HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Ирина Ногина

Май, месть, мистерия, мажоры и миноры

Обсудить

Роман

 

Купить в журнале за ноябрь 2016 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за ноябрь 2016 года

 

На чтение потребуется 7 часов 30 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 30.12.2016
Оглавление

4. Глава 4. Сокровенная
5. Глава 5. Детективная
6. Глава 6. Исступленная

Глава 5. Детективная


 

 

 

О светских и не только визитах на кладбище, о тех иллюзиях и преступлениях, для которых они годятся, о запуске Поступка, дурных приметах и о коварстве социальных сетей.

 

 

Иллюстрация. Название: «Девушка и выстрел». Автор:Эмили Лежер (Emilie Leger), фотохудожница. Источник: kulturologia.ru

 

 

Если бы в опроснике какого-нибудь психологического тренинга или в анкете на сайте знакомств Майе предложили назвать самую болезненную ассоциацию, самое удручающее впечатление, приходящие ей на ум, она, не колеблясь, ответила бы, что это похороны. Похороны. Череда мгновений, переживаемых на автопилоте, но въедающихся в память неизгладимо.

Вокруг головы ещё резонирует среда, в которой позавчера бесновались тревога и отчаяние, выщипывая волоски из воспалённой ноздри, сдирая плёнку с рубцующейся сердечной язвы. Они мотали из стороны в сторону разламываемой от высокого давления головой, раскручивали карусель, заглушая сатанинским хохотом вопль перепуганного ребёнка, вертели над головой швабру с хрустальной вазой на рукоятке. Они блевали «Кровавой Мэри», маршировали к болоту и назад в комнаты, с адской методичностью разнося его по коврам, они обссыкали углы и размазывали по обоям рыбий жир. То сближаясь, то отдаляясь на расстояние вытянутых рук, они плясали ирландский степ на стеклянном столе, задевая каблуками забившуюся в угол кошку, а после совокуплялись на алтаре на глазах у монахинь и ВИЧ-инфицированных. Они обстреливали пластмассовыми пулями ноющий зуб и, направив в глаз лазерный луч, остервенело нажимали кнопку включения. Они измолотили шкафы с ампулами морфина в онкодиспансере, а ближе к утру, когда их ноги уже подкашивались от усталости и опьянения, они прокрались в опочивальню к невесте и разорвали её девственную плеву.

Теперь всё в прошлом. Они очнулись в руинах и, понурив головы, отступили. Неумолимая серо-сиреневая скорбь, похожая на восточный край горизонта в предзакатные минуты, окутав дымкой всё вокруг далеко за пределами кладбища: знакомые дворы и кварталы, набережную, деревья; медленно и неохотно, порою досадливо замирая и бессильно роняя веник, подметает за ними, склеивает осколки, вбивает гвозди тем самым молотком, что уничтожил обезболивающее, без зазрения совести – стоило ему перейти в другие руки – сменившим разрушение на созидание. Скорбь не подначивает, не задирает, не истязает, она встревает между водородом и кислородом, и воздух больше не годится, чтобы дышать.

Каждое действо, каждый взгляд, разрозненные детали, словно голограммы планет, оттянутые друг от друга для демонстрации притяжения, неторопливо, по одному, рассаживаются в зрительном зале памяти, подглядывающей за ними из-за кулис. Неповоротливая фигура попа с огромным крестом на груди. Когда он издаёт звук «о», его бородка нервно вздрагивает, а во рту мелькают подгнившие зубы. Унылая масса плохо знакомых людей, бредущих среди могил с опущенными головами. На переносицах у них одинаковая вертикальная складка, которая разглаживается, когда они встречаются с вами взглядами, – тогда их лица исполняются состраданием и стыдливым любопытством, а вы пытаетесь вспомнить, сколько лет назад видели их в последний раз, и отмечаете, как сильно они постарели; но, тем не менее, они здесь, соболезнуют и только приучаются к тому, что уже постигло это крошечное тело в гробу.

Смотреть на него оказалось легче, чем вы себе представляли несколько дней назад, когда оно так обнадёживающе дышало, а хирург с вежливым и непоколебимым сожалением поджал губы и твёрдо покрутил головой. Собственно говоря, только остановившись на покойнике, ваш взгляд и может на некоторое время успокоиться.

Лицо, о котором вы прекрасно знаете, как оно радуется, злится и страдает, которое вы неоднократно видели спящим, сбивает вас с толку своей несокрушимой неподвижностью, и буквально притягивает к себе глаза. Он пугает и отталкивает вас. Разумеется, вы не идентифицируете его, – он настолько далёк от своего живого образа, что в смятении вы неосознанно ищете его среди живых, желая разделить с ним свою мучительную растерянность, унять дрожь своих рук, взявшись за руки с ним.

Много после вы понимаете, что всему виной пары скорби: они ослепляют и оглушают вас, обезличивают ваше страдание, заставляют забыть его причину. Но стоя у гроба, вы сокрушаетесь, как же вам не повезло с таким совпадением: что он умер в тот момент, когда пришла страшная беда и вы особенно сильно нуждаетесь в его поддержке. Лишь бы не поддаться искушению и не воззвать к нему, напоминаете вы себе. Самая жестокая расправа для сердца – это равнодушие любимого человека к нашей муке. А он лежит в гробу и не заботится о том, до чего вам худо.

