Перечитывая Чехова (повесть-ремейк)

 

 

 

Само собой разумеется, что подобное благоустройство домашнего очага вскоре привело к тому, что все помещения дома, включая два этажа, веранду и подвал оказались до отказа забитыми приобретенным «антиком», как банка шпротами. На этом с дизайном усадьбы было покончено, и Лина с азартом переключилась на увлекательную охоту за распродажными золотом и мехами. Отчаянно устававший на работе, а после нее занимающийся с ребенком уроками, Виталий мог не заметить десятую по счету вазочку или очередной сервиз. К тем же явлениям невидимого фронта можно было причислить и две пары золотых серег – да и в чем можно было отказать радующейся как дитя Крохе? Но скоропостижное, одна за другой, появление четырех монументальных шуб и сопряженную с их появлением финансовую брешь мог не обнаружить только слепой. Вот этого Виталий понять был уже не в состоянии, а потому Лина была решительно отрезана от беспрепятственного доступа к семейному кошельку, что впоследствии сыграло не последнюю роль в дальнейшей истории развития их отношений. «Соблазн должен прийти в мир, но горе тому, через кого он приходит»…

Перенесемся своим повествованием еще на 2 года вперед, за быстро промелькнувшее время которых в семье наших героев произошло немало серьезных событий. Как и прежде, львиную долю своих сил и времени Виталий отдавал работе. Чувствуя жесткость профессиональной конкуренции при бурном развитии компьютерной отрасли, Виталий постоянно обновлял свои компетенции, а вскоре сменил место службы – перейдя из категории рядового программиста в должность руководителя проекта и к тому же увеличив почти вдвое свой годовой доход. Многие его сослуживцы удивлялись и искренне восхищались тому, как этот русский эмигрант, не имеющий еще недавно ни связей, ни опыта работы в Америке, смог достичь такого профессионального уровня и зарабатывать на порядок больше своих американских коллег – не говоря уже об индусах и пакистанцах. Разумеется, он мог бы вполне позволить своей семье жить на широкую ногу, чего так наивно ожидала Лина, вот уже 15 лет вдохновлявшая и подталкивающая его на пути к Золотому Тельцу. Но как ни парадоксально, Виталий становился все более бережливым, предпочитая на атрибуты роскоши свой капитал не тратить, а год за годом накапливать «стабилизационный фонд». При этом предоставив своей феерически-праздничной жене возможность иметь необходимый для достойной жизни минимум, а копить в свою очередь лишь горькие обиды.

Никто из нас не вправе оценивать взаимосвязи других людей с материальным миром – тем более, судить об отношении к деньгам человека, выросшего в нищете, лишениях и единоличной ответственности за завтрашний день. К тому же, американский стиль жизни заставляет любого живущего в этой замечательной стране постоянно считать расходы, стремясь к экономии и разумным тратам. Виталий выплачивал кредит за дом, задумывался о будущем дочери и считал любое финансовое благополучие величиной непостоянной. Впрочем, как и все не вечно в этом мире – сегодня работа и доходы позволяют тебе расслабляющее изобилие, а завтра твое место под солнцем успешно займет другой – с такими же «равными возможностями». Возможно и то, что в своем «alter ego» (другое «я») он навсегда остался бедным татарским мальчиком, донашивающем одежду старших братьев и пробующим баранину только раз в год – на празднике Курбан-Байрам … Вполне можно понять, что детский страх возвращения в беззащитное безденежье превратился для Виталия в инстинкт «последнего куска», который нужно было непременно сберечь на черный день. А как известно, в бездну подсознательного можно падать бесконечно….

