Трещинка

 

Купить в журнале за декабрь 2015 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 5 часов 30 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

Иван Мефодьевич жил в центре города недалеко от Успенского храма и здания Растяпинского УВД, – местечко ухоженное, цивильное, хорошо освещённое, а в тёплые летние ночи особенно людное.

Заметив странного типа, шлёпающего по рыночной площади в домашних тапках и одетого в полосатый махровый халат, прохожие реагировали по-разному. Кто-то в страхе шарахался в сторону, предпочитая держаться подальше от сумасшедшего; кто-то сочувственно вздыхал и крестился, отмечая, что у этого чудака лицо открытое и по-своему благородное; кто-то откровенно хохотал, по-хамски тыча в него пальцем; кто-то посылал в его сторону проклятия. Группа подвыпивших молодых людей, вывалившихся покурить на улицу из ночного питейного заведения, принялась улюлюкать и дразнить «дурачка». Кто-то даже по-хулигански засвистел под взрыв пьяного хохота.

Ни один мускул не дрогнул на лице Курочкина. Он шёл с гордо поднятой головой, ни на кого не обращая внимания. Так, словно это был его крестный путь. Голос нашёптывал ему, что нужно делать. Проходя мимо церкви, Курочкин вдруг остановился и, вспомнив, что он воин Христов, поднял очи на золочёные купола, освещённые мощными прожекторами; склонился в глубоком поклоне, перекрестился, просиял; потом подошёл к афише с вавилонской блудницей, голыми руками вспорол её и изорвал холст в клочья, и уже после этого направился в милицию.

По УВД в ту ночь дежурил майор Худабердыев, которому до выхода на пенсию оставалась одна неделя. Марат Хасанович повидал на своём веку столько форм человеческого безумия, что, кажется, ничему не мог удивиться. Но когда в дежурную часть в половине четвёртого утра с сияющим лицом фантомом вплыл Курочкин и торжественно протянул офицеру бронзовую статуэтку Будды, сопроводив сей странный ритуал заявлением, что этим китайским святым он вчера отправил на тот свет своего соседа, у Худабердыева от удивления поползли вверх брови. Дело в том, что в сумасшедшем ночном госте он узнал растяпинского художника Курочкина, о котором в своё время писали газеты и рассказывало телевидение. Однако хитрый Марат Хасанович тут же сделал вид, что не узнал посетителя и готов поверить каждому его слову.

– Когда, вы говоритэ, убили соседа? Вчера ночью? – не в совершенстве владея русским языком, спросил дежурный.

Уж кто-кто, а опытный Худабердыев был прекрасно осведомлён о том, что за последнюю неделю в Растяпинское УВД никаких заявлений о тяжких телесных повреждениях, повлекших смерть, не поступало. Не было в последнее время в районе и неопознанных трупов. Значит, взлохмаченный художник был не в себе и наговаривал на себя напраслину. Однако Марат Хасанович для убедительности всё-таки заглянул в книгу учёта преступлений, которая находилась у него под руками. Заглянул ещё и затем, чтобы завязать с больным Курочкиным разговор и таким образом отвлечь его внимание.

– И куда же вы дели трюп? – с совершенно серьёзным лицом спросил он. – Расчленили? Закопали? Может быть, растворили в кислотэ?

– Он умер в реанимации. Удар был такой силы, что осколки черепа вонзились в гипоталамус. У вас находится вещественное доказательство, – гордо заявил Курочкин и указал на бронзового Будду. – Там отпечатки моих пальцев и его кровь. Вы меня будете арестовывать? – в нетерпении спросил он.

– Постойтэ, постойтэ, – произнёс Худабердыев, незаметно для Курочкина подмигивая одному из своих помощников, дремавших в кресле и проснувшихся от громкого посетителя. – Арестовать ми вас всегда успеем. Если вы убили, должен быть трюп, так?

– Я же сказал вам, что он в реанимации, – раздражённо ответил Курочкин. – Вы будете меня арестовывать, наконец? Дайте мне ручку и лист бумаги. Я напишу чистосердечное признание.

Худабердыев протянул больному чистый лист бумаги и ручку, а сам набрал по телефону номер приёмного покоя центральной районной больницы.

– Э-э… майор милиции Худабердыев, – представился он. – Скажитэ, у вас вчера ночью были покойники? – спросил Марат Хасанович, снова подмигивая своему помощнику. – Нет? Хорошо. Спасибо!

Помощник как бы между прочим склонился к столу, за которым сидел дежурный офицер и, услыхав от него тихое: «Звони… психобригада», – сразу всё понял.

Через несколько минут чистосердечное признание Курочкина, написанное под диктовку голоса, было закончено. Внизу художник приписал постскриптум: «Вещественное доказательство в виде статуэтки китайского Будды Бодхидхармы прилагается». Затем поставил число, красивую вензельную подпись и, облегчённо вздохнув, протянул листок майору. Художнику показалось, что дежурный офицер как-то очень долго читает крошечный текст признания в убийстве. Худабердыев и в самом деле старался растянуть время для того, чтобы дождаться психиатра; он то хмурился, то вздыхал, то расплывался в блаженной улыбке. И, наконец, вернул признание автору.