Вы понимаете, что кто-то очень дорогой умер, вы помните, что это произошло ещё позавчера, и вы много плакали, и нашли жалкую отдушину, которая помогла вам не сойти с ума от горя. И вчерашний день, полный хлопот, вы прожили, обремененные неподъёмной тяжестью, но отвлеченные проблесками света. Сегодня же вы попали в ад. Сегодня вы – действующее лицо трагедии, которая продолжит довлеть над вами и после того, как опустится занавес. В вечер похорон вы не сможете, переводя дух, заключить, что самое страшное уже позади. Напротив, всё только начинается.

Лишь погодя, когда на месте ямы возникнет могила с крестом, цветы на венках подвянут, а лопаты, кромсавшие эту землю, починут в чулане, трагедия начнёт поднимать чачван, приоткрывая глянцевые рёбра реальности, которую вам удалось пережить как полусон, но которая уже проходит обработку в руках профессионального редактора: он убирает засвеченные участки, насыщает цветом блеклые пятна, усиливает чёткость и контрастность.

Эта возрождённая действительность будет двигаться по обочине вашей жизни, не мешая постигать её полноту, но возникая вокруг всякий раз, когда вы остановитесь на привал.

 

Удивительно, что костюмы, декорации и даже место, где разворачивалась трагедия, исторгнув её драматический дух, становятся нейтральными, как нейтрален балет, если лишить его музыки и либретто. Ведь то самое кладбище и та же могила потом источают гостеприимство и определённый уют.

Майя любила побродить в послеполуденной тиши летнего кладбища, укрываясь под слоистой сенью листвы, среди утопающих в бурьяне могил. В таких прогулках было много света, а в отдельные моменты даже некоторой горьковатой сладости, которую приобретают события, навязанные нам помимо нашей воли, но на которые наша воля не гневается, внезапно осознавая не только их полезность, но и некоторую их оригинальность, обещание нового опыта.

Визиты к могилам усопших родственников предполагают поездку по загородной дороге (что само по себе в летнюю пору – развлечение), покупку цветов (как любая мелкая покупка, это приносит удовольствие), моцион по изобилующей зеленью местности, который оканчивается отдыхом на скамейке в тени берёзы или каштана, невольно напоминающей скамейку городского парка.

Но кладбище имеет два важных преимущества перед парком: во-первых, там тихо, во-вторых, там гораздо больше правдивости и мистичности, больше эмоционального потенциала, который при желании и смелости можно выкопать из него, как клад.

Кладбищенская мистичность и эмоциональный потенциал очень особенны. В отличие, к примеру, от мистичности и эмоционального потенциала, присущих лесу, не менее (а может и более) мощных и заманчивых, чем кладбищенские, но чужеродных, происходящих и возвращающихся в независимые от человека сверхъестественные истоки, магия кладбища имеет человеческую природу, предельно близка и доступна для восприятия и погружения в неё человека.

Достаточно вспомнить, что кладбище является единственным материальным воплощением массового посмертного существования, чтобы сделать его универсальным фетишем памяти, благодатной средой для меланхолии и непринуждённых размышлений о смерти.

Каждая новая могила, знаменующая, что под ногами тлеют кости близких нам людей, привязывает кладбище к нам, помечает его столь необходимым человеку знаком собственности, и уже не память о страданиях и не запертые источники свежей скорби сулит оно, а смирение обречённого, утешаемого мыслью, что уготованная ему участь – не предательство со стороны бытия, а фатальная закономерность, подчинившая многих.

Всё это делает кладбище из всего, созданного человеком, наиболее похожим на царство, и из всех существующих царств – единственным исконно человеческим.

 

Когда каждый год в следующее после Пасхи воскресенье Майя, Коля, мама, тётя Рита, дядя Федя и дедушка (иногда к ним присоединялась дедушкина сестра, пятьдесят лет назад сделавшаяся вдовой и с тех пор не удосужившаяся обзавестись семьёй) собирались у бабушкиной могилы, Майя ощущала связывающие их родственные нити как никогда прочными, сотканными не из стереотипов, а из чего-то настолько же реального, как, к примеру, кровь.

Даже потерянная ещё на подростковом этапе тётя Рита, после смерти бабушки созванивавшаяся с мамой – её родной сестрой – исключительно по праздникам и видевшаяся с ней два или три раза в год; даже ничего не значащий для Майи, воспринимаемый ею как высокомерная болонка, неразлучная со своей хозяйкой, дядя Федя – муж тёти Риты; даже инфантильная баба Галя, начинавшая причитать, какой замечательной женщиной была бабушка, и рано или поздно приходившая к несбыточным мечтам о поездке на давно заброшенную могилу собственного мужа; даже дикая (как окрестил её дед за отстранённость от семейных традиций) дочь тёти Риты и дяди Феди, которой не было с ними на кладбище, но о которой не прекращала расспрашивать мама, – принадлежали к общности, именно здесь возникающей между ними, будто бабушкин дух окутывал их наподобие ленты, от чего они превращались в букет.

Словом, собираясь на проводы, они становились настоящей семьёй.

