Последний из «могикан»

 

из цикла «Современная Россия»

 

 

 

 

Маленький водяной божок по имени Няньгу злобно щерился из угла и грозил крошечной острогой. Никита его не особенно боялся – знал, что жители подводного царства на долганина никогда не бросятся, если он не окунётся с головой в воду. Гораздо страшнее были духи Нижнего мира, сидящие под кроватью. Время от времени они своими чёрными крючковатыми пальцами с фиолетовыми ногтями пытались схватить его. Иногда, высунувшись, нечисти разевали безгубые ямы ртов, увенчанные жёлтыми клыкастыми зубами, и начинали нестерпимой гнилой вонью дышать в лицо. С трудом сдерживая рвоту, Никита тщетно пытался разорвать крепкий олений аркан, врезавшийся петлями в руки и ноги. Вне себя от жуткого страха, из последних сил закричал:

 

– Дедушка Нгамсу! Шаман! Спаси! На помощь!!!

 

Разъяренные криком обитатели Нижнего мира полезли из-под кровати. Страшные раздутые коричневые утопленники, самоубийцы с простреленными висками и оторванными нижними челюстями, преступники с выколотыми глазами – все эти духи, приносящие несчастья и болезни, стали медленно приближаться. Вдруг они расступилась и вперёд шагнул повелитель подземных сфер – великий Нга. Фигурой похожий на обычного человека, он был весь покрыт густым и курчавым чёрным волосом. Светящиеся угольки глаз проникли прямо в мозг, а длинные руки стали расти и тянуться к горлу…

 

– Де-душ-кааа!!! – взвыл Никита.

 

Неожиданно дверь распахнулась и в полумрак комнаты шагнул самый сильный в посёлке шаман, дедушка Нгамсу. Подземные мрази в испуге разбежались, и Никита облегченно расслабился. Накатила смертельная усталость, он начал проваливаться в спасительно глубокий и сладкий, как в детстве, сон. Снилось безмятежное детство, юность…

 

 

*   *   *

 

Его назвали Никитой в честь большого Начальника русского народа, который много хорошего сделал для долган. По решению этого Начальника, советская власть построила тундровым жителям деревянные дома, куда, в приказном порядке, переселили всех. Многие старики были недовольны и предсказывали большое горе от этого. Самые упрямые ставили рядом чумы и жили в них.

 

А в домах жить было хорошо! Вместо коптящего светильника горела ослепительная электрическая лампочка, в самую морозную ночь было тепло от ведра угля, засыпанного в печь. Дым не разъедал глаза. Спать на полу было вольготно, даже не укрываясь оленьими шкурами.

 

Первое время шаманы пытались объяснить, что новшества специально подстроены духами Нижнего мира для того, чтобы погубить тундровый народ. Но люди смеялись над ними и не верили. Вскоре почти всех шаманов увезли куда-то строгие русские мужчины и они больше никогда не вернулись.

 

Жить становилось всё лучше и веселей. Одежду и обувь из оленьих шкур женщины шить перестали. Зачем нужно месяцами сидеть с иголкой, когда в магазине за шкурку песца можно купить тёплую фуфайку и ватные штаны? Очень удобной обувью оказались резиновые болотные сапоги. Своей формой они напоминали национальные сапоги-бокари, но были не в пример удобнее: не намокали, не требовали почти никакого ухода. Многие ходили в них даже зимой.

 

Прокормить себя оказалось ещё легче. Крупа, мука, сахар, чай всегда были в поселковом магазине. Рыба в изобилии водилась в соседних озёрах, а добыть дикого оленя не представляло особого труда. Домашних оленей держать перестали – хлопотно, для этого надо кочевать по пастбищам. Оленьи упряжки заменил снегоход. Стоит, пить-есть не просит, а когда надо – сел и поехал. Ещё государство хорошо помогало – деньги на развитие посёлка давали, разные денежные пособия выплачивали, товары со скидкой продавали.

 

Большая часть времени протекала в праздном созерцании жизни и поисках спиртного. С последним было трудно. Водку, одеколон и духи в посёлке продавали только по праздникам. Но смекалистые тундровики нашли выход. Лётчики, геологи и перекупщики охотно снабжали спиртным в обмен на меха, рыбу, мясо. Чудаковатые русские давали литр водки за песцовую шкуру. Это за песца-то, даром бегающего по тундре, и шкура которого ни на что не годится!

 

Когда появлялась водка, в семье начинался праздник. «Огненную воду» обязательно разводили водой, чтобы больше было, а затем тщательно разливали на всех, не исключая грудных детей. Таков древний закон тундры – любая добыча, принесённая в дом, должна делиться поровну.