В 1992 году Лине было 39, Виталию – 43. Для мужчины и женщины наступившая зрелость проявляется и воспринимается различно. И распространенное суждение о кризисе среднего возраста не придумано изощренными врачевателями людских душ. Виталий подошел к этой вехе как не схвативший звезды с неба, но абсолютно гармоничный и реализовавшийся во всех основных предназначениях человек. На первый взгляд почти не растерявшая своей женской привлекательности, Лина так и не оправдала пока обещанных ей ее красотой и утонченностью блестящих перспектив, а ее отложенная до лучших, как ей казалось, времен, «необыкновенная судьба» все больше напоминала язвительную поговорку о том, что большому кораблю – большое кораблекрушение. Кто бы мог представить, что осознание ее последнего шанса заставит инфантильную Кроху отбросить свою лень и твердо сказав себе «now or never» («cейчас или никогда»), начать разворачивать свой покачнувшийся корабль навстречу новому и неизвестному будущему.

Собственно говоря, пришедшая ей в голову мысль о работе и финансовой независимости не была ни особо нова, ни сверхъестественна. Прожив за границей несколько лет, Лина, подобно большинству эмигрантских жен, превосходно разобралась в новой жизни, освоила в нужной мере язык и научилась водить машину. К тому же, поступив на популярные в то время курсы программирования, она решила идти уже известным и проторенным путем – надеясь по своему обыкновению на поддержку мужа, чьи трогательные любовь и привязанность не ослабели за годы испытаний их брака на прочность. Супруги наняли для учившейся в начальной школе Марьяши беби-ситтера, которая должна была забирать ее после уроков домой; в то время как исполненная честолюбивых надежд Лина выпорхнула из наскучившего ей семейного гнезда в веселую суматоху Манхэттена.

Последующие далее непредвиденные события поразили даже давно нами не упоминаемую, но и поныне здравствующую Амалью Абрамовну, чье мастерство устраиваться в этом мире обычно было невозможно и пропить, а уж превзойти тем паче. А удивило хитроумную Амалью Абрамовну то, что ее, обладавшая определенным художественным вкусом и гуманитарными способностями дочь, никогда не могла похвастаться любовью к точным наукам – ну не ее это было поприще, что ж в том такого? Так о какой же Лининой карьере в заведомо чуждой ей сфере применения могла идти речь? Даже мать, с ее отменной дипломатией, засомневалась в затее дочери, деликатно и образно обозначив свою реакцию как «Посольство выразило недоумение». К слову будет сказано, сама Амалья Абрамовна на тот момент благополучно прибыла на благословенную американскую землю и, не проработав там ни дня, с виртуозной ловкостью вместе с мужем сразу же «села на велфер» (социальное пособие в США), что порой не всем коренным американцам удавалось даже после долгих трудов. И дай ей Бог сохранить заслуженные благополучие и покой на уважающей старость заокеанской чужбине – не станем скрывать, что пока наша родная российская действительность обходится со своими, достигшими преклонных лет гражданами, намного суровей….

Закончить компьютерные курсы для Лины проблемой не было, тем более не сложно оказалось с Лининой красотой очаровать принявшего ее на работу пожилого американца – ее будущего босса, сразу предложившего ей неплохую должность и высокий оклад. Но рано или поздно за хорошие деньги приличествовало ведь и работать, а вот этого у Лины категорически не получалось. Казалось бы, сейчас проект ее высокооплачиваемого трудоустройства рухнет подобно идеям утопического социализма, но тут Кроха проявила недюжинную настойчивость и со слезами взмолилась к мужу о помощи. Пришлось Виталию взяться обучать ее программированию, что было столь же противоестественно, как если бы поставить к фрезерному станку балерину или напротив – отправить токаря-фрезеровщика танцевать партию Хосе в балете «Кармен».

