Остановка

 

Купить в журнале за декабрь 2015 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 7 часов | Цитаты: 1 2 3 4 5 6 | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

О сосне, которую любят в этом доме, и о ночи, напившейся сумеречного коктейля. О (бес)ценности горного отдыха. Волковские байки на ужин. Взбешённая максималистка или А не дались ли вами эти провокации. Чувство пригвождённости.

 

Наполненный людьми, заправленный их эмоциями, как двигатель топливом, воспрянувший, дом раскачивался и пыхтел, накалялся, шуршал шестерёнками, водил ходуном свои поршни, крутил валы. Подобно звезде, что собрала вокруг себя планеты, он притянул людей, сгрудил в сфере своего влияния, столкнул орбиты их судеб, стал краткосрочным центром их ориентации, будто намереваясь проверить возможность зарождения жизни в данных условиях.

Когда в доме появляется новогоднее дерево, украшенное игрушками и огнями, к нему направляется праздничный дух. Вращаясь вдоль ствола, он опускается и, как дым, источается на пол, и в комнате ощущается знакомая, но непостижимая атмосфера, которую ни с чем нельзя перепутать и невозможно искусственно воссоздать, если бы, к примеру, вздумалось нарядить ёлку в апреле или сентябре.

– Тебе осталось только сообщить, как сильно её ценят в этом доме, – толкнув Симу в бок и кивнув на сосну, хехекнул Максим.

Смакуя последние вязкие капли, ночь допивала сумеречный коктейль. И пьянела. Её кровь наполнялась предвкушением, и от этого она становилась загадочной, многообещающей. С ошеломлённой пристыженной улыбкой, подобно юной барышне, вырвавшейся из-под родительской опеки и на первом же светском рауте от усердия перебравшей, ночь покачивалась в кресле, куда её заботливо усадили поклонники, и придирчиво разглядывала парящие в воздухе порывы, выбирая, что станет делать: бездумно балагурить, положившись на ухажёров, или безмолвно грустить, мучая их своей безутешностью, или задумчиво отстранится, одаряя однократными нежными взглядами каждого из своих кавалеров, заставляя их сходить с ума от ревности, или капризничать, удовольствуя их правом усладить свои прихоти.

Глядя на неё, можно было уловить в её мимике блуждающие идеи сегодняшних развлечений и, преломляя их на свой манер, мечтать о шоколадном торте со сливками, о бесшумном сиянии луны на полотне моря, о звуках музыки, лирической или ритмичной, о шумной компании, хрустящем снеге, от которого жаждешь, чтобы он завалил всю планету, усугубляя камерность вечера, потому что в ней, в этой дремучей морозной замкнутости, отполированной метелью, ты будто находишь себя внутри зимы, нащупываешь её края, очерчиваешь её пределы, материализуешь всё, что до этого мгновения было лишь словом или надписью.

Свернувшись клубком в кресле у панорамного окна, Сима мечтала о том, как бы их дом обратился катером, сорвался с фундамента и подрейфовал заснеженной пустыней, откуда бы вдруг исчезли соседские дома, а вместо них возникли бы вековые деревья и, кое-где, каменные глыбы, и в целом мире не стало бы никого, и они вынуждены были бы уживаться друг с другом, потому что им предстоит вечно плыть сквозь это зимнее ненастье; они бы наслаждались музыкой, которую она исполняла бы для них, танцевали и пили шампанское, они бы слушали вой ветра, уединившись каждый в своей каюте, а потом собирались бы перед телевизором, чтобы, обнявшись и обмениваясь влажными взглядами, смотреть «Цветы лиловые полей».

Встретившись глубоко за полночь в каминной зале с неразличимой в темноте фигурой, они стали бы перешёптываться, умышленно искажая голоса, чтобы не раскрыть себя, а наутро мучиться в догадках, кто был их ночным собеседником.

