Бич

 

 

 

Мне никогда не везло в личной жизни. Никогда. Много раз я задавала себе вопрос: почему? Но честно ответить не получалось. Ответа не было: я его попросту не знала.

Два моих законных брака рассыпались, как засохшие лепестки розы, забытой в вазе. Мужья исчезали тихо, без скандалов, торопливо выбирая из платяного шкафа только свои вещи. Забывая в ванной зубные щётки и тапочки в прихожей, они уходили, в основном, когда меня не было дома. Ни записки, ни объяснений, ни прощального «прости – прощай». Расставание проходило исключительно по-английски. Встречаясь на официальной церемонии расторжения брака, мало-мальски понятного объяснения я ни разу не получила. Сбегали и законные мужья, и гражданские. Переживала я это болезненно, утопая в слезах-соплях. Но одну закономерность из всех этих опытов для себя всё-таки вывела: мужик со мной не приживается. В чём дело – этот ребус разгадать было не под силу. Почему всегда наступала на одни и те же грабли? По какому заколдованному кругу я ходила? Почему не могла разглядеть, ёлки зелёные, свет в конце тоннеля? Может быть, и света уже не было?

После неудавшихся многочисленных попыток свить гнездо, я поняла, что семьи мне не построить, и наше общество станет беднее ещё на одну ячейку. Родить для себя ребёнка не было проблемой, но было одно НО, через которое я никогда не перешагну. Сама я выросла с мамой, отец ушёл, когда до моего рождения оставалось несколько месяцев. Почему он нас бросил, не знаю. Мама об этом не рассказывала, на мои расспросы всегда коротко однозначно бросала: «Подлец». В глубоком детстве, не зная значения этого слова, была уверена, что это настоящее имя моего папы. А я всю жизнь мечтала иметь отца или хотя бы старшего брата. Мне так хотелось гордо сказать ребятам во дворе: «А мой папа…» или позвать на помощь брата, когда мальчишки больно дёргали за косы. Свою ущербность я чувствовала всю жизнь, и обрекать собственного ребёнка на такие муки не собиралась. Кто-то может со мной и не согласиться, но я твёрдо убеждена: у ребёнка должен быть отец! Ребёнок должен жить в полной семье!

Как только, закончив ВУЗ, начала работать, ни одного дня ни у кого не сидела на шее. По карьерной лестнице поднялась до замдиректора крупной фирмы. Сама купила и обставила квартиру, дом у меня «полная чаша». Вкусом и, таким редким в наше время, чувством меры Бог тоже не обидел, поэтому, что-что, а хорошо выглядеть я всегда умею. Много читаю, люблю театр, музыку. Необразованной дурой себя не считаю, потому что времени для самообразования было много. Одиночество этому очень способствует. Не скажу, что не нравлюсь мужикам, ухажёров всегда хватает и хватало. Редко, когда с вечеринки я возвращаюсь одна. Мужчины меня никогда взглядом не пропустят, но и серьёзных отношений хватает, максимум, на месяц.

Я уже на всё махнула рукой. Ведь взаимная любовь – это подарок судьбы, но какова судьба – таков и подарок.

 

Дни бежали, и жизнь проходила так быстро, как будто ей со мной было неинтересно. Моя родная подруга Иринка, как капитан тонущего корабля, была всё время рядом, не бежала от моих проблем к своим семейным заботам. Она активно пыталась что-то изменить к лучшему в моей личной жизни: от выпитого чёрного молотого кофе у меня начиналась изжога, я стала различать карточные масти, в которых раньше ничего не понимала. Всех гадалок нашего городка, к которым, не взирая на мои протесты, таскала меня подружка, я уже знала в лицо. Как будто сговорившись, эти дамы рассказывали о неземной любви, которую я внезапно встречу, и о благородном короле, для которого стану смыслом всей его долгой счастливой семейной, со мной, естественно, в паре, жизни. Но чем дальше, тем отчётливее я понимала, что всё это ерунда. Иринка даже возила меня по осенней распутице в глухую деревню к бабушке, которая полчаса била земные поклоны Боженьке и, снарядив меня баллоном наговорённой водички, велела приехать ещё несколько раз. Воду я всю послушно выпила, свято веря в чудо, но чуда не случилось.