Всякому терпению бывает свой предел и Виталию, вразумлявшему по вечерам теперь уже двух Крох (увы, Марьяша унаследовала мамину неусидчивость), однажды на ум пришла опрометчивая мысль о том, что ему будет проще делать работу жены самому, а ей – выдавать его труды за свои. Лина приняла героическую жертву своего благоверного как должное, и странное семейное предприятие заработало на полном ходу: днем Виталий работал «за себя», а ночью – «за Кроху», самоотверженно бросаясь ослабевшей своей грудью на амбразуру супружеской солидарности. В результате через 3 месяца врачи обнаружили у него открывшуюся от нервного переутомления язву желудка, положили в клинику и мягко посоветовали «не доводить себя до истощения». Лина испугалась, плакала и горевала, но все, Слава Богу, обошлось и супруги вернулись в исходное состояние. И опять потекла мирная безоблачная жизнь без печалей и тревог. Маленькая женщина и сама поверила, что начала зарабатывать большие деньги. Но самым невероятным поворотом стало перенесение ее притязаний в реальность: однажды настал тот день, когда «натасканная» мужем Кроха и в самом деле, хотя и по верхам, освоила техническую стезю и начала работать самостоятельно, изумив мужа и произведя фурор среди всех, кто знал их семью многие годы…

Бесспорно, что сокровенные желания женщины преодолевают любые преграды: особенно когда речь идет о сохранении ее недолговечных красоты и молодости. А к тому же – о приобретении материального достатка и возможностей так или иначе преуспеть в этом мире. Да и разве не вечной погоней за капризной фортуной занимается неугомонное человечество с сотворения мира? А лучшая половина человечества и тем более… Всякий ее успех на пользу и похвален, до тех пор пока окрыленная им победительница не возгордится своими лаврами сверх меры. Став деловой леди и обретя финансовую свободу, преобразившаяся Лина засияла как медный грош на ярмарке тщеславия. И вновь понеслись ее удалые во все тяжкие… Офисная жизнь "как на сцене", снисходительная к прекрасному полу галантность американцев, корпоративные вечеринки с коллегами после работы, ночные бродвейские мюзиклы и рестораны, но главное – свободные деньги, выпустившие истосковавшуюся по мужскому вниманию и светским утехам Попрыгунью, подобно джину из бутылки. Признаем честно: нам есть за что уважать достижения нашей героини – как бы то ни было, но Лина смогла преодолеть свою «маленькую смерть», превратившись из слабой пешки в шагнувшую далеко вперед фигуру, делающую самостоятельные ходы на шахматной доске жизни.

Однако, справедливая судьба сурова к нарушению высших заповедей и никому не следует пренебрегать утверждением, что людская Гордыня или презрение ближнего – один из восьми сатанинских грехов. Почувствовавшей свою силу Лине вновь показалось, что стоит она большего, да к тому же скучноватый в своем безупречном благоразумии Виталий ей надоел и можно бы продать себя подороже… Так Лина начала искать ему замену. Забыв изначальную истину о том, что муж, верно оберегающий жену второй десяток лет – не разменная монета. И приевшиеся в многолетней привычке супружеские узы – что святой старинный крест на церковном куполе с потускневшей позолотой. Заменить его на новый и сверкающий можно, любуясь затем на ослепительный блеск сусального золота. А вот благоветь перед ним, молиться и ждать защиты – не всегда.

Впрочем, простим на первых порах нашу бедную Попрыгунью. Лина была до сей поры молода и прекрасна, находясь в том самом уязвимом женском возрасте, когда, не успев еще испить свою осень, так хочется верить, что уносящий последние надежды снегопад из одноименной песни пока заносит дороги где-то далеко. К тому же, ко всякой недооцененной, по ее мнению, «необыкновенной» женщине, приходит в свое время тот праздник, которого она так долго ждала – как и многие из нас его ждут, во что бы то не стало…. И не сами ли мы тому виной, что достойно принять щедроты наступившего праздника бывает подчас труднее, чем испытания и скорби в его ожидании.

Особых скорбей наша героиня не познала, хотя эмиграция и ей по мерам ее нелегко досталась. Неустроенность первых лет в грязном Бруклине, старый дом в провинциальном городке, зависимость от аскетично-прижимистого мужа в чужой стране… Став вполне зрелым и набравшимся семейного опыта человеком, Виталий так и не научился понимать особенностей женской природы. Он не знал, зачем сорокалетней даме нужны туфли на каблуках и крем за 100 долларов и что ей и зачем можно делать в ванной, принимая душ целых 20 минут.... Что в каждой дочери Евы органично уживается и обыденное и высокое. А стремление мужчины пренебрежительно пенять своей жене на умственную неполноценность, называя ее любимые увлечения «примитивным бабством», скрывает всего лишь обычный мужской комплекс – зависимости от неодолимого влечения к ней… «Кем свет увидел, того и обидел».