В их доме появился бы младенец, в котором воплотились бы для каждого из них все грани, которых кому-либо из них когда-либо не доставало в жизни. Они избавились бы от суеты и продолжали бы плыть, а зима продолжала бы ненаствовать до тех пор, пока они не воплотили бы все свои зимние мечты и не поддались бы всем искушениям, пока не исчерпали бы зиму до капли и не отпустили бы её, твёрдо зная, что больше никогда не увидят, что больше зима не будет существовать.

А потом мир вернулся бы на круги своя, и каждый из них получил бы шанс сойти, если бы только они – приноровившиеся друг к другу – захотели этого. Она бы захотела, уверенно решила Сима. Вне всякого сомнения, даже через сто тысяч лет идиллии внутри зимы, оставив им все спроектированные макеты, все построенные в пустыне здания, самые дорогие импровизации, отрекшись от этого, она бы хотела свободы.

– Игорёша, вы, говорят, в феврале в Куршевель собираетесь? – полюбопытствовала Надежда Михайловна. – Ты отпуск возьмёшь?

– И кто же это говорит? – вздыхая, улыбнулся Игорь.

– Да малая твоя, – прикусив кончик языка, засмеялась Надежда Михайловна.

Игорь, нахмурившись, посмотрел на Полину.

– Болтаешь много.

– Я только ему сказала, – Полина возмущённо выпучилась на Пашу. – По секрету.

– А Пашка подходит и спрашивает: что такое Куршевель? – смеясь, пояснила Света, запнувшись, когда взгляды Игоря, Ани и Полины сошлись на ней.

– Полина, ты похожа на старуху из той сказки, где дед клад нашёл, – Анин голос прозвучал глухо, в неестественно низкой тональности, невольно привлекая к себе внимание. Её взгляд пронёсся над столом, рассекая воздух, и вонзился в Полину. – Представила?

– Боже мой, как налетели на ребёнка, – всплеснула руками Надежда Михайловна.

– Так когда вы едете? А отель уже выбрали? – заинтересовался Максим. – У меня коллега как раз был в декабре. Мы смотрели фотки – слюни пускали. – Он обернулся к Ксюше. Она энергично закивала. Максим подтянул рукава свитера и развёл руки, приготовившись жестикулировать. – Отельчик трёхзвёздочный. Блин, но видели бы вы. То, что наша туристическая масса считаем пятью звёздами на основе турецко-египетского опыта, рядом не стоит. Потому что понятия о комфорте совершенно другие. Номера по тридцать-сорок метров – это стандартные двуспальные номера, самые простые, я не говорю про люксы там, семейный сьюты и прочие. Можешь выбрать себе дизайн по вкусу: классический, современный, авангардный. Интерьеры как в журналах. Плиточка в ванной – будто её полируют каждый день. На полу длинноворсный ковролин. Телек 3-Д. Заказал себе внизу фильмец, и прямо в номере смотришь – с русскими субтитрами. Живые цветы везде. В отеле спа-крыло, такое, местячковое, без претензий – на нём вообще никаких акцентов ни на сайте, ни в буклетах. Уровень услуг – как у нас в самом распиаренном спа-центре. Для детей всё, в детскую комнату отвёл, няньке вручил и расслабляйся: иди в ресторан, жуй устрицы, пей вино, есть дискозал, есть зал с живой музыкой, тренажёрный зал: небольшой, но, блин, какие там агрегаты – я видел подробный фотоотчёт. Так это они были в отеле, который считается скромным. А ходили в гости к ребятам – там, на месте познакомились – в четырёхзвёздочный семейный сьют. Это нечто. Номер то ли шестьдесят, то ли семьдесят метров. Выглядит, как какой-нибудь, я не знаю, президентский люкс. И такая себе среднестатистическая семейка из Марселя. Но там, конечно, номера стоят. Если уж Богдан, который всегда берёт самое крутое, взял трёхзвёздочный отель, – Максим хехекнул. – И то жаловался, что они теперь лето у тёщи на даче проведут, а не в Провансе, чтоб в следующем году нормально опять в Куршевеле отдохнуть, то я могу себе представить, сколько заплатили буржуи из Марселя. Но вообще отель отпадный. Я тебе рекомендую – если ты ещё не выбрал, я могу уточнить название.

