Валерий Крылов
ПовестьОпубликовано редактором: Андрей Ларин, 4.08.2012Оглавление 10. Часть 10 11. Часть 11 12. Часть 12 Часть 11
Я вышел на улицу. Августовские дни стали совсем короткими, вот и сумерки уже опустились, принеся с собой ощутимую прохладу, как бы напоминая, что осень не за горами. Может быть, Галка приехала, с надеждой подумал я, шагая по улице. Я вдруг остро почувствовал, что очень скучаю по ней, особенно в последние дни. Скучаю по её голосу, по ярким искоркам в глазах и по весёлым озорным конопушкам. Но вряд ли она сегодня вернулась. Перед отъездом она сказала, что пробудет с матерью у тёти до самой школы, а до школы ещё почти две недели. Скучает ли она, как скучаю я? А что, если и там у неё есть дружок? Эта мысль больно скребанула меня по сердцу, и в груди как-то нехорошо заныло. Танцплощадка, куда я направлялся, располагалась неподалёку от конторы, и, подходя к ней, услышал звуки аккордеона. Вот здорово! Значит, сегодня у Феди Рябова «вдохновение». Знаменитый на весь район аккордеонист Федя Рябов нравился мне, пожалуй, больше других мужиков в посёлке. Было в Феде нечто такое, что отличало его от прочих. Я ни разу не слышал, чтобы он когда-либо прилюдно ругался или сквернословил, и это само по себе уже кое-что значило. Видно, в его сознании не совмещались любовь к музыке и маты. Здоровый и сильный, он никогда не вступал ни в ссоры, ни в драки, хотя мог шутя совладать с любым. Вроде бы и делить было нечего, но иногда, подвыпив, распалясь и рассорясь из-за пустяка, мужики хватались за грудки. Вот тогда наступал черёд Феди: он брал зачинщиков за шивороты, встряхивал на вытянутых руках и раскидывал в стороны. И никто на него не обижался. Как-то в бане (тогда мне было лет десять) Федя вышел из парилки и присел на лавку рядом со мной. Ото всей его крепкой фигуры на меня сразу повеяло силой и мощью. Такие торсы с выпуклыми узловатыми мускулами я видел на картинках в книжке о Древней Греции. Сам Геракл сидел передо мной – ни больше, ни меньше. А как он парился! Когда в парилке он влезал на полок и поддавал жару, мужики горохом сыпались вниз, прикрывая головы вениками. Зимой – мороз не мороз – выскочит из бани и в сугроб с головой. И, кажется, снег вокруг него закипает. Покатается Федя в снегу, разотрётся с головы до пяток и опять на полок. На правом боку у Феди я заметил кривой багровый рубец. Увидев мой пристальный взгляд, Федя спросил: – Красивый? – я кивнул, а он рассмеялся. – Дурачок ты, Колька. Не хотел бы я, чтобы и тебя такая красота зацепила. – Чем это, дядя Федя? – Осколком. Ещё бы немного – и хана… – Дядя Федя, а можно я его потрогаю, – робея, спросил я. – Ну потрогай… – Федя опять засмеялся. Я протянул руку и пальцами осторожно прикоснулся к твёрдому лоснящемуся от пота шраму. А Федя как гавкнет! Я чуть с лавки не слетел с испуга, а он зачерпнул ладонями, точно ковшом, ледяной воды из шайки и плеснул на меня. Я подпрыгнул, выпучил от неожиданности глаза, взвизгнул и тут же сиганул в парную. Федя хохотал мне вслед. Он прошёл войну от Курска до Берлина и привёз с фронта, всем на зависть, единственный трофей – сверкающий перламутром аккордеон. Кто знал его давно, говорили, что до войны Федя даже балалайку в руках не держал. Но мать-природа постаралась и наградила его исключительным слухом, который, видно, спал до поры до времени. Часами просиживая у чёрной тарелки репродуктора или патефона, он терпеливо перебирал непослушные клавиши огромными, грубыми пальцами и напряжённо