И такие же целостные семьи окружали другие могилы. Это они, постаревшие дети и повзрослевшие внуки, именем которых подписаны клятвы на памятниках: «Ты всегда в наших сердцах…» или «Вечная память…» или «Любящие тебя…». Пройдёшь мимо, а глаза против воли ищут заветные даты, а в голове включается воображение художника, наделяющее всех этих людей возрастами, характерами и многоуровневыми родственными связями, преобразующееся после в воображение писателя, которое выдумывает их судьбы и взаимоотношения, предсказывает, кем вырастут их дети, и когда умрут они сами.

Как много людей умирает молодыми, сколькие родители переживают своих детей, сколькие мужчины до сих пор ждут на том свете своих супруг. Как странно смотрятся жизнерадостные улыбки, упитанные лица, очки и костюмы на памятниках, вырастающих перед Майей по дороге к бабушкиной могиле.

Этот романтический интерес искателя незаурядных человеческих судеб совершенно не похож на меланхолию одинокого созерцателя, остающегося на пустынном кладбище почти до захода солнца, но он неотделим от светского визита к усопшим, который назначается на проводы.

 

В этом году баба Галя по состоянию здоровья не составила им компанию. В купе с Колиным отсутствием нехватка бабы Гали показалась Майе удручающей. Стараясь казаться невозмутимой, но с буквально пульсирующей на лбу печатью сиротства, мама разложила салаты и битки по тарелкам, и, растерянно покосившись на дядю Федю, поставила перед ним бутылку водки. Дядя Федя со вздохом принял на себя Колину миссию и наполнил пластмассовые рюмки.

– Я буду своё, – надменно заявил дед.

Мама угодливо протянула ему рюмку.

– Машутик, я тут всё, как ты просила, – отчиталась тётя Рита, вытаскивая замасленную коробку с киевским тортом, сок и конфеты.

– Ой, давайте тортик, может, у папы съедим, – спохватилась мама.

– Как, а мы разве потом к папе идём? – испуганно переглянулась с мужем тётя Рита.

– Ой, а вы не планировали? – в свою очередь испугалась мама.

– Честно говоря, нет… Знаешь что, Машутик, забирайте с собой. Сами съедите у папы, или Майюша заберёт.

– Нет-нет, раз уж вы к папе не пойдёте, давайте тут съедим.

– Да ты на нас не ориентируйся, – отмахнулась тётя Рита. – Я сладкое не ем, да и Федя не большой любитель. Не открывай, Маша, заберёте и дома съедите.

– Налей и мне своё, – негромко попросила Майя деда.

– Тебе хреново не сделается? – беззлобно подмигнул дядя Федя, брезгливо глядя на желтоватую жидкость, которую дед с гордым видом наливал в Майину рюмку.

Убедившись, что дед не услышал этот вопрос, Майя проигнорировала его.

– Ну, за мамочку, – вздохнула мама. – Пусть земля ей будет пухом.

 

Майя любила этот утренний пикник на оживлённом кладбище, любила жевать бутерброды и редиску, запивая их самогонкой, и разглядывать могилы бабушкиных соседей, отмечая про себя, кого из них успели на днях навестить, а где давно уже никто не появлялся, невольно испытывая к этим незнакомым умершим людям странную нежность, будто от них зависели бабушкины быт и досуг, будто они действительно составляли круг её общения на том свете.

Чуть позже, когда они отправятся к могилам бабушкиных родителей, чтобы выпить там ещё по рюмке самогонки и оставить букет цветов, Майя будет, как обычно, прислушиваться к приветливому шуму рассеявшейся по кладбищу толпы, с чувством неизъяснимого удовлетворения переглядываться с женщинами и мужчинами, неторопливо бредущими под руку со своими супругами или детьми к выходу с кладбища, вдыхать аромат тюльпанов и нарциссов, устлавших могилы, отвечать на изумлённое дедово «сколько людей… сколько людей лежит» что-то в духе: «а ты посмотри, сколько цветов», заставляя его фыркнуть или плюнуть с досады от несообразности Майиного замечания.

Майе нравилось, что в их посиделках у бабушкиной могилы не чувствовалось суеты – так бывает, когда заранее отводишь занятию время, и тогда нет надобности поглядывать на часы, порываться уйти пораньше, – вместо этого подчиняешься положенному и отдаёшься ему всем своим вниманием и восприятием.

Жаркое майское солнце обжигало отвыкшую от него кожу и убаюкивало. Опершись об ограду, Майя слушала негромкую болтовню мамы, тёти Риты и дяди Феди, отвечала на вопросы, поглядывала на деда, который водил глазами по окрестностям с таким видом, словно – имей безустальные ноги – готов был бы тут же пуститься наматывать круги вокруг могил.

– Маюша, перестань щуриться, – с заботливой строгостью приказала тётя Рита. – Будут такие морщины, как у меня, – я тоже вечно щурилась.

– Ага, – ответила Майя. – Я очки забыла, что ж поделать. Солнце не щадит.

Произнося эти слова, она почувствовала вибрацию в заднем кармане джинсов. Отрезвляющую, возвещающую о том, что в этом году ей придётся пожертвовать скромным поминальным обедом: «Всё сделано. Напишу, когда позвонят в полицию».