Игорь неопределённо кивнул.

– Позвонить? – Максим вытащил смартфон.

– Не надо! – остановил его Игорь. – Пока не надо. Мы ещё точно не определились, когда, куда, да и поедем ли вообще, – не нужно человека напрасно беспокоить. Если и поедем, то, скорее всего, будем брать отдельное шале на всю компанию. Мы не сами.

– А, вы не сами! – с пониманием закивал Максим.

– Так, при случае спросишь – что за отель, будем иметь в виду. А он не говорил – далеко от станции?

Максим слегка оттопырил нижнюю челюсть.

– Не-а.

– А сколько стоил номер?

– Около двухсот пятидесяти евро.

Игорь присвистнул. Максим развёл руками. Елена Филипповна наклонилась к Симе:

– Это что он сказал, двести гривен? Это в день? – шепнула она.

– В день, бабуля, только это не гривен, а евро.

– А сколько это?

Сима скептически вздохнула.

– Лучше тебе не знать, бабуля. Это много.

– А где это столько стоит?

– Во Франции.

– А. И что, это Игорь говорит, что он во Францию едет? – уточнила Елена Филипповна.

– Ну, ты же здесь присутствуешь, бабуль. Слышишь всё то же, что и я.

– Оно, понимаешь, и хочется, и колется, – Игорь почесал затылок.

– Так поезжай к Сене в Яремче, и не будет колоться, – встрял Пётр Васильевич.

– Та! – фыркнул Максим. – Сравнил.

– А что? У Сени там знаешь, какой комфорт? Хоть телевизоров 3-Д, конечно, нету.

– Да что мне телевизор? – Игорь махнул рукой.

– А красота какая – вон спроси у Лёхи, – продолжал Пётр Васильевич. – Горы, речка, лес. Ты помнишь, Надюха, как мы отдыхали? Каждый день в лес на прогулку ходили. А вечером он камин разжигал – настоящий камин, не то, что этот. Ты помнишь?

Надежда Михайловна отмахнулась.

– Один только там минус, – покачал головой Пётр Васильевич. – Моря нету. – И расхохотался.

– Там, Петро, главный минус такой, – сказал Игорь. – Что кататься там сложно. Можно, не спорю. Никого не хочу обидеть. Туда тысячи ездят. И я сам туда раньше каждый год ездил, и получал удовольствие. Но когда есть с чем сравнить – то сложно. Представь себе, сто пятьдесят километров трассы. Любые маршруты. В своё шале прямо на лыжах съезжаешь. Всё продумано, понимаешь, до мелочей. Едешь, куда лыжи ведут, и не заботишься о том, как потом выбираться будешь. А снег! Прямо чувствуешь, как он у тебя под полозьями укатывается. Из него лепить можно, как из глины.

– Понимаешь, па, кто может себе позволить поехать во Куршевель – никогда не задумается, чтобы поехать, блин, в Яремче, – заключил Максим.

– Та Боже мой! – воскликнула Надежда Михайловна. – Может позволить, не может позволить, я бы вообще никуда не ехала. Вон тебе море, вон тебе склоны – что ещё надо? И ни одного евро.

– Тем более что за такие деньги можно где угодно, включая Яремче, президентский люкс снять, – поддакнула Света.

– Скажешь тоже, – взвился Максим. – В нашей стране нормальных условий для отдыха не найдешь. Нигде. И ни за какие деньги. Уровень не тот – понимаешь? Понятия нет, что такое нормальные условия.

– Да ладно, – Света снисходительно улыбнулась. – Есть у нас и в Карпатах, и в Крыму, и даже здесь, в Санжейке, или в той же Затоке номера и по две тысячи гривен. И там довольно прилично, всё на европейском уровне.

