Пятое время года

Зал напоминал предыдущий, театральный. Но сцена была выше, висел, колыхаясь, кроваво-красный занавес и сидений стояло только двое, прямо перед авансценой. На них кто-то сидел – высокий, широкий в плечах силуэт мужчины и рядом нежный женский контур, в котором без труда угадывалась именинница. Проявив чудеса умственного мышления, анализа и синтеза, Андрей шепотом сообщил, что мужчина, вероятно, приходится отцом девушки.

Полная темнота делала зал бесконечным. Только сцена освещалась горящим огнем в начищенных медных чашах. Пламя торжественно покачивалось и колыхалось на сквозняке. Тени от двух стульев и сидящих на них доставали до ног компании друзей. Занавес дернулся и медленно пополз влево и вправо, словно разорвавшись на середине. Откуда-то громко, тревожно заиграла музыка, смешанная с четким барабанным боем.

Спрятаться было негде и все четверо так и остались стоять у входа, следя за происходящим и не смея приблизиться.

Музыка... Старая, знакомая, никак не приходящая в голову... Сцена открылась полностью, на ней стоял высокий, в обтягивающих худые ноги джинсах и майке, человек с микрофоном в руках. На заднем плане маячил уже знакомый гитарист в апельсиновых брюках с матовой кофейной кожей. За горой барабанов виднелась чья-то голова, как-то смешно и абсолютно несвоевременно напомнив продавщицу пива на «Колхозном рынке». Нечто большое, с металлическими трубами, похожее на доисторический орган, стояло рядом с барабанной установкой. Играющий на нем мужчина сидел спиной к залу, согнувшись над клавишными рядами, извлекая тоскливые аккорды.

И когда уже громкость выросла, как волна и била в грудь грохотом из невидимых глазам динамиков, Марина с ужасом осознала, что узнает музыку, немного искаженную, но все так же до боли похожую на... Полный патетики голос, сильный и глубокий, пел.

Empty spaces – what are we living for

Abandon places – i guess we know the score

On and on, does anybody know what we are looking for?

Сцена начала меняться, расти. Границы зала, без того весьма условные,

казалось, исчезли вовсе.

Another hero, another mindless crime

Behind the curtain in the pantomime

Hold the line, does anybody want to take it anymore?

Прямо за барабанами и старым органом задник сцены потемнел и растворился. Занавес упал и незаметно осел, сжался и слился с площадкой сцены. Две чаши освещали сцену, повисшую теперь в черном вязком веществе, бесконечном, как горизонт, сливавшийся с предзакатным небом.

The show must go on!

И резко, как сотни тысяч одновременно включенных лампочек, на черном фоне зажглись яркие звезды. Они лишь на мгновение находились в покое: завертелись, закружились, образовав завихренные запятые галактик, словно играя.

The show must go on!

Inside my heart is breaking, my make-up may be flacking

But my smail steel stays on.

Именинница подпрыгнула на своем месте и хлопнула в ладоши. Ее отец посмотрел на нее, показав свой профиль с сильно выдающимся вперед подбородком. Стали видны его длинные волосы, заплетенные в хвостик.

Whatever happens i`ll leave it all to chance

Another heartacke, another failed romance

On and on, does anybody know what we are living for?

Андрей узнал голос и скептически слушал. Но увидя непостижимые метаморфозы на сцене, он нахмурился. Рот его непроизвольно открылся и капельки слюны застыли в уголках губ. Правая ладонь непроизвольно сложилась в кулак, рука поднялась к лицу и спустя мгновение большой палец парня оказался во рту. Глаза были расширены, и преобладающим чувством выступал первобытный страх.

I guess i`m learning i must be warmer now

I`ll soon be turning, round the courner now

«Хорошо...Сосредоточиться...Это легко... Надо просто... Итак...Это не фонограмма? Нет. Лазерное шоу? Ха. Нас накачали наркотиками? Если бы... Мы галлюцинируем? Парень с микрофоном умер с десяток лет назад? У меня про него книга лежит дома, мертвее не бывает. Ну и кто этот «папа»? И что за дочка такая? Пропали, наверняка мы пропали...Я ведь знаю эту музыку...

Outside the dawn is breaking

But inside in the dark i`m acking to be free

...и песню. Но важно ли это сейчас? И что тогда вообще важно? Пропали...»

The show must go on!

The show must go on!

И снова резкий и острый, как сталь, взрыв огней. Исчезли звезды, провалившись в бездну и прямо за сценой возникло гигантское зарево, трепещущее всеми оттенками цветов. Из пламени высветились радуги, окрасив небо белыми полосками-лентами и исчезая одна за другой.

Inside my heart is breaking, my make-up may be flacking

But my smail steel stays on.

Певец, беспокойно и взвинчено носящийся ураганом по сцене, внезапно остановился. Он откинул голову назад и вытянул руки вдоль бедер. К краю вышел гитарист.