– Придётся переписать, уважаемый, – сказал Марат Хасанович. – Не соблюдена форма. Нужно указать точный время совершения преступления. И не понятен мотив. Ви пишитэ, что хамов нужно наказывать розгами, а сами, извинитэ, бьёте по головам.

Курочкин внимательно выслушал майора, внутренне соглашаясь с его доводами и даже отмечая на редкость ясное, логическое мышление милиционера, и взялся переписывать короткий доклад о ночном происшествии.

Не успел он поставить в отредактированном варианте чистосердечного признания точку, как в дверях УВД появился небольшого роста седенький мужчина в очках и белом халате, позади которого с невозмутимыми лицами стояли два крупных стриженных санитара, похожие друг на друга как сказочные братья из ларца. То был дежуривший в ту ночь психиатр Куницын со своей свитой. Доктор с широкой улыбкой тут же направился к Курочкину, так будто неожиданно встретил в половине четвёртого ночи в милиции своего давнего и очень близкого друга. Казалось, что психиатр просто не мог сдержать своего восторга.

– Друг мой любезный, – проговорил он, дружески трепля Курочкина по плечу. – Сколько в этом мире всяких формальностей! Кажется, что проще – прими заявление и разбирайся. Нет же, им обязательно труп подавай. – Он повернулся к Худабердыеву и строго погрозил ему пальцем. – Нехорошо, Марат Хасанович, так бездушно относиться к людям, которые приходят к вам с чистым сердцем. Ей богу, нехорошо. Ну да ладно! – доктор вновь душевно улыбнулся Ивану Мефодьевичу. – Я вам помогу. Сейчас мы вместе съездим в морг и удостоверимся в том, что там лежит именно тот человек, которого вы убили. Вы не против?

Тон, с которым был задан этот вопрос, был таким располагающим к доверию, дружелюбным, что Курочкин чуть не прослезился, ощутив в этом приятном человеке искреннее участие в своей судьбе.

– Да, конечно! – воскликнул он и гордо посмотрел на пристыженных слуг закона.

«Эх, ловко завернул, – подумал Худабердыев, чувствуя себя и в самом деле каким-то бездушным истуканом, заставившим бедного художника сочинять другое признание в убийстве. – Ну и Куницын… шельма. Вот что значит опыт!»

В карете скорой помощи, в которую Курочкин сел по доброй воле, его зачем-то запеленали в смирительную рубашку, хотя он и не думал сопротивляться, сделали ему в руку какой-то тёплый укол, от которого приятно закружилась голова. И всё последующее с ним происходило точно во сне: и то, как ласковый прежде доктор вдруг превратился в соглядатая инквизиции и чеканил в рацию трескучим безжалостным голосом: «Предположительно дерилиум три. Возможно, эс це ха**. Больной первичный. Три кубика реланиума. Мои ребята его фиксировали. Поведение неадекватное. Параноидальный синдром. Может быть буен». И то, как санитары неожиданно обрели облики палачей, главных распорядителей суровых конфуцианских законов. Их лица пожелтели и сморщились, и они стали похожими на двух старичков- китайцев; а у доктора на лице проступил бронзово-безучастный лик китайского полубога Бодхидхармы. И то, как полная луна за окном кареты скорой помощи подёрнулась вдруг кровавой дымкой и напомнила Ивану Мефодьевичу лысую голову увесистого вещдока, который он сдал милиционерам… Глаза Курочкина наполнились чем-то тяжёлым и красным, как густая кровь; он погрузился в сон, в котором всё тяжелое, красное, жёлтое куда-то ушло, уступив место лёгкому и приятному зелёному… И тут только художник догадался, что произошло его перерождение, и теперь он не Иван Мефодьевич Курочкин, неудачник-провинциал и пьяница, а благородный ливанский юноша, готовый ради своей любви к богатой невесте тридцать лет строить для неё дворец из знаменитого ливанского кедра.

И всю дорогу до растяпинской психиатрической клиники он проспал с блаженной улыбкой на устах.

 

 

*   *   *

 

А в те минуты, пока под воздействием реланиума Иван Мефодьевич видел странные красивые умиротворяющие сны, с другим героем нашей повести, Бральвагой, творилось нечто беспокойное. В начале пятого утра его разбудил телефонный звонок. И без того взвинченный последними событиями Илья Абрамович нервно схватил трубку, намереваясь выбранить хулигана, однако услыхав срочную новость от Расторгуева, замер, не в силах пошевелиться и ответить что-нибудь вразумительное.