– Прилично? Ты там была? Да посмотрите хотя бы эту программу по телеку, где подруга с камерой ездит по отелям и проверяет качество номеров. О каком уровне может идти речь, если в люксах на подоконниках валюятся пластмассовые экебаны с дачи администратора, а на стенах висят лошади или там красный закат, а у самых продвинутых – шедевры абстракционизма а-ля «Кандинский отдыхает». Я молчу про качество отделки и мебели – это просто жесть. Но хоть бы было чисто – так нет, матрасы, видно, с той же дачи, на них ещё моча покойного деда администратора. А технички в этих номерах не полы, а себя моют. Вы видели, как там волосы находили в раковине? Фу. – Он повертел головой. – Кто-то ещё смотрит эту передачу?

– Хочешь, приезжай в отпуск – я с тебя недорого возьму, тысячу гривен, не больше, – уязвлено сказала Надежда Михайловна. – Чистоту постели и натуральность питания гарантирую.

Максим самодовольно хехекнул и обратился к Ксюше.

– Представляешь, как бы на меня посмотрели, если бы я сказал на работе, что проведу отпуск в Санжейке?

– А вот ты бы поехал к Сене – тогда бы и говорил, – не унимался Пётр Васильевич. – Если уж моря нет, а я хвалю – так оно того стоит. А какой там воздух…

– Да, воздух удивительный, – согласился Игорь.

– Густой – ложкой набирай и кушай, – продолжал Пётр Васильевич.

– Или когда по склону мчишься, и мороз, и он вокруг тебя растекается, как масло. И сжигает.

– Всё, – воскликнул Пётр Васильевич. – Брошу всё на Волкова, Надьку схвачу и рванём. Примешь? – он глянул на Волкова.

Волков невозмутимо пожал плечами.

– Я тебе давно говорил – поезжай в отпуск. Только тебе в отпуск летом надо ехать. Тебе ж не на лыжах. Тебе что? На травке посидеть, на рыбку сходить.

– Да шутит он, Риня, – возразила Надежда Михайловна. – Куда я поеду? На кого стариков брошу? На Симу, может быть?

– Мы приглядим, Надежда Михайловна, – с энтузиазмом воскликнула Света.

– Нет, я тоже считаю, что отдыхать нужно летом, – подхватил Максим. – Я, например, как от маёвки отойду, – только об отпуске и думаю. А просидеть всё лето в офисе, тешась перспективой стучать зубами хоть бы даже и в Куршевеле – спасибо.

– В зимнем отдыхе есть своя прелесть, – оттопырив губу, возразил Игорь.

– Только когда он идёт в дополнение к летнему. Но когда такой возможности нет – да, котёнок? – Максим потянулся, завёл руки за спинку стула и поглядел на Ксюшу.

– Максим, что ты всё время возражаешь? – громогласно возмутился Михаил Степанович. – Ты можешь не перечить после каждого слова?

Максим украдкой ухмыльнулся Ксюше.

– А что это Сима молчит – не участвует в дискуссии? – прищурившись, спросил Волков. – Сама не себя не похожа.

– Видите ли, Северин Валерьянович, – членораздельно произнесла Сима, вызывая едва заметную усмешку Волкова. – Я очень поумнела. Теперь я крайне избирательно подхожу как к темам для споров, так и к оппонентам. В кругу таких больших знатоков того предмета, по поводу которого заявляются компетентные суждения, мне остаётся только молчать.

– На самом деле она не спорит, а просто говорит и всё, – насмешливо подхватила Надежда Михайловна. – Безапелляционно. Так говорит, что хоть стой, хоть падай.

– Ничего, ничего. Как говорит моя мама, чем бы дитя не тешилось, лишь бы в политику не лезло.

– Лишь бы нас со свету не сжило, – простонала Надежда Михайловна, положила руку на Светино плечо и наклонилась к ней. – А какая там мама – ты бы упала! Как, кстати, мама, Риня? Пришла понемногу в себя после смерти мужа?

Волков покачал головой.

– Чахнет. Ничто её не радует. Даже кричит уже не так громко, и пощечины сыплет как-то неохотно.

– У вас умер отец? – с соболезнованием спросила Света.

– Мой отец умер много лет назад, – Волков ослепительно улыбнулся. – А месяц назад умер отчим. Мать с ним тридцать лет прожила. – И сокрушённо-насмешливым тоном добавил. – До-ве-ла.

