Найти чёрную кошку в тёмной комнате

На чтение потребуется полтора часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы

 

 

 

Теперь, без красной подсветки, в коридоре стало ещё темнее. Скользя ладонью по стене, Йенс прошёл пару метров и нащупал дверную ручку. Нажал – и дверь отъехала в сторону. На койке, ему навстречу, приподнялось что-то большое, лохматое и бесформенное, спелёнутое одеялом, как египетская мумия. Увидев Йенса, оно пронзительно заверещало.

– Моя фамилия Хоффман, – он старался говорить отчетливо, но голос слегка дрожал. – Я новый врач. Что у вас случилось?

Тут же вспыхнул бледный луч карманного фонарика, осветив злое, юное лицо и спутанную чёлку. Из круглого воротника ночной рубашки выглядывала тонкая шея. От левого, перебинтованного, запястья тянулся проводок капельницы.

– Не подходи! – закричала девочка, и пятнышко света прыгнуло Йенсу в глаза. – Вон отсюда! Так тебе и так! Не нравится? – она хлестала его лучом, как плетью, упиваясь его воображаемой болью. – Это тебе за маму! А это – за мою ногу!

– Тише, фройляйн, тише, – Йенс невольно заулыбался. – Я всего лишь новый анестезиолог. Приехал сегодня ночью. Не надо шуметь.

Его, очевидно, приняли за доппельгангера.

В коридоре громыхнуло – словно кто-то споткнулся и, пытаясь задержать падение, с силой хлопнул дверцей шкафа. Включился зелёный ночник на прикроватном столике, а спустя минуту в палату ворвался запыхавшийся Лемес.

– Сара? Извини, опять автомат сработал. Не бойся. Я ведь говорил, что не надо бояться.

Он приблизился к постели, проверил капельницу, озабоченно хмурясь, подоткнул одеяло.

– Всё в порядке? Нога не болит?

Девочка, точно завороженная, смотрела на Йенса.

– Спи... Пойдёмте, господин Хоффман.

 

Они вышли в коридор.

– Иногда по нескольку раз за ночь электричество выбивает, – пожаловался Лемес. – А бывает, что до утра всё спокойно. Мы думаем, что это коллеги из «тёмного» крыла устраивают, когда им зачем-то нужно пройти по нашей территории. Щиток-то в полутора метрах от шлюза...

– Не доверяют?

Лемес усмехнулся.

– Какое доверие? Ни у них к нам, ни у нас – к ним... У некоторых пациентов здесь развивается настоящая фобия. Думают, что двойники приносят смерть или похищают души. Суеверие, конечно... но если честно, страшновато от их близости. Одно дело – где-то на улицах, в городе, другое – рядом, за тонкой стенкой. Вот, например, Сара Кельтербах. У неё родители погибли во время землетрясения, когда ей было пять лет. Сгинули в подземном Анде. А неделю назад она зачем-то сунулась в разлом. Хорошо, не далеко успела забраться – вытащили. Сам дьявол не разберёт, господин Хоффман, что у подростков в головах... В результате – открытый перелом голени, сотрясение мозга, ушибы... Ночных визитёров боится панически. Да что там Сара, вся больница спит при свете. В каждой палате горят зелёные ночники. Зелёный свет для доппельгангеров – самый болезненный, в то время как тёмно-красный – самый щадящий. Как в том анекдоте? Совсем как у нас, только наоборот... Ещё кофе, господин Хоффман? – предложил, пропуская Йенса вперёд себя в ординаторскую.

Хрипло, как простуженный, засипел кофейник. До рассвета оставалось два с половиной часа.

 

А в десяти минутах ходьбы от больницы, в кафе «Остерглоке», сидела за столиком девушка. Она сидела в кромешной темноте – худенькая и прямая, одетая в похожий на сарафан балахон из грубой мешковины – и писала в блокноте пером. Если бы хоть один лунный блик проник сквозь сдвинутые ставни, он бы выхватил из мрака пластмассовую столешницу в липких пятнах, тонкие пальцы, собранные в горстку, две рыжеватые косы и бледный лоб девушки. Но окно задраено наглухо, точно корабельный люк.