вслушивался в доносящиеся до него, словно из другого мира, мелодии. И вот, не прошло и года, как всем на удивление, подняв голову и устремив взгляд в неведомое для других пространство, он мог сыграть любую музыку, подстроиться к любой песне, к любой частушке. О его таланте прознали в районе и пригласили участвовать в конкурсе художественной самодеятельности. Федя, по характеру очень скромный и застенчивый, долго отнекивался: – Какой из меня артист? Я так… самоучка. Уломали Федю и, к всеобщему изумлению, он привёз из района главный приз – шикарный отрез крепдешина на платье своей жене Клаве. Федя нисколько не загордился своим успехом и почти никогда не отказывался от приглашений поиграть на свадьбах или гулянках. А где гулянка, там и выпивка. Попробуй, откажись – хозяев кровно обидишь. А потом и без гулянок Федя нет-нет да и приложится к бутылке. Тогда на крыльцо дома выходила Клава, худенькая, хрупкая на вид женщина, и говорила девчатам, пришедшим на переговоры: «Вы уж извините, девчата, но у Феди сегодня вдохновения нет». Клава не отпускала от себя Федю ни на шаг. Вот уж по истине: куда иголка, туда и нитка. В кино ли, на вечёрках ли, не говоря уж о застольях, – она рядышком. На танцах Федя играет, а она сидит около и берёзовой веточкой комаров отгоняет. Как-то, стоя у магазина в очереди за хлебом, я услышал разговор женщин с Клавой. – Ты бы, Клавка, взяла да пришила Фёдора к юбке. Совсем мужику ходу не даёшь – пасёшь как телка. Не позорь мужика, не смеши людей. – Ну и смейтесь на здоровье! Понадобится, так пришью, – ничуть не смутившись, отрезала Клава. – Зря, что ли, я его три годочка прождала да после ранения выхаживала? То-то… Баб вдовых полпоселка – мигом подберут. – Многие и поболе твоего ждали, да так мужиков не позорят. И кто-то с горьким вздохом добавил: – Некоторые и по сей день ждут… Что и говорить, дорожили в те нелёгкие годы бабы мужиками. Калека, пьяница, а всё-таки свой мужик – не чужой. А тут такой красавец! Так что Клаву можно было понять. Впрочем, она мало обращала внимания на пересуды и продолжала «пасти» своего Федю. Вот и сейчас, подойдя к танцплощадке (она у нас с дощатым полом, лавочками и перилами), я увидел в углу на лавке неразлучную парочку: Федя, привычно устремив взгляд в пространство, нежно перебирал пальцами теперь уже послушные клавиши и кнопки, а Клава чинно сидела рядом и, сложив руки на коленях, казалось, равнодушно посматривала по сторонам. Под щемящую и в то же время торжественную мелодию вальса «Амурские волны» кружились пары; остальные парни и девчата – кто в обнимку, кто по отдельности – сидели на лавках. Все разнаряженные, красивые: девчата в шёлковых или шерстяных платьях, парни в костюмах, некоторые по-городскому в штиблетах, но в основном – в хромовых сапогах. Правду мама сказала: люди стали лучше жить. Давно ли молодёжь ходила на работу и в клуб в телогрейках? Парни вовсю дымили папиросами, и над танцплощадкой, растекаясь в воздухе, слоился сизый дымок. За перилами кучками толклись парни помоложе, среди них я разглядел и Серёжку Кузьмина; тут же, путаясь под ногами, шныряла вездесущая, совсем ещё зелёная, малышня. Своих однокашников я увидел неподалёку, на так называемом «спортивном городке», где, кроме обвисшей волейбольной сетки на двух столбах и турника, ничего больше не было. Образовав круг, ребята и девчонки играли в «третий лишний». Галки среди них я не заметил и остановился в тени берёз, окружающих площадку, слушая музыку и