– Да вы что? – с укором пробормотала Света.

– О, Светочка, это надо знать Клавдию Ильиничну, – многозначительно проговорила Надежда Михайловна. – Не в обиду, Риня.

– Да что вы! Будто я свою мамочку не знаю!

– Я всегда вспоминаю историю про тряпку, – призналась Надежда Михайловна. – Как они ему тряпку подарили.

Волков закивал и с любопытством зыркнул на Свету.

– Расскажи, Надин, – ухмыльнулся он. – А то у Светы аж ресницы задрожали!

– Клавдии Ильиничны покойный муж – он же в доме всё сам хозяйничал, – с упоением начала Надежда Михайловна. – От кухни до туалета – сам вылизывал, чинил, готовил, стирал, гладил. Всё. А она женщина с перцем. Приготовила ему, слышишь, подарок на Новый год. В коробке с бантиком. На семейном ужине вручила. Он глядь – а там тряпки да губки. А она ему так невинно: а что ещё тебе, милый, надо. Всё остальное у тебя есть. Ты представляешь? – Надежда Михайловна хлопнула Свету по плечу и расхохоталась.

– Да, мамуля – не сахар, – улыбаясь, подтвердил Волков.

– Ну баба!

– Причём тут она, если он сам придурок, – злобно сказала Сима.

Надежда Михайловна обескуражено покрутила пальцем у виска.

– Ты говоришь об усопшем.

– И что это меняет? – Сима вызывающе развернулась к матери. – Это что, преимущество, которое перебивает все недостатки?

– Ну что ж ты сразу так категорично? – дружелюбно осадил её Волков. – Не такой уж он плохой. Просто, конечно, специфический человек. Он терпеть не мог ругань и шум, а мамуля ещё и руку приложить любит. Зато у него масса других чудесных качеств: он добрый, сметливый.

– Да полный придурок – что тут обсуждать. Нормальный человек никогда и никому не позволит себя унижать. Если у человека нет достоинства – он конченое существо. И плевать, какие ещё у него качества.

– Сима! – Елена Филипповна принялась делать знаки, чтобы она замолчала.

– А вот если бы ты встретилась с ним, ты что, так бы с ходу и налетела на него: вы конченый человек? – Волков улыбнулся. – Я же видел, как ты с людьми. Да ты к бомжу тому, на которого иные смотреть побрезговали, подошла, как к соседу своему. А может, он конченый человек. Он и есть конченый человек, потому что нормальный человек не довёл бы себя до такого состояния.

– Нет, это совсем другое, – с досадой возразила Сима. – Его социальное положение ничего не значит и не говорит о нём, как о человеке.

– А какая разница! – воскликнул Волков. – А я тебе скажу! Ты ничего не узнаешь о человеке по моим рассказам. Даже если увидишь что-то эдакое – всё равно ничего не узнаешь. Чтоб понять человека, нужно его любить. Да! Вот если бы я рассказал о тебе такой же самой, как ты, угадай, что бы она о тебе сказала? А ты списала человека, который даже переубедить тебя не может, потому что угодил на тот свет, – без права на помилование. Нет, Серафима, к людям надо лояльнее, терпимее.

– Когда мне будет пятьдесят лет, и мои жизненные принципы поизносятся, вот тогда я – не исключаю – стану лояльнее и терпимее.

Волков умилённо вздохнул.

– Ой, не скажи. Знаю я одну невыносимую женщину, а ей уже, слава Богу, семьдесят, и что-то не заметил, чтоб она стала лояльнее.

– Но я смотрю на Риню – сто тысяч раз он скажет про Клавдию Ильиничну, какая она невыносимая женщина, а сам аж дрожит от гордости, – Надежда Михайловна расплылась в самодовольной улыбке. – Я же помню, как ты всякую свою подружку с матерью боялся знакомить. Нет, говорит, мама её быстро сломит, нечего и пытаться. Ты вот всю жизнь холостой, а если б мог – зуб на холодец, на матери бы женился.