Из соображений безопасности Майя была без машины. Она полагала, что Антонина Рогоненко, обнаружив пропажу Лизы, во-первых, поднимет на уши охрану, во-вторых, сообщит в полицию, в-третьих, свяжется с Держигорой. За домом будет установлено наблюдение, и любая машина, которая появится в радиусе полукилометра, будет зафиксирована. По машине не составит труда выйти на прокатное агентство и на парня, бравшего с Майи по сто гривен сверху за каждый договор, заключённый под копию паспорта, урожай которых Майя собирала в своей страховой компании.

Больше всего Майю интересовал разговор с Держигорой. Положившись на здравый смысл и интуицию, Майя была уверенна, что они не станут вести его по телефону, и рассчитывала, что Антонина Рогоненко немедленно выедет на встречу. Если бы по какой-то причине встреча Рогоненко с Держигорой не состоялась, единственным источником сведений стал бы райотдел полиции, за получение информации в котором отвечал Вадим Хорист. Майе жутко не хотелось получать новости в порядке испорченного телефона и, главное, ей не хотелось во всём зависеть от Хориста.

 

 

Как в короткий срок собрать уникальную библиотеку, в которой каждая книга отражает вкус владельца и которую можно передать по наследству? «Первая Образцовая Типография» предлагает на своём сайте PrimeLibrary предлагает такую услугу. Новые книги вашего будущего собрания будут отпечатаны и переплетены специально для вас.

 

Сообщение Хориста, что Антонина Рогоненко вызвала полицию, пришло через час. Майя пялилась на тянучку в окно такси, которое должно было высадить её в паре кварталов от дома Рогоненко, и покусывала костяшки пальцев.

– Все повыпирали на кладбище – не продерёшься, – ёрзая в своём кресле, проворчал таксист. – Ничего, доедем до круга – там будет легче.

Итак, дело сделано. Лиза Рогоненко находится в руках Хориста.

Жизнь прикоснулась к покрову действительности, поступки обретают индивидуальные черты, значительность их последствий будет поразительной.

Хорист категорично заявил, что Майю не должно интересовать, каким образом он вытянул старшую дочь Рогоненко у неё из-под носа, но Майя догадывалась, что это произошло на проводах. Эта догадка была яркой и пронзительной, как молния.

Стоило ей подумать, а не на кладбище ли это произошло, как перед ней возникла картина:

…невзрачный мужчина у могилы неподалёку от семейства Рогоненко дожидается момента, когда внимание Антонины и её свекрови, руководящей выносом мусора и накрытием стола, отвлечётся от мающейся от скуки Лизы.

«Лиза, уйди с дороги. Сядь тут и сиди камнем. Денис, выбрось вон тот кулёк в мусор. Денис, забери Лизу сюда. Юрий Григорьевич, вы идёте за водой? Возьмите с собой Лизу».

Солнце поднимается, поток людей густеет, в воздухе витает имя Стасик, свёкор и свекровь быстро расслабляются, пьянеют.

Антонина выбирает время, чтобы отлучиться на могилу к собственной матери, зовёт с собой Дениса, но он отказывается. Антонина уходит одна, замечает у могилы матери сирень, пару крашенок и жменю конфет (значит, Толик уже был) и спешит вернуться на центральную аллею, к могиле младшей сестры Стаса – трагически погибшей Натальи Рогоненко.

Вот где Антонине приходится (помимо того, что приносить в жертву скорбным традициям мужниной семьи собственные скорбные чувства) обходиться без своего помощника – сумбурное, но безошибочное материнское чутьё внушает её свекрови безотчётную ненависть к широкоплечему охраннику – и следить за всем самостоятельно.

Вернувшись, она не обнаруживает Лизы. Выясняется, что свёкор был уверен, будто Антонина взяла Лизу на могилу к своей матери; что Денис думал, будто Лиза ушла с дедом за водой; что свекрови казалось, будто Лиза носилась с какой-то девочкой по соседней аллее.

А Хориста с Лизой след простыл

Может быть, Майя ошибалась. Но её предположение казалось правдоподобным, и из-за того, что Лиза была похищена с кладбища, Майя испытывала какое-то мистическое восхищение перед причудливым узором, в который заворачивались обстоятельства.

 

Из ворот дома Рогоненко выехала чёрная Camry. Майя ликовала: встреча с Держигорой состоится. Теперь важно, чтобы сработал её план выяснения места встречи.

Майя готова была биться об заклад, что Держигора ни за что не пустил бы Рогоненко с её истериками нарушать покой собственного дома, как ни за что – будучи человеком осторожным и дальновидным – не угодил бы в ловушку, предложи ему Рогоненко выслушивать эти истерики у себя. Соответственно, они должны были встретиться на нейтральной территории.

Как только Camry достигла перекрёстка, стартовала с места припаркованная в ста метрах от дома Рогоненко, у сигаретного киоска, синяя Dacha с маячком такси. Её пассажиром был ночной продавец этого киоска. Он должен был следовать за Camry до пункта назначения, после чего вернуться, уже без такси, встретиться с девушкой с согласованными приметами и за небольшое вознаграждение сообщить ей адрес прибытия тойоты.