наблюдая за танцующими. Неожиданно в одном углу кто-то из девчат тонко взвизгнул, и тут же раздались звонкие шлепки, потом громкий хохот. Я понял: кому-то из парней крепко досталось по горбушке. Когда я был ещё несмышлёным, каждый раз недоумевал: зачем это парни лезут девчатам за пазуху, что они там потеряли? А когда, повзрослев, узнал что им там надо, всё равно не мог понять: стоило ли это того, чтобы получать в ответ затрещины? Но ведь лезут же… Вот и Серёжка об этом постоянно талдычит. На протянутом от конторы проводе под жестяным колпаком в центре танцплощадки вспыхнула электрическая лампочка, и вокруг неё тут же заплясали легкокрылые, суетливые мотыльки. Молодёжь заметно оживилась, звонче стал смех, а Федя заиграл веселее и громче. А за пределами площадки темнота сделалась ещё гуще, ещё плотнее. Неожиданно кто-то тронул меня за локоть, я вздрогнул и оглянулся: рядом стояла Надька Шкурихина. Когда она успела подойти, я даже не заметил. – Здравствуй, Коля, – почему-то тихо сказала она. – Здравствуй. – А что к нам не подошёл? – Федю слушаю. – Что-то ты совсем загордился. Никуда не ходишь и с ребятами не играешь. – Некогда. Дел в доме много. Надька замолчала, а я после вчерашнего случая и вовсе не был расположен разговаривать с ней. Так и стояли, вслушиваясь в чудесную, льющуюся, словно с небес, мелодию аккордеона. – Красиво Федя играет, – сказала Надька. – Так бы слушала и слушала… Я ничего ей не сказал, но, соглашаясь, кивнул. А она опять притронулась к локтю и неожиданно спросила: – Соскучился по ней, да? Её слова застали меня врасплох; я снова почувствовал, что краснею, и не сразу нашёлся с ответом. Вот ведь пристала! Хорошо ещё, что темно и не видно. – По ком это скучаю? – я повернулся к ней. – Чего выдумываешь! – Брось ты, Коля… Сам знаешь, по ком. И не выдумываю я ничего. Может, другие и не видят, а я всё вижу… Она низко опустила голову, но я успел заметить блеснувшие в её глазах слёзы. Вот-те на! Ещё вчера улыбалась во весь рот, а сегодня… Что это с ней? Никак грустная музыка подействовала? И я пристальней поглядел на неё. Она смотрела куда-то вниз и в сторону и пальцами нервно срывала листья с берёзовой ветки, которую держала в руках. На ней было то же самое платье, что и вчера, – ситцевое, совсем вылинявшее, плотно облегавшее ладную фигурку. Она, пожалуй, и завтра в нём будет ходить, и послезавтра, а испачкает – выстирает и опять оденет. У неё тоже нет отца, и сама она в семье пятая. – Ничего ты не видишь, – уже другим тоном сказал я. Не знаю почему, но мне вдруг стало жалко Надьку. Наверное, и вправду влюбилась… Но я-то чем ей могу помочь? И я тихо повторил: – Ничего ты не видишь… Потом я сделал шаг – тот самый шаг, о котором впоследствии пришлось очень долго и горько сожалеть. Я зашёл ей за спину, просунул руки под мышки и ладонями сжал тёплую, упругоподатливую девчоночью грудь. Надька вздрогнула, оцепенела на секунду, а потом… потом подалась назад и прислонилась ко мне спиной, и через рубаху я почувствовал её горячее напряжённое тело. Пять, десять секунд мы так простояли? Не помню… Но вот она чуть-чуть повернула ко мне голову и тихо прошептала: – Не жми так сильно… Больно. В тот же миг я отшатнулся от неё, точно ошпаренный кипятком. Сердце моё колотилось, глаза заволокло туманом… И, круто повернувшись, я кинулся от Надьки прочь в спасительную темноту, не разбирая дороги.
Оглавление 10. Часть 10 11. Часть 11 12. Часть 12 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|