Волков развёл руками.

– Как говорит моя мама, женщины рано стареют, чтобы не дать повода своим сыновьям влюбиться в них, – посмеиваясь, сказал он.

– Мать есть мать, – с философским видом вздохнула Надежда Михайловна. – Мать – это святое.

– Мать – это, прежде всего, человек, – запальчиво заявила Сима.

– Что ты хочешь этим сказать, моя дорогая? – с издёвкой обратилась к ней Надежда Михайловна.

– Никак не пойму, отчего большинство женщин считают, что такой великий и неповторимый подвиг, как рождение ребёнка, даёт им право списать свои грешки и требовать от своих детей безначального преклонения.

– И несёт, и несёт, – Надежда Михайловна поморщилась. – Уволь меня, слушай, от этих рассуждений. Я же говорю, – Надежда Михайловна протянула руку в сторону Светы. Света снисходительно усмехнулась. – Как скажет: хоть стой – хоть падай. Сима мне напоминает, знаете, кого? Светик, ты же смотришь «Долину роз». Правда, Сима похожа на Сибиллу?

Света с любопытством присмотрелась к Симе.

– Да, что-то есть, – закивала она. – Да, пожалуй.

– Один в один, – продолжала Надежда Михайловна. – Мать с отцом – эмигранты из фашисткой Германии. А она – уже американка. В каждой серии учит их жизни, мол, неправильно живут, нет так всё делают. Так ей пятнадцать лет. А Симе уже, слава Богу, за двадцать. Пора и ума набраться. Жаль, что ты не смотришь, Риня, ты бы точно подметил сходство.

– Вы посмотрите, какие новости, – выпучив глаза, Сима манерно всплеснула руками. – У нас тут ещё один сердцевед выискался! И где ты свою проницательность столько лет прятала? Ладно Северин Валерьянович – то уж привыкли, что всем психологам психолог, а тут такие открытия в человеке на пороге старости делаются.

– О, ма! – восторженно взвыл Максим. – Наступила на мозоль – сейчас тебе будет.

– Я уже дрожу, – не глядя на Симу, хохотнула Надежда Михайловна.

– Сравнила несусветную оригиналку, бесподобнейшую из бесподобных, с кем! С героиней! Сериала! – паясничал Максим. – Да как ты! Да что ты себе?

– Да тут бессмысленно говорить, – в ярости произнесла Сима. – Рождённый ползать летать не будет.

– Первый пошёл! Уворачивайся, ма, а то заденет – не встанешь! – заржал Максим.

– Конечно, когда для людей планета Земля ограничивается стенами его кухни, а дальше – аж до самого забора – Вселенная расстилается, то «Долина роз» – это будет тебе похлеще Канта и Достоевского вместе взятых. Тут сам Бог ничего не попишет. Куда уж мне? Особенно если учесть, что братство домохозяек – это самое престижное и самое воинственное из всех братств. Они друг за друга пасть порвут. Ты уж извини, конечно, Костя.

Костя уязвлёно потупил взгляд.

– Ну разошлась, – хмыкнул Игорь.

– Вот, бабуля, гордись, вырастила внучку, – крякнул Максим.

Елена Филипповна сердито сопела, не сводя гневного взгляда с Симы, которая избегала смотреть на неё.

– Бешеная, – Надежда Михайловна огорошено качала головой. – Бешеная.

– Да, Серафима, категоричный ты человек, – менторски заключил Волков. – Нельзя так с матерью.

– Конечно, с моей матерью можно только пыль в глаза пускать, – огрызнулась Сима. – Честность она не очень жалует. Если ей правду сказать – она против всей силой своего благородного гнева выступит.

– Да не распыляйся на… – вдруг в сердцах проговорила Аня, умолкла на полуслове, покраснела, схватила бокал шампанского и выпила до дна.

Василий Трофимович, покашливая, поднялся со своего места, тут же за ним соскочил со стула Пашка.

– Мы вжэ пойылы, – невозмутимым тоном сообщил Василий Трофимович. – Мы вжэ йдэм.

