Просто так

Странное утро. Желтый свет, податливый и бесформенный, как апельсиновое желе. Он мягко заполз под мои сомкнутые веки и, причудливо обволакивая глазные яблоки, просочился в зрачок. Я проснулся. Всегда ли это так необычно – просыпаться по утрам? Лежал и осматривал свою комнату: белый потолок, окно, столик, ковер на полу. Зеленый, с густым, жестким ворсом, как трава, колючая и неживая. Синтетическая. Какой странный мир. Я совсем не помнил его, словно вся бесконечная цепочка прошлых пробуждений стянулась вдруг в одну точку, сверкающую желтым светом и мертвой зеленью ковра. Прошлое исчезло, а вместе с ним ушли воспоминания, поблекшие, бесполезные, как потрепанные картонные декорации. Я попытался думать о будущем, но не мог вспомнить, что это такое. Будущее… то, что будет. Ведь это же ничего не объясняет. Что, собственно говоря, может быть? Погаснет желтое солнце? Исчезнет зеленый ковер? Безумие. «Будущее – это безумие», – сказал я себе и сразу успокоился, как будто в одну секунду постиг всю философию этого незамысловатого мира.

И все-таки что-то было не так. Я встал с постели и подошел к окну. Зеленые деревья. Голубое небо. Желтое солнце. Трава зеленая, как синтетический ковер. Да нет, вроде бы все правильно.

И только на мгновение, нет, на долю мгновения мне подумалось или просто показалось: а вдруг это не окно, а зеркало? И, может быть, я сам и есть эти деревья, и небо, голубое до тошноты. Смотрюсь сам в себя, как в бесконечное пустое пространство, как в анфиладу распахнутых настежь дверей, тщетно пытаясь убедиться в собственной реальности. Вот оно! Реальность. Я догадался, что было не так в этом непорочном, спокойном пейзаже, в воздухе и солнце – они не были реальны. Смутное, едва осознанное ощущение, обретая форму и силу, переходило в печальную уверенность, а вместе с ней пришло понимание. Нереальный мир. Был ли он когда-нибудь другим? Я не знал. Я задал вопрос иначе: должен ли он быть другим? Наверное, должен, ведь у каждого слова с «не» обязательно есть антипод – антоним. Целый мир, даже такой упорядоченный и правильный, не может держаться на одном лишь отрицании.

Я так увлекся решением задачи, что не сразу заметил, как пробудившаяся память настойчиво подсказывает мне какое-то слово. Поход. Я не понял, но она продолжала подсказывать. Какой поход? Сегодня я должен идти в поход. У нереального мира было одно преимущество: в нем не существовало слова «зачем?». Только обрывки команд, короткие, как молодые, только развернувшиеся листочки дуба, глубокие, как норы, в которых исчезают полуденные тени, когда солнце выходит в зенит. И ничего не нужно спрашивать, просто собраться и идти. Наверное, у предстоящего похода есть какая-то цель, давно забытая или еще не познанная, а если ее и нет… не все ли равно? Я ходил по комнате и складывал вещи в рюкзак. Бутерброды, тщательно упакованные в целлофановый пакетик. Их нужно съесть. Компас – чтобы не заблудиться. Прозрачная пластмассовая бутылка с водой на случай, если будет мучить жажда. Резиновый плащ, чтобы не промокнуть во время дождя. Все вещи важные, нужные. Нереальные, но это, конечно, не их вина. Откуда взяться реальным вещам в нереальном мире?

А это что? Продолговатая темная трубочка, узкая и гладкая на ощупь. Я повертел ее в руках, вспоминая имя. Да, не название, а имя, потому что назвать предмет можно как угодно, а имя у него только одно – зеркало его сути. Флейта, музыкальный инструмент. Из него можно извлекать гармонические колебания, создающие приятные слуховые ощущения. Только для чего? Я пожал плечами и положил флейту на место, в ящик стола. Но стоило мне отдернуть руку, как странное чувство накатило на меня, словно морская волна прошла над головой, холодная, удушливая и невыносимо соленая; даже кончики пальцев защипало от нетерпения – это обязательно нужно взять! Я призвал на помощь все доводы разума. Перебрал в памяти все, что знал о музыке. Красивые звуки, печальные… но зачем они?! А тем более в походе? Совершенно бесполезная вещь. Я протянул руку, взял флейту и положил ее в рюкзак. И сразу почувствовал облегчение: теперь можно отправляться в путь. Как будто что-то маленькое и крылатое отделилось от меня и жадно устремилось вперед. Поход! Ясный солнечный день, и идти было странно легко. Ровная, темно-зеленая трава, не жесткая и не мягкая, а просто никакая. Деревья, чуть выше моего роста с округлыми одинаковыми вершинами, а меж ними вьется, не исчезая, хорошо утоптанная тропинка. Значит, надо по ней идти. Иначе для чего же она тогда?