Когда и Camry, и Dacha скрылись, Майя позвонила в такси и сообщила, что забыла в одном из автомобилей документы – при этом она назвала номер машины, которая только что последовала за Camry, и дала описание водителя.

– Я уже еду в другой машине, пожалуйста, подскажите адрес, по которому я смогу его нагнать, – попросила Майя.

Выслушав диспетчера, она сообразила, что Рогоненко направилась в ресторан «Милан», после чего подошла к сигаретному киоску и, представившись курьером, оставила его дневной продавщице конверт с вознаграждением для своего незатейливого шпиона.

 

Пятнадцать минут спустя, на ходу заказав капучино и тирамису, Майя заняла стол на террасе ресторана «Милан», откуда могла лицезреть и Антонину Рогоненко (бывшую уже здесь), и Держигору (когда он появится).

Несмотря на очки, закрывавшие глаза Антонины, в её лице улавливалось смятение. Она поминутно вскидывала голову и беспрестанно тёрла шею. Официант выжидательно завис над ней, и она принялась по третьему кругу листать меню, но тут же отвлеклась, спохватилась, что-то сказала официанту, он ушёл. Антонина взлохматила волосы и стала рассеянно разглядывать посетителей ресторана. Майя уткнулась в смартфон и пригубила капучино.

У бордюра припарковался серебристый лендровер, несколько секунд, пока внутри шёл инструктаж, самодовольно покрасовался на глазах прохожих и выпустил через заднюю дверь миниатюрную женщину с удивительно мягкими и блестящими волосами цвета кофе с молоком. Они плавно, с кажущейся раскрепощённостью, колыхались на её небольшой продолговатой голове, на деле подчинённые незримой затейливой линии, начертанной стилистом, которая, подобно маху дирижёрской палочки, призвана была задать единый темп и единое стремление всему их ансамблю. Пряди были уложены в такой последовательности, что цвет, следуя перламутровому мотиву, перекатывался от пшеничного к льняному.

При внимательном рассмотрении становилось заметно, что не только волосы, но и одежда, и лицо женщины повинуются общей, неуловимо ощущаемой закономерности. Кожа у неё была подтянутой и гладкой, черты лица – тонкими и нейтральными. Глубоко посаженные глаза ей удачно акцентировали коричневые тени, на ногтях ненавязчиво блестел лак цвета магнолии. На безымянном пальце имелось традиционное обручальное кольцо без единого камня, выполненное в белом золоте, – в дуэте с нежной жемчужной брошью они составляли весь набор её аксессуаров. Ни одна деталь её внешнего вида не солировала и не отвлекала внимания от монолитного образа Елены Держигора.

Завидев её, Антонина Рогоненко энергично замахала. Подвижно и ловко пронеся своё миниатюрное тело через террасу, Елена скользнула за столик и кивнула в знак приветствия. Она посвятила ожидавшей её женщине доброжелательный взгляд без тени высокомерия. Лишь на самом дне его можно было обнаружить осадок оценочности, взметнувшийся, когда Елена обвела глазами материальную составляющую Рогоненко, и то, эта оценочность граничила с ознакомительностью.

Тонкие худощавые ноги Елены были плотно сжаты, ступни, обутые в туфли-лодочки, прислонены друг к другу. Она держала спину прямо, нижняя часть её тела оставалась неподвижной, лишь руки, голова на длинной шее и верх корпуса реагировали на приход официанта, резкие звуки с улицы и эмоциональный монолог Антонины плавными колебаниями.

В полуметре от неё мускулистая икроножная мышца Рогоненко прижималась к мясистому бедру второй ноги. Рогоненко вздрагивала, подавалась вперёд, трясла головой, взмахивала руками, сдувала волосы с блестящего лба. Её члены беспорядочные дёргались, молочные железы надулись, выпирая из глубокого декольте, как бы в пику плоскогрудой Держигора, а розовая, всё ещё эластичная кожа бахвальски морщилась и разглаживалась на поводу у резковатой мимики.

Лицо Елены Держигора, расслабленное и умное, по мере продолжения Антониной своего рассказа приняло сосредоточенное, настороженное выражение.

Наконец, поток речи Рогоненко начал иссякать. Всё чаще стала отвечать ей Держигора, сопровождая свои комментарии твёрдыми кивками, руками описывая над столом строгие полукруги. Она сделала какие-то записи на салфетке и передала Рогоненко. Антонина уставилась на салфетку и неуверенно кивала, внимая наставлениям, которые Держигора, наклонившись к ней, нашёптывала.

Затем у Держигора зазвонил телефон: она долго слушала, изредка вставляя немногосложные слова, по которым Рогоненко, вероятнее всего, невозможно было судить о содержании разговора. Она, впрочем, и не пыталась этого сделать. Откинувшись назад, Антонина глядела в пол. Её рот был приоткрыт, грудь, подобно артисту, отыгравшему спектакль, расслабилась, опустилась, плечи поникли.

Встреча с Еленой не стала выходом из ситуации, как рассчитывала Антонина. И если до этой встречи, не сомневаясь, что Держигора ловким взмахом волшебной палочки решит проблему, она не вполне осознавала серьёзность положения, поддавшись лишь вполне естественной бессознательной тревоге, то теперь, когда ничего не стояло между ней и реальностью происходящего, Антонина оказалась на грани паники.