– Илья Абрамович, вы же сами попросили меня звонить вам в любое время дня и ночи, если в Растяпине начнёт происходить что-нибудь необычное, – гудел в трубке голос пьяненького журналиста. – Так вот, докладываю: только что мне позвонил добрый друг из милиции и сообщил, что карета скорой помощи повезла Ваньку Курочкина в психушку. По моим данным, у Курочкина поехала крыша. Допился бедолага… дешёвого пойла… ха-ха-ха… Добрый друг сообщил, что около четырёх утра Курочкин сам явился в милицию в домашнем халате и тапочках, выдал органам дознания бронзовую статуэтку со следами чьей-то крови и заявил, что он прошлой ночью убил этой статуэткой своего соседа. Добрый друг проверил это заявление. Сосед Курочкина жив-здоров и в настоящее время находится в той же самой клинике, куда повезли художника. Да, он его один раз треснул по голове, но удар пришелся скользячкой и только на время отключил дебошира-соседа. В общем, в нашем городе начинают происходить загадочные вещи. И это на Троицу, заметьте, на Духов день! Предлагаю провести журналистское расследование, если вы, конечно, заинтересованы в этом.

Сердце Бральваги сжалось от предчувствия того, сто сказочник и для него приготовил что-то ужасное, и стало медленно опускаться вниз к животу, пульсируя глухими ударами. Всегда очень живой и подвижный в принятии решений, Бральвага впал в психический ступор. От нервного напряжения левая щека коммерческого директора начала отбивать дробь азбуки Морзе. «SOS», – вопрошала судорожно его трусливая душа и понимала, что сие послание остается втуне.

– Вы меня слышите, Илья Абрамович? – прогремела трубка.

Бральвага поднял глаза на зеркало, висевшее на стене напротив, и увидел жёлтого сморщенного еврея с хитрым и злым взглядом чернущих глаз, с блуждающей по лицу ухмылкой старого прожжённого деляги-ростовщика, готового предать за тридцать сребреников самого Господа Бога. Тот, зеркальный Бральвага, подмигнул этому и беззвучно расхохотался, сверкнув рядами золотых зубов. А потом ростовщик начал нашёптывать ему план самого выгодного освобождения из литературного плена, и Бральвага сосредоточенно ловил каждое слово.

– Вы меня слышите, Илья Абрамович? – повторил журналист.

Коммерческий директор вышел из оцепенения.

– Да, Ваня, слышу, – каким-то не своим скрипучим голосом ответил он, внутренне уже соглашаясь с молчаливым намёком зеркального ростовщика, что дешевле будет уничтожить сумасшедшего кредитора-сказочника чужими, конечно, руками и умыть, таким образом, свои. – Спасибо, Ванюша, что позвонил. В долгу не останусь. Так ты, значит, хочешь журналистское расследование провести? Идея хорошая, но… малоприбыльная, да? – К Илье Абрамовичу вернулась его прежняя уверенность во всесилии денег. – Ты мне лучше скажи, Ванюша, как у тебя дела с гробовым репортажем? Я решил поднять твой гонорар. Был ты у Шельмовского?

– Был. Часть материала уже отснял. В пятницу буду монтировать. В субботу – в эфир.

– Отлично, Ванюша, отлично. Подай Шельмовского и его товар как следует. Растяпин должен знать своих героев в лицо, да-а? А потом я тебе калымный сюжетик подброшу, Ваня. Очень калымный. Заработаешь себе на отпуск в Сочи. А дело, собственно, и выеденного яйца не стоит. Нужно будет просто сделать небольшой сюжетик с могилы покойного писателя. Но это строго между нами, да?

– Вопросов нет, – нагло загромыхала трубка. – Я даже знаю, о каком покойнике идёт речь.

– Молодец, Ваня, молодец, – похвалил его Бральвага.

– Неплохо было бы какую-нибудь премию получить за «молодец, Ваня!» – начал напирать журналист.

– Эх, Иван, ты меня по ветру пустишь, – с притворной ласковостью произнёс ростовщик Бральвага. – Ну, так и быть, загляни ко мне в кабинет после обеда. Подброшу тебе на поддержание штанов, да-а? И все наши разговоры сугубо конфиденциальны, да? Ты же умный человек, Ванюша?

– Илья Абрамович, я нем как изделия господина Шельмовского.

– Бха-ха-ха… Браво, Иван, браво. Такие журналисты, как ты, Ванюша, должны цениться на вес золота.

– Ловлю на слове, шеф. Да, кстати, мне бы нужно рассчитаться с добрым другом из милиции, который сообщил о художнике.

– Рассчитаешься, Ваня. Завтра. Да?

– Ну, тогда спокойной ночи?

– Бха-ха-ха… спокойной ночи? Бха-ха-ха… теперь покой нам будет только сниться, Иван.

Бральвага положил трубку и крепко задумался. Он знал, на кого можно положиться в деле устранения страховского затворника, и теперь обдумывал, сколько может стоить такое деликатное мероприятие. Учитывая, что растяпинская общественность уже похоронила сказочника, такса его физического устранения должна упасть, как минимум, вдвое. И это было весьма на руку хитрому и безжалостному ростовщику Бральваге.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение декабря 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров
и получит половину от всех перечислений с этой страницы.