Никто ничего не ответил. Полина как бы между делом увязалась за ними. Стали отодвигаться другие стулья: Надежда Михайловна спохватилась, что давно пора подавать горячее. Пётр Васильевич засобирался в бар за коньяком.

– Петя, только не накачивайся сегодня, – попросил его Волков. – Мы должны поговорить.

Игорь наклонился к уху Ани, которая посмотрела вслед Полине.

– Сейчас самое лучшее время слинять из-за стола.

– Нет, не хочу, – сказала Аня. – Я побуду.

Спустя пять минут Надежда Михайловна поставила на стол рис с морепродуктами. Ели его вяло – были уже сыты, но хвалили горячо. Молчали больше, чем говорили, и от этого молчания нарастала неловкость. Надежда Михайловна хлопотливо озирала тарелки и рюмки, давая указания Елене Филипповне и Петру Васильевичу, чтобы те их наполняли.

– Обожаю у вас собираться, – сказал Волков, потирая руки и разглядывая сувениры на полке. – Красивая фигурка. Раньше не замечал.

– Светка подарила, – Надежда Михайловна кивнула на невестку. – У Светки вкус!

– Обожаю, – повторил Волков. – Чтоб все вместе – это бесподобно, понимаешь, Надин? Это надо ценить. Такое не каждой семье дано. У вас такая семья – все такие характерные ребята.

– Даже чересчур, – проворчала Надежда Михайловна, исподлобья покосившись на Симу.

– Я ещё удивляюсь, Надин, отчего подруги твоей любимой нет, – вспомнил Волков.

– Людочки?

– Да-да, её. Как ни зайду – она у тебя, я думал, Новый год уж точно не пропустит.

Надежда Михайловна загадочно прикусила язык.

– Я бы и позвала, так она же к Игорю неровно дышит, – Надежда Михайловна бросила короткий лукавый взгляд на Аню. – Не хочу, чтобы Анюте было неприятно.

– Вот это новость, – засмеялся Пётр Васильевич.

– О, будто бы ты не знал. Все всегда знали.

– Первый раз слышу!

– Ну конечно, первый раз. Мы ж её лет пятнадцать назад в шутку за Игоря сватали. Мы-то в шутку, а она, видать, всерьёз. С тех пор по нему и сохнет. Она мне так прямо не признаётся, конечно, но я же вижу, как она метушится, если я его упомяну или если фотографию заметит.

– Так она ж старая!

– Какой старая? По сравнению с Аней – конечно. Но ей сорок два года, она младше на год, чем Игорь.

– Надюха, может, хватит об этом? – попросил Игорь.

– И откуда бабы такие вещи знают? – развёл руками Пётр Васильевич. – Пятнадцать лет!

Михаил Степанович пальцем подозвал к себе Аню, сидевшую по правую руку от него. Наклоняясь, она невольно переглянулась с Алёшей, заметившим этот жест старика.

– А ты всё пьёшь, – сказал Михаил Степанович. – Много пьёшь.

– Не так уж много, дедушка, – мягко сказала Аня.

– Как ни взгляну, всё пьёшь да пьёшь, – Михаил Степанович оттопырил губы.

Аня подняла бокал шампанского.

– За ваше здоровье, – и выпила. – Я вино пью, его можно сколько угодно.

– А что это за молодой такой, говорливый? – переключился Михаил Степанович, кивая на Волкова.

– Это, дедушка, Петра Васильевича партнёр, – пояснила Аня.

– Кого?

– Партнёр, говорю, – повысила голос Аня, снова переглядываясь с Алёшей. – Петра Васильевича. Петин. Петин!

Михаил Степанович с угрюмым любопытством проследил за Волковым.

– Это же новый партнёр, – сказал он и обратился к Ане. – Шубушной. А старого ты знала?

– Нет, – Аня с интересом повернулась к Михаилу Степановичу.

– Они с Петей плавали вместе. Дружили крепко. Жена у него прекрасная женщина – часто бывала у нас. И сын – наверное, как Максим по годам. Хорошие люди. Я их помню.