И уже заканчивая короткое соло, он приподнял инструмент над собой. Неподвижно стоявший рядом певец повернул почти наголо бритую голову и поднес ладони к губам, с силой выдохнув воздух. Усы, украшавшие его худое и усталое лицо, дернулись и сжались. Гитара вспыхнула синим, необычным пламенем.

Сергей смотрел на происходящее ненормально расширенными зрачками. Он знал эту песню. Он слышал ее раньше. Но слишком большое «Но!» глухо, как удары молотка по картонному ящику, било его. Как пьяный, осознающий, что он пьян, Сергей прекрасно осознавал, что сошел с ума. Когда кончится музыка, он будет пускать пену и пузырящуюся слюну со рта, размазывая ее руками. Он словно падал в бездну, падал вместе со звездами, падал, кувыркаясь и хохоча. Сейчас будет дно и он разобьется. Сейчас вырвутся на волю бабочки, разрывая сачки и отталкиваясь от иголок в музеях, все, все бабочки всех миров. Они унесут его на своих мохнатых крыльях...

My soul is painted like the wings of butterflies

Fairytales of yesterday will grow but never die

I can fly my friends!

И словно подтверждая смешавшиеся мысли Сергея, пестрые, быстрые тени взрывом взлетели вверх, исчезая над сценой. Миллионы бабочек, порхая крыльями, создавали цветные сияющие потоки, похожие на схематические закрученные линии ДНК. Огонь в чашах трепетал, танцуя под воздушным потоком.

The show must go on!

Певец поднял обе руки над головой и слегка подпрыгнув, завис в воздухе, нарушая все законы физики.

The show must go on!

I`ll face it with the grin i`m never giving in

On with the show!

И снова гитарист, встав на одно колено, вызвал целый вихрь мелодий. Пространство над сценой просветлело и стали видны облака: тяжелые, насупившиеся, идущие быстро. Молнии лизали горящую гитару, тучи сыпали искрами и кометы взрывались где-то высоко, дергая длинными зелеными хвостами.

I`ll top the bill i`ll overkill

I have to find the will to carry on

On with the show!

Show!!!

Зрелище достигло апогея. Снова появившиеся звезды кружились, как пыль, поднятая ветром. Горящая гитара, жалобно застонав, полетела прямо в пустой зал, оставляя за собой след дыма, похожий на шлейф самолета в ясном небе.

Сергей медленно осел вниз, на землю, но никто из окружающих этого не заметил. Руки его дергались, как у старого немощного человека. Странная, пульсирующая мысль билась в его голове, прыгая, как пластмассовый тенисный шарик, мысль нелепая и покоя не дающая: мне только восемнадцать, мне уже восемнадцать, мне только... А много глубже, в могучих свернутых клубках подсознательного ехидно хохотали выбирающиеся из разломанных клеток инстинкты, рушились все заслоны безопасности, что-то багряное подступало к глазам и делало все тягучим и до ужаса скучным, однообразным, что-то постороннее, доселе непознанное, вторгалось, а что-то и бежало – дико, без оглядки; сознание, покидая свои заставы, исступленно рубило все канаты, сжигало все мосты и голос,

принадлежавший могущественному неизвестному, тихо и с упреком вещал последние распоряжения... Сесть ровно... Не упасть... Руки скрестить... Голову откинуть и держать ровно... Вопросы с ответами и без них, сотни как, почему и кто маленькими иглами прокалывали мозг, как подушечку для булавок.

The show must go on!

И все. Гитара грохнулась на землю и исчезла в столбе серого, густого, как кисель, дыма. Струны почти одновременно лопнули, слившись в унисон в последнем, финальном аккорде. Краски

Go on...

потускнели, как на выцветшей картинке, пролежавшей слишком долго на солнечном свете. Занавес, бесформенно покоившийся по краям сцены, надулся и медленно, вновь нарушая

Go on...

все законы физики, полез вверх, как виноградная лоза, цепляясь за невидимые нити. Молнии

Go on...

растворились и утонули в тающих, как мороженое на ярком солнце, звездах. Небо

Go on...

потемнело и исчезло, оставив начинающие проявляться контуры большого балагана с дивными

Go on...

зрителями. Занавес снова полностью выглядел так, как будто он всегда висел на гардинах, не совершая ничего

Go on...

подозрительного. Невидимые руки задернули его, скрыв бардовым полотном фигуры музыкантов-лицедеев. Происходившее

Go on.. .

напоминало гигантскую фотографию, сделанную моментальной камерой «Polaroid», с проявляющимся фокусом и вещами, которые медленно становятся на свои места из белой дымки. Сцена теперь

Go on...

выглядела в точности такой, какой ее увидели впервые четверо незванных гостей. Голос, исчезающий, затихающий и такой

Go on...

далекий размывался, как намоченная в воде нежная акварель.

Шоу окончено.