Увы, перечитавший всего Шопенгауэра, но совершенно оторванный от бренной реальности, Линин муж с его интеллектом и спартанскими привычками совсем не понимал женщин, ну совсем не понимал... Да и нужно ли? Вот вопрос… Мужчины и женщины – существа с разных планет; не лучше ли взаимно отделять главное от второстепенного, не требуя полного слияния душ как невозможного?.. Но где уж неотстрадавшей пока всерьез Крохе было взять мудрости, чтобы поблагодарить судьбу за то самое важное и сокровенное, чем она обладала: супружескую преданность и житейскую стабильность, возможности личной самореализации и счастливое детство своего ребенка... А кому много дано, с того многое и спросится....

Губительные химеры сомнительной эмансипации внушали Лине уверенность в приближении ее долгожданного триумфа. Даже чувствительная 10 летняя Марьяша (видевшая теперь мать практически только по выходным и то в основном спящей), вскоре написала по-английски с ошибками в школьном сочинении «My family» («Моя семья»): «У меня очень необычная семья. Мы приехали в Америку из бывшего СССР. Мой папа – мусульманин, а мама как Мона Лиза :« Renaissance woman » – «Женщина эпохи Возрождения». Лина и впрямь ощущала себя возродившейся – помолодевшей, уверенной в себе, раскрепощенной. Неотразимой властительницей сердец, как всегда того хотелось. Ее вновь засыпали комплиментами восторженные поклонники. Лишь теперь вместо томных служителей Мельпомены и прочих персонажей московского бомонда, страстными почитателями Лининой красоты и талантов стали хронически улыбающиеся Нью-Йоркские функционеры, а также средней руки бизнесмены и топ-менеджеры, служащие в многочисленных манхэттенских офисах.

Вся эта перечисленная публика, живо откликающаяся на ее кокетство, как на сигнал легкомысленной доступности (чего здешние мужчины никак не могли ожидать от коренных американок) повышала своими ухаживаниями Линину самооценку, прибавляя энергии ее новым целям. Но не более. Времени у разменявшей пятый десяток красотки было в обрез и растрачиваться на неуместный торг ей было некогда: ни много ни мало, Лина мечтала встретить настоящего американского миллионера, каким она его себе представляла – немолодого, богатого, щедрого. Именно такую «птицу счастья» желала заполучить в свои руки абсолютно ничем не обделенная, благоденствующая женщина в середине жизни: неизменно изящная и красивая, согретая любовью мужа и дочери, да в добавок еще устроившаяся «при хорошей работе» на доходное место. « Non multa, sed multum » – «Не многое, но много»….

Получив в молодости богатый опыт обольщения мужчин из числа сильных мира сего, уверенная в своих силах Попрыгунья прекрасно знала, что для того, чтобы выиграть намеченный джек-пот, ей, кроме ее красоты и очарования, в первую очередь необходимы соответствующие плацдарм и антураж. А если говорить прямо, то, во что бы то ни стало, Лине требовалось приобрести в свое распоряжение отдельную жилплощадь в Нью-Йорке для любовных свиданий «на высшем уровне». По этой существенной причине, грешная в своих замыслах Кроха уговорила ничего не подозревающего мужа купить на совместно заработанные деньги маленькую квартиру-студию в люксовом билдинге, возвышающемся рядом с отелем «Шератон» в двух шагах от Тайм-Сквер – одного из самых культовых и престижных мест Манхэттена. Виталий легко поддержал намерения супруги по покупке еще одной real estate : раньше им, как заядлым любителям классической музыки, было сложно поздно добираться из Нью-Йорка домой в Фэйр Лоун, проведя вечер на оперном спектакле в Линкольн-центре. А до новой квартиры дойти оттуда пешком можно было всего за 10 минут. К тому же, подрастала любимая дочь и любые инвестиции в ее будущее для любящего отца не казались расточительством. Имея возможность жить, учиться, а затем и работать среди деловой элиты в Манхэттэне, их Марьяша сделает карьеру, станет независимой и непременно выйдет замуж по любви.