– …меня удивляет безмерно, – неожиданно услышала Майя тонкий голос Елены Держигора. Она сообразила, что на террасе вдруг перестала играть музыка, мешавшая ей слышать разговор двух женщин. – Подобная дикость сегодня в голове не укладывается. И остаться безнаказанной не может. Её найдут без промедления, я убеждена.     

Внезапно Антонина Рогоненко расплакалась.

Музыка заиграла вновь, и Майя не могла расслышать, какими словами утешала её Елена Держигора. С беспомощной злобой Антонина отмахнулась от сочувственного жеста Держигора и полезла в сумочку за пудреницей. Судорожно раскрыла её и, всхлипнув и оттянув челюсть, стала протирать под глазами и вокруг носа.

В это мгновение возле их столика столкнулись спинами два официанта с подносами в руках. Один из них метнул свирепый взгляд на другого, второй с виноватым любопытством проследил за тем, как шатнулась посуда на сиреневой скатерти, качнулся корпус Атонины Рогоненко, как выскользнула из её рук золотистая пудреница и с треском ударилась о плитку.

Антонина испуганно вскрикнула. У неё под ногами валялись зеркальные осколки и две части разломавшейся пудреницы. На её лице выразился ужас, она прикрыла рот трясущейся ладонью.

Её окружили официанты, в гуще которых возник перепуганный администратор и стал уверять, что заведение компенсирует ущерб и, более того, оплатит ужин. Администратор то извинялся, то, видя её неадекватную подавленность (и не понимая, что могло повергнуть женщину в шок), сбивчиво уговаривал, что ведь ничего страшного не произошло.

Елена Держигора, сориентировавшись, разогнала пустозвонов, властно ухватила Антонину за локти и, повысив голос настолько, что Майя смогла слышать каждое слово, приказала немедленно взять себя в руки.

Было самое время ретироваться.

 

«Милая, отчего ты сегодня такая молчаливая?»

Ответ последовал минуты через три.

«Ты не знаешь, разбитое зеркало – это очень плохо? В «Гугле» десяток значений. Это случайно не к смерти?»

«Как легко вы хаваете эту туфту. Типа, рассыплешь соль – с кем-то посрёшься, чёрная кошка перейдёт дорогу – херня случится, свистнешь в квартире – бабла не будет, зеркало разбила – ищи похоронное бюро. Нехило должно быть обидно из-за зеркала сдохнуть. Зато если сказать: наткнулся на чужое барахло, что лежало без присмотра, – обойди стороной, плюнь три раза через плечо, а иначе десять лет будешь жидким какать, чужой кровушки хлебнёшь – ублюдочком станешь, соврёшь – ребёнка убьёшь, – кто послушает?».

Майя нетерпеливо затрясла ногой под столом. Новых сообщений от Рогоненко не поступало.

В полумраке зала светились картинки воинственных миров, где завсегдатаи клуба мерялись намалёванными кулаками и стреляли друг в друга виртуальными пулями. Сидя вдоль стен спина к спине, они перекрикивались, когда наступал острый момент игры, и дёргались в неудобных расшатанных креслах. Администратор периодически отрывал глаза от монитора и бдящим сутенёрским взглядом обводил полуночников, удовлетворявших свои естественные потребности с подотчётными ему компьютерами.

Майя натянула кепку пониже на лоб. Антонина не отвечала. Пальцы надиктовали клавиатуре следующее послание.

«Сбил тело о голове, руках и ногах – не избежать тюрьмы».

Майя разрывалась от жажды покурить и нетерпения увидеть реакцию Рогоненко.

«Кто ты?!»

Как своевременно звучит этот вопрос. Мы знакомимся с человеком в мире, о котором нам внушили, что он нереален, как сказка. Порой мы знакомимся с таким человеком в купе поезда, который следует далеко и навсегда из нашей жизни, или в бистро чужого города, где больше никогда не появимся. Мы выворачиваем перед ним душу, не сомневаясь в собственной неуязвимости. Иногда мы поддерживаем общение годами, и вот однажды оказывается, что человек, которого мы считали невидимым и неосязаемым другом, знает о нас, плотных и зримых, ступающих по земной тверди и имеющих физическую, социальную и финансовую ипостаси, всё; тогда как мы затрудняемся ответить на элементарный вопрос: кто он такой. Впервые тогда мы осознаём, что он живёт в общем с нами мире и делит блага этого мира с нами на конкурентной основе, а его интересы, бывшие столь безобидными и трогательными, когда он находился в границах сказки, грозят наступить нам на горло.

Майя попыталась угадать, встревожилась ли Антонина Рогоненко настолько, чтобы тут же вызвать своего предполагаемого любовника.

«Конь в пальто, – ответила Майя. – Что у тебя за засада?»

Профайл Артура Мирошенко был снабжён подробными биографическими данными, информацией о музыкальных и кинематографических пристрастиях и любимых книгах, мировоззренческими цитатами, а главное – укомплектован несколькими альбомами фотографий.

Он был сформирован два года назад, задолго до ДТП, свидетельницей которого стала Антонина Рогоненко, и даже до того, как было возбуждено дело по обвинению Стаса Рогоненко в легализации доходов, полученных преступных путём.