– И что случилось? – спросила Аня.

– Погиб, – сказал Михаил Степанович. – Дорогу переходил, мотоцикл летел. Ночью.

Аня покачала головой и задумчиво переглянулась с Лёшей.

– А что жена и сын? Не поддерживают связь?

Михаил Степанович с туманным взглядом снова оттопырил губы.

– Сначала общались. А последние лет пять ничего о них не слышал. А такие были друзья.

– По большому счёту, все мы равнодушны к чужому горю, – негромко сказал Алёша.

– И по малому тоже, – тихо возразила Аня.

– Верные слова.

Михаил Степанович махнул рукой, привлекая внимание Симы. Она сидела рядом с Алёшей, шерстя колючим взглядом присутствующих, эпизодически натыкаясь на короткие неопределённые взоры Ани. Губы её были плотно сомкнуты.

– Сима, – пробасил Михаил Степанович. – Пойди поиграй.

Сима отрицательно качнула головой.

– Не время.

Михаил Степанович издал раздосадованный носовой сип.

– О чём это вы? – спросил Алёша, облизнувшись. Он кивнул за спину – на пианино. – Это Сима играет?

– Добро пожаловать в цирк, – мрачно отозвалась Сима. – Далеко ходить не надо.

Аня нашла глазами Игоря. Он сидел вполоборота к матери, которая с доверительным видом что-то ему нашёптывала, прихлопывая его по колену. Неподалёку от них спорили о чём-то Пётр Васильевич, Максим и Ксюша. Пётр Васильевич в своей манере – едва шевеля губами – отпускал шутки и при этом подмигивал Ксюше. Ксюша хохотала и сияла от удовольствия. Мимо прошмыгнула Полина, потом ещё кто-то прошёл прямо перед Аней – Лёша, затем, кажется, Сима.

Аня прикрыла глаза, как будто, перестав видеть других, она могла сама стать невидимой. Она спросила себя, что стала бы делать, если бы действительно могла стать невидимой: захотелось бы ей присоединиться слухом к какой-нибудь из обособившихся компаний или она немедленно сбежала бы из этой гостиной куда угодно, где не слышны эти бубнящие голоса, что так неумолимо похожи на другие голоса из её памяти, от гомона которых ей хотелось спрятаться в тень тишины. Но верней всего, что, даже став невидимой, она осталась бы сидеть на том самом месте, пригвождённая безысходностью, зная, что – стоит ей уйти отсюда, где ничего не радует и не развлекает её – и ей немедленно покажется, будто она поторопилась, и там, откуда она ушла, как раз начинают развиваться любопытные события, которые непременно потребуют её присутствия и, может быть, даже вмешательства.

– Костя, – проговорила Сима.

Костя сидел на диване и с отстранённым видом листал альбом с новогодними открытками. Не поднимая головы, он принялся напряжённо тереть глаза, как будто настраивался на нужную частоту вещания.

– Т-ты права, считая её недостаточно э-экстраординарной. Но она н-н-не убогая, как ты о ней думаешь.

– Прости, – пробормотала Сима, ужаснувшись тому, как могут звучать в чужих устах её собственные мысли. Она подняла голову и увидела устремившуюся к ним Свету.

– Прости, – сказала она Свете, которая отмахнулась от Кости, попытавшегося притормозить её своей рукой, и взволнованно набрала в рот воздуха.

– Знаешь, ты не единственная, у кого есть чувства, – с обидой воскликнула Света. – Может, я на своём примитивном уровне воспринимаю всё это, – Света взмахнула руками. – Иначе, чем ты. Но я ни разу в жизни тебя не попрекнула твоими недостатками. По-моему, я никогда не давала тебе повода унижать меня.

– Мне жаль, что я обидела тебя, – Сима исподлобья наблюдала за Светиным профилем, за её уязвлёно вздрагивающими губами, на которых вдруг проступила добродушная кривизна.

– Все необычные люди в той или иной степени высокомерны. Честно говоря, я на тебя совершенно не обижаюсь.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение декабря 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.