Я шел, и мне виделась вся Земля, покрытая такой же зеленой травой и такими же невысокими деревьями, разбросанными с правильными, равными промежутками по бесконечному зеленому пространству. А кроме этого – только моя тропинка и дом, из которого я вышел, больше ничего. Но если так, то куда я иду? Ведь везде одно и то же: трава, деревья, желтое солнце и низкое небо над головой, и ничего другого нет и не будет. А может быть, дело вовсе не в месте назначения? Разве идти нужно только для того, чтобы куда-то попасть? Разве действие не имеет ценности само по себе, независимо от результата?

Эта мысль принесла облегчение, и только смутное беспокойство осталось, беспокойство, причину которого я не мог себе объяснить. Что со мной? Откуда это состояние? Легкое удивление, хотя удивляться нечему; неопределенная тревога, хотя все вокруг безопасно, спокойно, заранее предрешено.

А может быть, я влюблен? Какой абсурд! Интересно, в кого? Она… где-то там, в другом мире, оставшемся далеко-далеко позади в пространстве или во времени, где любые переливы красок мы принимали за радугу, а каждое сновидение – за жизнь. А узоры на стекле – за видения райского сада… да разве это узоры? Это же мороз.

Она. Ее невесомые кудри перевиты прядями дождя и паутинками темноты, на губах – алое многоцветье заката, а золотые ресницы сомкнуты, как лепестки ночного цветка, уснувшего перед рассветом. Я не помню ее лица, я не знаю ее имени, но я люблю ее сон.

Да, еще об одной вещи я забыл. Я должен это обдумать. Навязчивая, неотступная мысль давила на мой мозг из подсознания, словно бесформенная черная глыба, нависающая где-то за пределами видимости. Флейта. Ее абсолютная бессмысленность не давала мне покоя, маячила перед глазами постоянным упреком. Что заставило меня взять ее с собой в поход? Что я должен с ней делать? Она не укладывалась в привычную схему, которую со свойственной ему услужливостью нарисовал для меня нереальный мир.

Я иду по тропинке, под желтым солнцем и голубым небом, вокруг меня зеленые деревья на зеленой траве; я несу в рюкзаке бутерброды, компас, бутылку и плащ. Все так естественно, просто и объяснимо. Но флейта! Я остановился, снял рюкзак и достал оттуда знакомую гладкую трубочку. Темная и прохладная, затаившаяся в человеческой руке, как беспомощный дикий зверек, она выглядела чужой. Неправильной. Необъяснимой. И вдруг – я чуть не вскрикнул от неожиданного прозрения. Она была реальной. Я едва не выронил флейту из рук, но тут же, опомнившись, крепко сжал ее в ставших горячими пальцах. Все встало на свои места. Реальный предмет в нереальном мире – да, в этом был смысл! Теперь я знал, что с ней нужно делать. Бросив на тропинку потерявший свое назначение рюкзак – жаль только, что не успел съесть бутерброды – я благоговейно поднес флейту к губам.

И зазвучала музыка. Я был готов к этому, и все-таки вздрогнул от нетерпения и радости: это была реальная музыка! Такая же, как и флейта. Реальные звуки, чистые, печальные и пронзительные – острые, словно лезвие бритвы – вспороли нереальный воздух, вскрыли его, точно пустую консервную банку. Нереальный мир как будто смялся, сложился, подобно скатерти, а под ним… Море… Глянцевые, отливающие рыбьим жиром волны неистово и нежно заключили в свои теплые объятья хрупкие корабли. Города… тысячеглазые, фосфоресцирующие улицы, охваченные пламенем искусственных огней, а на них – миллионы людей, вызволенных из чудовищного плена небытия. Тысячи острых вершин взметнулись высоко в хрустально сияющее небо, пробиваемое то здесь, то там случайными всполохами солнца и быстрыми тенями бегущих облаков. Березы, осины, клены… Я вспомнил их имена. Я припал к их корням, объятый восторгом, болью, ликованием. Спящая красавица, разбуженная поцелуем моей флейты. Сколько боли в ее красоте, и сколько странного, обжигающего счастья. Такого, что и не выразишь; разве только упасть на землю и плакать целый день подряд, и еще целую ночь, бесконечно, как дождь, безутешно, как северный ветер. Земля! Я люблю тебя. Позволь мне быть твоим возлюбленным.