Жизнь на берегах реки Тьмаки

 

 

 

Папа Авелий и Юльчик пролезли под забором имения и оказались среди огромных дырявых лопухов, зарослей крапивы и чертополоха. Мухи, духота. Пахнет нехорошо.

– Юльчик, ты что же, сам этот подкоп сделал? – спросил папа, отряхиваясь. – Как интересно... Ты у меня прямо Монте-Кристо какой-то. Только что-то тут гадость кругом везде, дрянь и хлам. Наверное, бомжи и глыбочи ошиваются? Надо дверку сделать с запором, а то ещё вздумают через подкоп к нам... Надо дворнику сказать, чтобы закопал всё это, забетонировал.

– Не надо, – сказал Юльчик.

– Да? Но я не понимаю тебя, милый.

– Нет, папа, на нашем берегу глыбочи не живут. Только там, на левом. Сам знаешь.

Юльчик без особого интереса осматривал знакомое место: облупленное зелёное ведро, замызганный матрас, кирпичи, остатки рыбы. Окурки и помятые пивные банки везде.

– Помойка, – поморщился папа, закуривая. Антисанитария. Я не понимаю тебя, Юлиан. Охранникам надо взбучку устроить. Куда смотрят?

– Мой ручей недалеко от острова, где ты лежал на песке и в воде. Мальки глодали твои пальцы. Пойдём, это рядом. И ручей, и остров Клеверный.

– Клеверный остров? – улыбнулся папа. – Он хороший, уютный. Прямо не остров, а букет из мальв и клевера. Клеверный рай. Знаешь, братец, я тогда просто устал, очень устал. А там шмели, ласковая трава, смешной плотик. Тишина, журчание, мальки... Устал и всё. И больше ничего. Понимаешь? Забудь.

– Я знаю, папа, – кивнул Юльчик и приник, двумя руками обхватив папину руку. – Я же сказал тогда тебе, что я так больше не буду.

– И я, – подхватил папа. – И я так больше не буду. Никогда, клянусь.

 

Обнаружился мостик из толстых жердей, уже совсем проросших, над ними образовался зелёный тоннель из зелёных веток ивы, они сверху переплетались, как лианы в тропическом лесу.

Густой зелёный запах листьев, торфяной воды. Ни одного комара.

На левом берегу еле заметная тропинка привела к ручью.

Он тёк в мелком овражке, весь в каменистых перекатах, перемежающихся маленькими омутками. В кристальной воде Тьмушки крутились цветные рыбки, ручьевые форельки, прятались под коряжинами, играли в догонялки и пряталки, охотились на мушек и букашек, которые в изобилии сыпались с крон нависающих над ручьём деревьев. Красно-лиловые пирамидки кипрея, иван-чая пахли мёдом.

Две большие чёрные птицы с длинными жёлтыми шеями неподвижно стояли в воде, метрах в десяти, и смотрели на Авелия Сегуна и мальчика Юльчика, сына его.

– Какие противные, – сказал папа. – Надо их пристрелить. Только разве пластилином возьмёшь? Зря мелкашку не взяли.

– Папа, – сказал Юльчик, – я тебе сейчас сразу поймаю несколько рыб, не веришь? Я умею. Брось вон туда кусок хлеба.

– Не верю, – посмеялся папа. – Я и сам-то не умею.

Авелий присел на мягкий мшистый пень.

– Хорошо здесь. Надо построить капитальный шалаш.

 

Юльчик забрёл в ручей, поднял плоский камень. На обороте его нашёл каких-то козявок в песчаной оболочке. Скорлупки разломил, там оказались жёлтые нежные червячки-личинки. Одну насадил на крючок, забросил снасть под большую корягу, в струю-вертячку. Из-под коряжины тут же выскочила полуметровая рыбина с зелёной рожей и хватанула наживку. Юльчик дёрнул удочку, катушка затрещала, рыбина взвилась штопором над водой и грузно плюхнулась в траву рядом с папой, вертясь, подпрыгивая, клацая зубами.

– Видал? – вскрикнул Юльчик, – А ты не верил. Во какая!

Папа ухватил рыбину одной рукой за жабры, другой за хвост, поднёс к лицу.

Рыба, как спасённый человек, судорожно разевала зубастый рот и неотрывно смотрела на Юльчика.

– Юльчик! – воскликнул папа. – Но это же пиранья. Откуда они здесь?

– Я одну поймал в нашем бассейне и выпустил в этот ручей. Рыба Тьмушка, хозяйка ручья Тьмушки.

