молодых, которые с такими открытыми глазами это слушали. И значит, получается, нет альтернативы, к сожалению. Может быть, дядя Женя – это то исключение, которое…

 

Алексей Горбунов: Дядя Женя? Ну просто этим людям эфир надо давать. Но они настолько альтернативны, что просто им никак не дают, к сожалению. И это жалко. Но, поскольку есть Интернет, всё-таки при желании, мне кажется, вот если ты интересуешься, человека хочешь услышать – это всё можно, можно найти. Другое дело, это, конечно, немножко хаотично. Вот как узнать? Это хорошо мне друзья дали, я «Кровосток» послушал, послушал дядю Женю. Просто друзья, которые слушают, мне дают слушать. Я думаю, всё есть, просто это находится немножко в тени. И мне кажется, сейчас как раз наступает то время, когда это всё прорвётся и вырвется. Потому что слушать эту тошноту уже невозможно. Десять лет вот это всё уже, сериалы эти бесконечные, вот эти песни, вот эти зирки́, вот эти постоянные конкурсы. Сейчас мне кажется, время взрыва как раз вот очень таких людей, по которым мы соскучились. Которых нам не хватает. Как в музыке, так в кино, так, наверно, и в спорте. В общем, ну да, таких людей, мне кажется, сейчас прорвёт. Оно, собственно, и есть, просто не доходит на широкую аудиторию. А потом, мне кажется, что всё равно хорошие песни, как и хорошие фильмы – им же не нужна аудитория миллионов миллионов. Достаточно, как я говорю, фильм «Я», если бы продюсеры не тупили, как и фильм, скажем, «Дом Солнца» – в стране миллион зрителей, которые с большим бы удовольствием заплатили деньги за билет и пошли смотреть, нашлось бы. Для хорошего фильма больше миллиона не надо. Пускай вот «О чём говорят мужчины» – вот это пусть смотрят сорок миллионов. Я вообще ярый не фанат этого кино. Это для меня… на пятнадцатой минуте… я не понимаю, я феномен зрительского успеха фильма «О чём говорят мужчины» не понимаю. И многих фильмов я не понимаю. Потому что многие тупые фильмы собирают дикую кассу. А талантливые картины, которым нужна касса ровно в пять раз меньше… Но это касса. Как фильм «Дикари». Скажем тоже: «Централ партнёршип»^[34], значит, были продюсеры, купили за копейки, говорят: кто это будет смотреть? Я всё время хочу понять: почему продюсер считает, что он знает, что будут смотреть люди, а что не будут смотреть люди. Я понимаю, что он по своим установкам там, своим заточкам смотрит на аудиторию. Ну хорошо. Таких как он пускай будет двадцать миллионов. Но таких как мы – миллион. Так вот, нам нужен таких как мы миллион зрителей. А миллион зрителей – это всё таки уже какая-то касса картине, и самое главное, люди увидят фильм. Широкая аудитория. А двадцать, сорок, пятьдесят миллионов нам не надо. Пускай вот как мужчины говорят – вот то пусть они для тридцати-сорока работают. А я хочу работать на пятьсот тысяч. На двести тысяч. Например.