В эти два года Артур был активным участником сетевого общения и накопил две сотни подписчиков. С Антониной они познакомились пару месяцев назад в группе «Эксперименты с неньютоновской жидкостью», где Артур был лидером по количеству обсуждаемых тем.

Словом, подозревать, что Артур – вымышленная личность, у Антонины повода не было. И даже если она с перепуга позвала своего увальня, то сейчас должна была испытывать неудобство, вынужденная в его присутствии вести откровенную переписку с посторонним мужчиной.

Майя рассчитывала, что смущение усыпит бдительность охранника Антонины, а неловкость, в плен которой он угодит, заставит его рассердиться на любовницу.

«Артур, ты знаешь меня?????».

Она точно позвала его, решила Майя, обрушивая пальцы на клавиатуру.

«От того вонючего пойла, которое ты скупаешь в группе по тридцать долларов за бутылку, ты тупеешь. Продолжай в том же духе – и считай, что наш последний разговор уже состоялся. Если хочешь пожаловаться на свои грандиозные проблемы, то тебе к психам из группы поддержки в кризисных ситуациях – они подыщут для тебя душеисцеляющую голливудскую мелодраму по теме. А если заикаешься мне, я могу тебе предложить одно из двух: мозги или член, причём, второе – охотнее (скажи спасибо фотографу, который сделал тебе тот снимок – со спины, на пляже). Пиши свой адрес, пойди пока почисть зубы, и мы разберёмся с проблемами. Из уважения к твоей персоне я даже готов буду задействовать поэтапно и член, и мозги».

Майя с удовлетворением перечитала свой последний пост и решила, что пора отлучиться на перекур.

 

На улице возле интернет-клуба курили несколько худощавых парней. Они негромко переговаривались, зыркая на своих сверстников, которые чуть выше по улице – у входа в дискоклуб – лобзали и лапали созревающих прелестью девиц.

Майя с отвращением покосилась на потные футболки и нагеленные хайры этих мачо, растляющих в свои объятьях чьих-то нежных дочерей с круглыми попками, о которые они исступлённо трутся твёрдеющими под ширинками членами, и высокими грудями с крошечными сосками, о которых женщины в Майином возрасте могут только мечтать и которые неумелые похотливые пальцы будут нынче вечером жадно и бездумно мять в вонючих туалетах и тёмных углах убогого дискотечного зала.

Майя сделала последнюю затяжку и, почувствовав невольное возбуждение, представила себе зарёванное лицо Антонины Рогоненко, которая покорно млеет в успокоительных объятьях охранника, её пышные, слегка обвисшие груди, раскинутые в стороны под его ласкающими руками, её покатые, приподнятые над кроватью бёдра с пробегающей по ним волной целлюлита в такт его осторожным толчкам, её налитые розовые икры, которые давеча вызывали скрытую зависть Елены Держигора; зависть, которая интуитивно распространялась за пределы самих икр на смутные, неопределённо заманчивые обстоятельства, которые эти икры сулили, будто Держигора могла предвидеть, что спустя несколько часов они в порыве страсти обхватят крепкую мужскую поясницу и превратятся в рычаги феерического экстаза, пусть бы даже этот экстаз имел место только в воспалённом воображении одной безумствующей фурии.

 

Майя ввела пароль и повторно вошла на страницу Артура Мирошенко. Её ждали уже четыре строки.

«Какой же ты гадкий тип… Блин!»

«Арту-ур…»

«Ты что, обиделся?»

«Артур!»

Майя застучала по клавишам.

«Нет, сбегал в душ». Смайл в солнцезащитных очках.

«Пожалуйста, Артур, не надо так со мной! У меня сердце разрывается. Я себе места не нахожу».

«Рассказывай».

«Сегодня пропала моя дочка. Я боюсь, что её выкрали».

Она одна, решила Майя. Будь при ней советник, он бы не позволил ей такие откровения в социальной сети.

«Откуда ты это взяла? Получила зловещее послание из журнальных вырезок?».

«Артур, не надо сарказма! Я умоляю тебя!».

Майя невольно усмехнулась.

«Валяй – зачем её выкрали?».

«Я не знаю».

«Но ты же предположила... Почему?»

«Лиза осторожная, как кошка. И всё замечает. Её только силой можно было… Господи!»

И дальше пошли строчка за строчкой: мысли Рогоненко опережали пальцы, а она старалась писать грамотно. Майя пролистала афишу театров и кино, дожидаясь, пока поток сообщений прекратится.

«От полиции никакого толка. Они даже не возбудили уголовное дело. Разыскивают её как пропавшего ребёнка, каких сотни в городе. Я подключила частное охранное агентство, но они столкнулись лбами с полицией – оперативников раздражает, что кто-то дублирует их действия, поэтому они противодействуют моей охране. Я обратилась к большим людям, и они обещали помочь, но это пустые обещания – я-то знаю, что никто из больших пальцем не пошевелит, пока их собственные задницы в безопасности».

«И что?»

«…Что?»

«Ну, дальше? Какой смысл?»

«Я не знаю».