– Во как. Наверное, одичала она тут. И меня не узнаёт? Ты меня узнаёшь, или нет?

Авелий свистнул. И повернул рыбу головой к себе, посмотрел ей в глаза.

Пиранья разинула чудовищную пасть и что-то прохрипела.

– Одичала, – кивнул Авелий. – Это очевидно.

– Отпусти её, – тихо проговорил Юльчик. – В нашем бассейне своих хватает.

– Ну уж не-ет. Наши домашние пиранюшки сожрут её с аппетитом. В наказание за свободу.

Повернув голову, рыба посмотрела на Юльчика. Глаза у неё подёрнулись сизой пеленой.

– Что делать, – сказал ей Юльчик. – Не плачь. Порядок нарушать нельзя. Для тебя тут еды очень мало. Хочешь кролика?

– Я вон тех птиц хочу, – прохрипела пиранья. – Ты предатель.

Папа с удивлением посмотрел на рыбину:

– А ну повтори.

– Птиц, – сказала пиранья. – Птиц хочу

– Молодец ты у меня, Юльчик. – Авелий взял сына за подбородок, пристально посмотрел ему в лицо, прямо в глаза. – Отличную рыбу ловишь. Молодец.

– А ты не верил! – просиял сын.

– Хорошая получилась у нас рыбалка. Посади её в ведро с водой, а то уснёт. Сунь ей туда наш батон. Пусть успокоится. Птиц ей подавай... А что будем делать с этими птицами? Не нравятся они мне. Стоят как истуканы. Зловещие какие-то. Хороший корм для наших рыбок.

 

Юльчик зарядил винтовку. Прицелился. На перекрестье сетки оптического прицела попался вишнёвый глаз с белым зрачком. Юльчик попал вишнёвой косточкой в вишнёвый глаз птицы, прямо в белый зрачок, в «десятку». Жёлтая шея её как бы переломилась, и птица упала в воду, распластав сине– чёрные крылья.

– Сейчас приплывёт сюда, – сказал папа. – Ты её наповал.

Вторая птица поднялась в воздух и, тяжело махая крыльями, стремительными зигзагами понеслась над самой водой на Авелия Сегуна и Юльчика, сына его.

– Дай винтовку, – сказал папа.

Авелий улыбнулся и выстрелил ей в распяленный клюв, в розовую глотку её. Птица откинулась – и рухнула на первую, плывущую, вращающуюся в красноватой воде водоворота. Обе были ещё живые, дёргались.

– Неплохо, однако, – засмеялся папа. – И рыбалка, и охота что надо. Пир на славу будет у наших рыбок. Эти стервятники вон какие большие.

– А что это за птицы, папа? Я в атласе таких не нашёл.

– Да чёрт их разберёт. Грифоны какие-нибудь. Гнильём, падалью питаются. Видишь, клювы загнуты, как у орлов, чтобы мясо раздирать. А когти? Просто ужас, как у страуса. На коленках шипы, шпоры как гвозди. Чудовища. Архиоптериксы, ископаемые.

– Папа, посмотри-ка на небо. Что это такое?

Над громадными глухими деревьями, мотающимися вразнобой, под самыми облаками медленно кружились громадные чёрные птицы с жёлтыми шеями. Они хрипло трубили и выстраивались в круг, который начал медленно опускаться, вращаясь.

– Военное построение, – очень тихо сказал папа. – Атака.

Внезапно кружение остановилось. Стая замерла на месте.

Птицы перевернулись вниз головами, сложили крылья и стремительно понеслись к земле, прямо на Авелия Сегуна и Юльчика, сына его.

– Надо было взять автомат. Или дробовик. Нашим ружьишком тут ничего не сделаешь.

– Поздно, папа, – прошептал Юльчик.

Он уже видел пылающие вишнёвые глаза птиц.

– Поздно.

Потому что Юльчик боковым зрением приметил сквозь заросли кустарника, что вода в Тьмаке поднимается, и спасительный мост из жердей уже медленно разворачивается по течению, уже двинулся и уплывает в сторону Клеверного острова, в сторону большой светлой реки Тьмы.

– А если прислониться к стволу дерева? Они же не пробьют крону?

– Пробьют. Перья гладкие.

Авелий схватил сына в охапку, повалился вместе с ним в траву, накрыв Юльчика своим телом.

Стая с воем бухнулась в воду, своими страшными когтями ухватила убитых птиц и, тяжело махая намокшими крыльями, поднялась в небо.