 

На организм долган алкоголь производил странное действие – они падали с ног с самой ничтожной дозы, но уже через несколько часов мучились жесточайшим похмельем. В такие минуты добродушный и покладистый народ становился хуже дикой росомахи и был способен на всё, лишь бы разжиться новой порцией водки…

 

Уже в четырёхлетнем возрасте Никита хорошо знал изумительное чувство опьянения и боль похмелья.

 

Вскоре его забрали из родного посёлка в интернат. Это была страшная трагедия, но таков был суровый закон, установленный большим русским Начальником – всех детей после семи лет забирать на учёбу. Маленькому Никитке хорошо запомнилось, как жёсткие руки смеющегося русского вырывают его из объятий матери и забрасывают в гудящее чрево вертолёта. Долганским женщинам показывать слёзы нельзя. Сгорбившаяся фигурка матери с прижатыми к лицу руками, быстро шагающая прочь от посадочной площадки, врезалась в память навсегда.

 

Нельзя сказать, что в интернате было плохо. Никого особо не обижали. Большое четырехэтажное здание было наполнено такими же, как и он, детьми со всех уголков тундры. Здесь были и долгане, и нганасане, и ненцы, и селькупы, и даже несколько эвенков. Всех заставляли учить русский язык, потому что на их родном языке большинство учителей не разговаривали.

 

Тяготило то, что запрещали курить, пить и кормили невкусной, непривычной пищей. Став постарше, Никита с друзьями ходил на городскую свалку охотиться на жирных бакланов и бродячих собак, чтобы разнообразить свой рацион. Совсем худо было с табаком и водкой, но выход они находили, правда, не совсем приличный, можно сказать, стыдный…

 

 

*   *   *

 

Вздрогнув от этого воспоминания, Никита очнулся от забытья. Плохо соображая, огляделся вокруг. Он лежал в пустом доме, крепко прикрученный к кровати его же арканом, который когда-то вместе с отцом сплел неизвестно для чего, так как оленей давным-давно уже никто не держал.

Вдруг яркая картинка вчерашнего дня воскресла в памяти:

 

…Утро было страшное. Голова гудела и вся была наполнена тикающей болью. С трудом разлепив глаза, Никита ясно понял то, что если он не найдет сегодня выпить, то обязательно умрет. Жить, в общем-то, не очень хотелось…

 

После окончания школы он приехал в родной дом, где абсолютно не знал, чем заняться. Отец несколько лет назад замёрз в тундре пьяным, а мать отравилась палёной водкой. Младшие братья и сёстры учились в интернате. Охотиться его никто не научил, да и не к чему это уже стало. Рыночная экономика, перевернувшая всю огромную страну, внесла свои коррективы в жизнь крошечного национального посёлка. Единственный магазинчик оказался в руках страшных братков-бандитов, которые без зазрения совести вздули цены и установили свою власть. Дотации и денежные пособия государство платить уже давно перестало. Рыбу в ближайших озёрах выловили почти всю. Стада дикого оленя стали обходить территорию посёлка далеко стороной. Единственным средством к существованию был небогатый улов рыбы на дальних озёрах, который они за много километров таскали на себе, в обмен на водку и для того, чтобы расплатится за полученные в кредит снасти, сети, жалкую одежду. Численность соплеменников стремительно сокращалась…

 

…С трудом натянув рваный ватник, Никита подпоясался оставшимся от отца долганским поясом с множеством бляшек и с тонким, длинным ножом в грубых деревянных ножнах. Ноги сами по себе привели к магазину. Робко открыв дверь, он перешагнул порог и замер на месте, униженно ловя взгляд мордатого продавца:

 

– Мне бы… того… водки дай, ну хоть глоток! – слова с трудом выталкивались из осипшего горла.

– Пошёл отсюда! В долг не даем!

– Ну, дай…, дай…, дай!

 

Неожиданно из дальнего угла выскочил крошечный дух воды Няньгу и нагло бросил острогу прямо в голову. Едва удалось уклониться.

Между тем, хозяин магазина лениво встал со своего кресла и тяжелыми шагами стал подходить всё ближе. Лицо у него на глазах начало обрастать шерстью, а на пальцах рук выросли огромные когти. «Так это же сам Нга, из Нижнего мира», – испуганно ахнул Никита, в отчаянном прыжке вывернулся из-под удара страшной лапы, выхватил нож и несколько раз воткнул в волосатое брюхо…

 

 

*   *   *

 

Радиограмма:

 

«…Прошу срочно изыскать возможность оплаты санитарного рейса вертолёта в посёлок Н. для срочной госпитализации двух больных. Один с проникающим ножевым ранением брюшной полости, другой с диагнозом: белая горячка. Так же необходим участковый для разбора на месте обстоятельств преступления с применением холодного оружия. Подпись. Зам. председателя поселкового совета, Е. С… »

 

 

 

2000г.
п-ов Таймыр.