Никуда, конечно, больше не поехала. Все вечера проводила дома, заедая «горе» шоколадом. Ирка, сидя напротив, в кресле, пристально на меня смотрела и о чём-то думала. У меня не было настроения, очень хотелось зареветь, тем более что приближался Новый год. А я опять одна, снова одна…

– Не переживай. До Нового года две недели, всё ещё изменится.

– Нет, Ирчи. Наверное, когда Бог наверху семейное счастье распределял, я в очереди не стояла. Не судьба.

– Не болтай глупости. Ты сильная, надо держаться. Главное жива, здорова. Вон, в журналах пишут, тётки и в семьдесят замуж выходят. Какие твои годы!

– Добрая ты моя! Езжай-ка домой, пока я тебе не нахамила…

От Иркиной жалости мне стало ещё хуже и, выпроводив её, поняла, что срочно надо чем-то заняться, иначе депрессия снова затопит слезами мою душу. Подошла к шкафу, стала наводить порядок среди вещей и увидела новую, ещё с этикеткой, дублёную куртку, которую подарила своему последнему сердечному другу, а тот второпях её забыл. Я сорвала дублёнку с вешалки, скомкала и выскочила из квартиры.

С недавнего времени у нас в подъезде поселился бомж. Появлялся он только поздно вечером, когда обитатели дома, вернувшись с работы, уже отдыхали. Забивался под лестницу, поближе к батарее, и никому не показывался на глаза, никому не мешал. Покидал тёплый подъезд утром, до того, как первые жильцы выходили из квартир, поэтому шума из-за него никто не поднимал. Уборщица частенько выбрасывала картонки, которые служили бомжу постелью, но он снова натаскивал их от соседнего магазина.

На улице холодало с каждым днём, декабрь пробовал свои силы, ночью припорашивая первым рыхлым снежком город, затягивая хрупкой слюдой лужицы.

 

Как была, в тапках, я спустилась на первый этаж, прижав к себе мягкий тёплый ком. На площадке было светло, в подлестничный полумрак нырять мне не хотелось, поэтому тихонько позвала:

– Бомж, ты здесь? Выгляни на минутку.

Послышался глухой кашель, возня и, наконец, он выглянул из своего угла. Впервые я увидела его так близко. Заросший чёрной бородой по самые глаза, довольно высокий, широкоплечий, какой-то крупногабаритный, он стоял и смотрел на меня исподлобья вопросительным взглядом.

– Слышь, бомж…

– Я не бомж, а БИЧ.

От удивления я замолчала. От него не несло запахом помойки и перегара, голос был скорее простуженный, чем пропитый.

– А какая разница?

– БИЧ – это бывший интеллигентный человек, хотя интеллигент не может быть бывшим. Но меня так прозвали.

– Надо же! Слышь, не побрезгуешь курткой? Она новая, ненадёванная.

Развернув обнову, глядя то на него, то на куртку, прикидывала на глаз, подойдёт ли по размеру. Он неожиданно подошёл так близко, что я шарахнулась в сторону и упала бы, зацепившись ногой за ногу, если бы он не подхватил меня. Молча взял из рук куртку, кивнул и ушёл к себе под лестницу.

Пулей взлетев на второй этаж, я не могла отдышаться и долго стояла, прислонившись спиной к своей двери. Удары сердца отдавали в виски, в затылок, а талия помнила тепло и силу его руки.

Утром я проснулась рано и почему-то подошла к окну. Смотрела во двор, с каждой минутой светлеющий от наступающего дня. Просто смотрела или кого-то высматривала? Знакомая широкоплечая фигура, немного сутулясь, пошла от дома по дорожке. Знакомая фигура в знакомой куртке. С тихим ужасом я подумала о том, что уже докатилась до бомжей, потом сама же себя поправила, до бичей.

 

День закрутил рутиной будничных дел и отвлёк от невесёлых мыслей. После обеда позвонила Ирина и загадочно сообщила, что ровно в шесть ждёт меня по определённому адресу. Куда мы идём и зачем, сказано не было, но по тону я догадалась, что это очередная авантюра, состряпанная моей подругой, чтобы хоть как-то облегчить мою незамужнюю жизнь.