«Двести двадцать пять метров над уровнем Стикса, – писала девушка. – Анд, город человеческий, уродливый, город у реки. Камни яркие, как звёзды, от которых можно ослепнуть. Говорят, что к слепым приходит мудрость, но я не верю... Хуже Анда только наземный Андсдорф, весь словно нарисованный бесконечной ломаной линией. Мокрые деревья и стены. Лужи на мостовых. Больно смотреть вниз, потому что под ногами скользит луна, но ещё больнее – вверх».

Царапнуло перо о дно чернильницы. Приоткрылась дверь, и две тени бесшумно просочились в зал. Лёгкий ветерок шевельнул страницы блокнота. Девушка выпрямилась, проводила взглядом вошедших и, стряхнув на пол чернильную каплю, вновь склонилась над листом.

«Я приехала сюда вслед за Йоргом. Конечно, это необязательно, после смерти Джессики нас ничто не держит вместе. Но мы с Йоргом привыкли друг к другу, а привычка – это ведь главное в нас, не так ли? Мы немного погуляли по улицам. Я ощущала в голове и во всём теле уже ставшую привычной пустоту. Джессики не было, она ушла туда, где я не могу её видеть. Может быть, туда, где ещё больше света, чем на поверхности днём. Превратилась в огненную саламандру. Кто знает, куда уходят люди, куда когда-нибудь уйдём мы? Вот уже шесть месяцев я чувствую себя как растущий вниз головой сталактит. Сначала мне это даже нравилось – абсолютное одиночество и свобода, сознание того, что ты сама по себе, единственная и уникальная. Но чем дальше, тем оно сильнее меня угнетает. Такое состояние, как будто живёшь только наполовину, а то и вовсе не живёшь. Трудно описать, но тот, кому пришлось потерять двойника, меня поймёт.

И тогда я решила, раз Джессики больше нет, настроиться на Йенса. Йорг сразу согласился. Оказывается, он ждал моей просьбы, и помог мне поймать нужную волну. Сначала у меня не получалось, шли помехи, но потом картинка выровнялась.

Йенс шёл по Андсдорфу, незрячий, как землеройка, и в его мире царил мрак. Странно видеть ночь глазами людей. Как будто ныряешь в чёрную воду – в глубокое чёрное озеро. Небо гаснет, из нежно-розового с золотыми переливами становится угольно-мёртвым. Гаснет камень, как будто из него уходит душа.

Потом в больнице Йенс разговаривал с молодым врачом. Из-за того, что настройка сбивалась, я не могла разобрать ни слова, но мне почему-то думалось, что они говорили о Джессике. Хотя вряд ли, это я, наверное, нафантазировала. Люди постоянно разговаривают, даже с теми, кто им не интересен, о том, что их не волнует. Йорг считает – из вежливости, а мне кажется, потому что им одиноко. Такой вот путь от противного. Мы предлагаем общение тем, кто нас интересует, а они просто предлагают – всему миру, в надежде обрести второе я. В сердце каждого разумного существа заложена тяга к зеркальности, но не каждый способен отразить другого. Получается, как будто ищешь чёрную кошку в тёмной комнате, есть у людей такая поговорка. Но комнат много, а кошек и того больше, и не поймёшь, какая из них тебе нужна.

Нам проще – наш двойник всегда перед глазами, и в нём обязательно есть что-то от нас. С чужим – труднее. Но ведь не даром говорят, что любая поверхность, если в неё долго вглядываться, возвращает свет...»

Одна из теней завозилась у окна. Раздвинулись створки ставень, и сквозь щель воссиял бледный серый луч. «Уходим», – прошелестело по залу. Девушка быстро черкнула внизу страницы: «Торика. Пятое октября. Андсдорф, Остерглоке», затем окунула палец в чернильницу и крепко прижала его к листу. На бумаге осталось узорчатое пятно. Имя подделать можно, отпечаток пальца – нельзя.