Цены на нью-йоркскую недвижимость, даже расположенную в районе Тайм-Сквер, признанном самым посещаемым местом в мире, в середине девяностых совсем не были заоблачными. И это не смотря на то, что США в то время переживали подъем экономики. Купленная у откуда-то знакомых Лине, разудалых девиц непонятного рода занятий, квартира на 19 этаже апарт-отеля « Executive Plaza» обошлась супругам относительно недорого, что объяснялась еще и царящим в ней вопиющим разгромом. Очевидно, безрадостные перспективы разгребать эти авгиевы конюшни, пусть даже находящиеся в элитном здании с видом на главный перекресток мира, отпугивали впечатлительных американских покупателей, привыкших к безукоризненной аккуратности. Чтобы не создавать предсказуемости нашего повествования, не будем повторять здесь тех мрачных выражений которыми охарактеризовал Виталий первые впечатления от ужасающего бедлама в выставленной на продажу и при этом напоминающей злачный притон « apartment ». Скажем только, что его зловещие предчувствия фатально оправдались всего через несколько лет.

Купленную на ее имя квартиру в «Executive Plaza» Лина слегка отмыла и подремонтировала, придав ей будуарный вид на свой обычный манер – при помощи ковров, прикрывающих ободранный паркет, инкрустированных панно и французских гобеленов, отвлекающих внимание от давно не крашеных стен, подушечек на продавленных диванах а также бесчисленного количества вазочек, часов и фигурок, придающих, как ей казалось, ее гнездышку изысканный шарм. Правда теперь все эти демонстрирующие благосостояние аксессуары приобретались не на грошовых распродажах, а в дорогих антикварных лавках и магазинах. Но суть оставалась все той же, а результат и впрямь возросшего благосостояния их семьи получился плачевным: неразлучные кода-то супруги стали жить раздельно: Виталий с дочкой в старом двухэтажном доме в Нью-Джерси, а воспользовавшаяся предлогом близости к работе Лина – в маленькой студии апарт-отеля в Манхэттене.

Завертевшись в развлечениях своей, почти уже разгульной жизни, Лина совершенно отстранилась от своих близких: переживающей подростковый возраст дочери и по-прежнему преданного ей мужа, старательно пытающегося не думать о возможном расставании со своей все еще любимой и желанной Крохой. А беззаботно порхающая «Renaissance woman » появлялась в семейном доме далеко не каждый weekend, что огорчительнее всего сказывалось на учебе и нервной системе Марьяши, которую даже бабушка называла теперь сиротой при живой матери. Американские педагоги, педантично следящие за развитием каждого своего воспитанника, не раз говорили «осиротевшему», как и дочь, отцу, что девочка не способна сосредотачиваться во время уроков и явно отстает в развитии от своих сверстников. И только любящее сердце матери с его терпением и вниманием может справиться с трудностями в формировании психики и умственных способностей взрослеющего ребенка. Правда сама Марьяша почему-то упорно не хотела взрослеть, проявляя тот же инфантилизм, как и когда-то ее беспечная мамаша – тогда еще «вечно маленькая» Леночка.. Но как это ни печально, вместо надлежащего исполнения материнского долга, эгоистичная Лина легкомысленно занималась лишь собой, собственными удовольствиями и тайными планами. Она откровенно полагала, что переросла свое, уже имеющееся, настоящее и самые родные люди с их вечными проблемами и потребностями для нее сейчас не главное…. А что же тогда самое главное? Жизнь вскоре покажет, твердо расставив рискованно играющие фигуры своих героев по их заслуженным своими же поступками местам.