Ровно в назначенное время, послушно поджидая вечно опаздывающую Иринку, я вышагивала перед витриной магазина «Меха», поглядывая на шикарную шубу из голубой норки, кокетливо наброшенную на плечи манекена. Шальная мысль купить это рукотворное дорогущее чудо всё больше занимала мою голову. Поэтому подбежавшую запыхавшуюся подругу я ругать за опоздание не стала, мне было не до неё. Ирка потащила меня на противоположную сторону улицы, к какому-то небольшому особняку, а я всё сворачивала шею, оборачиваясь на витрину. Мы вошли в фойе, оставили у приторно-приветливой девушки-администратора свои пальто и направились по длинному, выдержанному в стиле hi-tech, коридору. Только сейчас, оглядевшись, я накинулась с вопросами на свою спутницу, но было уже поздно. Иринка молча впихнула меня в какую-то дверь и вошла следом, отрезая собой путь к бегству.

В комнате похожей на гостиную стояло много мягкой мебели, за небольшим столиком расположилась элегантная дама в возрасте. Она приветливо кивнула, приглашая подойти ближе. Потом представилась и, оказалось, что это – известный в городе психотерапевт. Мягко выводя меня на беседу, она разговаривала со мной, как с душевнобольной, обещала помочь в решении моих проблем, объяснить причину ошибок. Механически отвечая на её, как мне показалось, странные вопросы о моих вкусовых, цветовых, литературных пристрастиях, я думала о том, брать мне шубу или нет. Серьёзно эту тётку не воспринимала, в её методику не верила, поэтому и не напрягалась. Ира сидела тут же и что-то строчила в блокнот, не надеясь на свою память. После двухчасовой беседы терапевт по психике рассказала всё о моём характере, сыпала терминами, объясняя мою невезуху, и надавала кучу советов, как поменять ситуацию в лучшую сторону. Всё это мне уже порядком надоело, и я с нетерпением тоскливо посматривала на дверь. Наконец, она встала, показывая этим, что приём закончен. Я быстренько метнулась к выходу, на ходу благодаря её и опасаясь, что она задержит нас, что-нибудь ещё вспомнив. Уже на улице я запоздало принялась отчитывать Ирку:

– Чего ещё выдумала? В следующий раз куда попрёмся?

– Я во всём разобралась, до меня дошло, в чём твоя проблема. А ты поняла?

– Поняла бы, если бы слушала… Ирчи, там такая шуба продаётся… Сказка.

Я мечтательно закатила глаза, уже представляя, как буду выглядеть в голубой норке. Иринка тяжело вздохнула и посмотрела на меня полным укора взглядом.

– Тебе, Олюнчик, подарю на Новый год собаку. Однозначно собаку, не кошку… Кошка всегда сама по себе, а собака – преданное животное.

– Ир, может, вернёмся, твою голову полечим? Какие собаки-кошки? Что мне с ними делать? Да и когда? Я же работаю!

– Ничего, все работают, – не унималась Ирка, – у тебя море нерастраченной любви, вот ты этой любовью мужиков душишь, пеленаешь заботой и нянчишь. Есть жёны-любовницы и жёны-матери. Ты – мать. Причём, в самом жёстком варианте. Вот мужик и бежит, чтобы не утонуть в твоей опеке, не захлебнуться твоей любовью. Поняла? Будешь нянчить собаку, надо же куда-то пристроить такое душевное богатство.

Я остановилась, и смысл Иринкиных слов развернулся передо мной как цветастый веер. Молниеносно реагируя на сказанное, память услужливо спроецировала моменты, в которых её доводы оказались чистой, как слеза сиротки, правдой. Мы стояли, глядя друг на друга.

– Ну, что? Поняла свои косяки? Теперь знаешь, что надо делать?

– Ага. Купить ту шикарную шубу…

Открыв рот, подруга так ничего и не сказала, только постучала костяшками согнутых пальцев по моему лбу.

 

На корпоративную новогоднюю вечеринку я заявилась в новом стильном костюме. Сделала шикарный маникюр, причёску. Всё это народ кое-как пережил, но моя шуба сразила весь наш коллектив. Я веселилась от души, видя их натянуто-кислые лица: такой покупке стоило позавидовать! Весь вечер за мной роились наши гости, приглашённые представители организаций-партнёров, коллеги-мужчины баловали небывалым вниманием. Я была в ударе: сыпала остроумными шутками, зажигательно отплясывала и даже спела несколько романсов, подыгрывая себе на пианино.