«А кто знает? Полиция? Может, охрана твоя доблестная? Придётся думать, милая. Не знать – это статус ВИП. А у тебя не тот статус – ты в жопе. Давай, включайся. Какой ты видишь смысл в этом всём? Допустим, пришёл бабай и утянул твою инфанту. Никто не звонил тебе и не требовал кинуть миллион долларов в мусорный бак в третьем Химическом переулке. Никто не подкинул в твой почтовый ящик шифровку с инструкциями. Может, он псих, может, педофил, а может, рассчитывает, что ты сама допрёшь, чего он хочет. Может он такое от тебя ожидать?»

Пока Рогоненко насиловала клавиатуру, шкрябая русский язык своими сорокамиллиметровыми ногтями, Майя заглянула на страницу с прогнозом погоды.

«Я не знаю. Я не в состоянии копаться во всём этом на таком уровне: на что он может рассчитывать, а на что не может, чего можно ожидать от него, чего он может ожидать от меня. Если полиция и охрана не годятся, что тогда? Нанять частного детектива? Или кого?»

«Милая, я понимаю, женская участь тяжела: пришла проблема – спихнула на других, плохо спихивается – примазала валютой, мягче пошло. Но – слава феминизму – ты победила! Тебе на голову надели башку и подключили к электросети. Давай вали на кучу всё, что там испеклось».

«У меня только одно предположение – мне хотят отомстить».

«Отлично. Ты поставила заградитель на месте, где последние двадцать лет парковалась копейка, и её водитель решил с тобой поквитаться?»

Минут пять от Рогоненко никаких вестей. Майя забеспокоилась.

«Я жду. Или ты кончила?»

«Я пишу. Подожди».

Майины губы облегчённо дрогнули, она позволила себе щёлкнуть пару баннеров на сайте городских новостей и развеялась чтением светских хроник.

«Три месяца назад я давала показания в суде по поводу ДТП. Мать их за ногу, я могла и не видеть ничего! В конце концов, что бы я ни сказала, там всё было предрешено. Дело было вовсе не во мне. Я могла перепутать! Дело было не во мне! Этот процесс был обречён, какие бы показания я ни дала!»

Давай, давай, сейчас впору убедить себя, что ты вообще ничего не видела. Майя быстро набрала на клавиатуре:

«Кого-то осудили?»

«Да! Я не знаю, что было дальше, и где этот человек сейчас. Наверное, он в колонии. Я тут ни при чём – он перешёл дорогу очень большому человеку. У него не было шансов».

«Если всё так, с какой стати ему мстить тебе?»

«Я думаю, его родственники винят меня в своих неприятностях».

Ах, бедняжка. Майя напряглась. Неприятности, значит. Ну, сука, скоро и у тебя наступят неприятности.

«Я не могла ему помочь, клянусь».

«Клянёшься? Жизнью своей дочери клянёшься?!»

«Они недвусмысленно угрожали мне. У меня не было выхода! Я не могла рисковать своей семьёй».

«Ты клянёшься жизнью своей дочери, что не могла помочь ему?»

Майя плюнула на то, что может выдать свою заинтересованность. Она готова была держать пари, что Рогоненко теперь переписывается с ней в одиночестве, и, увлечённой собственным несчастьем, ей не достанет бдительности подозревать Артура Мирошенко.

«Артур, не цепляйся к словам! Клясться нельзя!»

Дрянь, констатировала Майя, бросив косой злобный взгляд на сумасбродного геймера, который очумело вытаращился на неё.

«Что ты знаешь о его родственниках?».

«Блин, я ничего о них не знаю. В суде была масса людей».

«Вспоминай. Жена, дети, родители, братья, сёстры».

«Его адвокат что-то упоминал о жене во время допроса. Но жены в суде не было. Ты думаешь, это может быть жена?»

«Я просто думаю – в отличие от всех твоих асов. Если бы тебе хотели отомстить, полиция бы уже нашла твою дочку, точнее, то, что от неё осталось. Если её оставили в живых, то последует ультиматум. Иначе – какой смысл? Не знаю, по крайней мере, я бы так сделал. Им что-то нужно от тебя, и они скоро потребуют это».

«Что им нужно?»

Майя выдержала паузу.

«Могу выяснить».

«Как?»

«Молча». И вдогонку, спустя несколько секунд. «Скажи спасибо, что хоть у одного из твоих знакомых есть мозги. Напиши мне номер уголовного дела, фамилии и имена людей, о которых ты рассказала. Я просмотрю социальные сети, реестры и прочие общедоступные ресурсы. Может, и поможет».

«Хоть бы ты был прав. Хоть бы ты оказался прав!»

Наутро на электронную почту Антонины Рогоненко пришло письмо от Артура Мирошенко с пометкой о конфиденциальности.

«В суде зарегистрировано заявление адвоката Николая Игнатова о пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам. Его уже удовлетворили. И назначили заседание. Позвони в канцелярию – там тебе подтвердят. Скорее всего, они заставят тебя свидетельствовать повторно. P. S. Письмо сожги, а пепел проглоти!» Назидательный смайл.

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за ноябрь 2016 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению ноября 2016 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

4. Глава 4. Сокровенная
5. Глава 5. Детективная
6. Глава 6. Исступленная
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!