А потом мне стало скучно, даже тоскливо. Щемящая грусть, которую не вспугнула ни громкая весёлая музыка, ни смех, жёсткой рукой до боли сжала сердце. Выйдя в дамскую комнату, по сотовому вызвала такси. Оделась и выскользнула на улицу. Моего отсутствия даже не заметили, никто не кинулся за мной вдогонку. От этого ещё гаже стало на душе.

Расплатившись с таксистом, я вошла в плохо освещённый двор. Уже подходя к подъезду, заметила в углу пару красных сигаретных огоньков. Как-то сразу стало не по себе, когда два тёмных силуэта двинулись на меня. Я встала как вкопанная. На слабоосвещённый пятачок из темноты выходили чужие мужики, которых я ни разу здесь не видела. Один из кармана что-то достал, и по щелчку выбрасываемого лезвия, догадалась, что это нож.

– Ребята, давайте по-хорошему. Чего вам надо? Лучше пропустите меня, а то я сейчас закричу, муж выскочит. Он у меня прокурор, и вам мало не покажется…

Я несла чушь, пытаясь как-то с ними договориться, но они молча наступали. О попытке удрать не могло быть и речи, потому что на десятисантиметровых шпильках далеко не убежишь. Сдаваться просто так я тоже не собиралась, поэтому и стала громко кричать, надеясь на помощь соседей. Грабители бросились ко мне, как по команде. Один вцепился в сумку и стал её тянуть на себя, второй пытался закрыть мне рукой рот. Я кричала, используя всю мощь своих голосовых связок, но ни одно окно не открылось, и нигде не зажёгся свет, как будто во дворе ничего не происходило или в доме все вымерли. Бороться с двумя громилами нелегко, и стало ясно, что скоро мне наступит конец. Внезапно один мужик от меня отлетел, второй, тянувший сумку, тоже ослабил хватку. Воспользовавшись этим, мгновенно развернулась и двинула согнутым коленом ему в пах, как когда-то учил Иркин муж. Мужик охнул, осел. Я бросилась ко второму, который с кем-то сцепился. Они катались по асфальту, а я молотила своей многострадальной сумкой, не зная, кому достаётся от меня: нападавшему или неизвестному защитнику. При этом я орала, не умолкая ни на минуту: «Помогите! Милиция! Убивают!» Второй немного оклемался и набросился сзади, пытаясь сорвать с меня шубу. Не на ту напал, голубчик! Неизвестно, откуда взялись силы, потому что я так ударила его локтём в живот, что тот застонал и повалился набок. Один из возившихся на земле вдруг громко вскрикнул, а второй, резво отскочив в сторону, бросился к своему подельнику, корчившемуся от боли, подхватил его и поволок со двора. Мой защитник лежал, не шевелясь. Я подбежала, бухнулась рядом с ним на колени и только тут разглядела знакомую куртку. Бич лежал без движения, а по светлой замше расплывалось тёмное пятно. Ползая рядом по грязи, лихорадочно вспоминала начальный курс ГО, на котором нас, студентов, обучали, как оказать первую помощь пострадавшему. Но вот о ножевых ранениях что-то ничего не припоминалось. Добраться до раны было нелегко, мешали его многочисленные одёжки, под дублёнкой оказалась даже старая, потрескавшаяся кожаная куртка, в которой его всегда видели. Отрывая от своей моднющей батистовой кофты лоскут, я пыталась остановить кровь, щедро сочившуюся сквозь мои пальцы. Он уже, по-моему, даже не дышал. Приподняв одной рукой с земли его голову, второй зажимая рану на животе, я рыдала на весь двор, на весь город, на всю планету:

– Бич, миленький, не умирай! Потерпи, сейчас «скорая» приедет! Не бросай меня, Бич!

Я причитала, как обычная баба, оплакивающая потерю мужа. Выла и уговаривала, упрашивала, умоляла.

Слёзы лились рекой, смешиваясь с дорогой косметикой и разъедая кожу. Шикарная шуба, запачканная грязью, темнела пятнами его крови. Но мне было на неё глубоко плевать. Умирал человек, имени которого я даже не знала. Единственный человек, бесстрашно бросившийся ко мне на помощь, спасший мне жизнь. Я наклонилась к бородатому лицу, прижалась щекой к холодному лбу и вдруг услышала слабый шёпот:

«Чего же ты так воешь? Оглохнуть можно. Не волнуйся, я живучий»…

Во двор, освещая нас мигалкой, въезжала машина. Какой-то идиот вместо «скорой» вызвал милицию. Как я и просила…