Ни у какого не Петра, не Петровича было имя Иван Иванович. Но все, по каким-то непонятным для Ивана Ивановича причинам, звали его Петром Петровичем. Иван Иванович на них ужасно обижался за это и говорил им злые гадости, на вроде того – “подлецы”.
Но больше всего Иван Иванович огорчался, когда любимая кошка использовала его ботинки в качестве ночного горшка. Всякий раз утром Иван Ивановичу приходилось выливать из них всю ночную мочу любимой скотины и топить эту пушистую тварь в унитазе с ее же собственной мочой. Однако, на следующее утро ситуация повторялась. И в один прекрасный день Иван Иванович – светлая голова решил кардинально изменить свою унылую жизнь.
И все бы было складно, да гладко, но окружающие, видя, как страдает уважаемый человек Иван Иванович от обид и унижений, решили изменить свое поведение по отношению к Ивану Ивановичу и никогда более не называть его Петром Петровичем. И даже кошка осознав всю пагубность и тлетворность своих ночных, мокрых дел, решила поступиться принципами и ходить по нужде только туда, куда ходит ее хозяин.
Проснувшись утром Иван Иванович сказал себе: “Отныне и вовеки вечные я ни какой не Иван Иванович, а вовсе даже Петр Петрович и этому ужасно рад!” Он вдруг почувствовал необыкновенный прилив положительной энергии и во весь рот улыбнулся отражавшемуся в зеркале Петру Петровичу. “Затем – продолжил он, не переставая улыбаться – я больше не буду топить котика, пусть ходит в мои башмаки если нравиться”. Петр Петрович встал и как обычно отправился выливать из своих ботинок кошачью мочу. Но каково было его изумление, когда он обнаружил, точнее не обнаружил в своей обуви ни чего, кроме стойкого въевшегося запаха кошачьих сяк. Киска сидела рядом и мурлыкала, смотря влюбленными глазами на медленно сползающую улыбку на лице хозяина.
Петр Петрович аккуратно взял кошку и усадил в башмак.
– Давай пописяй.
Но мохнатое четвероногое тут же из него выпрыгнуло. Петр Петрович взял вредное существо за шкирку и усадил в башмак.
– Ссы – повысив голос сказал он.
Но результат был то же, как и в первый раз, кошка выпрыгнула из вонючего ботинка и принялась тереться о ногу хозяина, на отрез отказываясь гадить в его обувь. На сорок пятой минуте бездейственного принуждения Петр Петрович сорвался и изменил данному Иван Ивановичем Петру Петровичу обещанию. В порыве ярости он схватил ласково мурлыкающее животное за хвост и со всей дури долбанул его о стенку и затем утопил в унитазе вместе с ботинками. Унитаз ни как не ожидал от Петра Петровича такого циничного поступка и что бы хоть как-то отомстить ему за убийство столь любимого существа, которое каждое утро нежно щекотала его бока своим пушистым мехом, засорился. Петр Петрович, трясясь от ярости и возмущения, так отругал унитаз, что даже сам поразился чудовищной беспардонности своих слов, к которым унитаз в отличие от Петра Петровича остался равнодушен.
– Так, надо держать себя в руках – попытался успокоиться Петр Петрович, пнул унитаз и вышел из туалета.
– Ну ничего, ничего – подбадривал себя Петр Петрович выходя из подъезда на улицу, где столкнулся нос к носу с соседом по лестничной площадке.
– Привет Иван Иванович! – подмигнул ему сосед.
У Петра Петровича кольнуло сердце. Он почувствовал как из недр его нутра, словно лава из вулкана, поднимается звериная ярость.
Невероятными внутренними усилиями Петр Петрович погасил очаг возгорания и молча, словно не замечая соседа прошел мимо.
Сидящие на лавочке старушки, увидев Петра Петровича хором поприветствовали его.
– Здравствуйте Иван Иванович! В магазин решили прогуляться?
Пожар потушенный секунду назад, вспыхнул с новой невообразимой силой и его уже было не унять.
Глаза Петра Петровича налились кровью словно у породистого испанского быка, ладони сжались в кулаки и он решительный и безудержный как танк попер на старушек. Но вдруг остановился, повернулся и решительно двинулся по направлению к открывающему дверь в подъезд соседу.
Со всего размаху Петр Петрович заехал обидчику в ухо. Удар был произведен с такой чудовищной силой, что сосед в то же мгновение, словно карточный домик, рухнул на землю. Трясясь от гнева Петр Петрович наклонился над поверженным врагом и заорал ему в поврежденное ухо.
– Я Петр Петрович, Петр Петрович. Ты понял меня недоносок хренов. Повтори кто я.
В голове хренова недоноска творилось нечто невообразимое, все звенело и булькало, какая-то неописуемая скрежещущая пустота разрасталась, разрывая изнутри черепушку. Мыслей не было ни каких, они либо вылетели, либо попросту подохли от сотрясения.
– Ты че Иван Иваныч спятил? – заорал ничего не понимающий сосед лишенный напрочь мыслей и слуха. Петр Петрович со всего маха заехал поверженному, но не покоренному, тупому, как осел врагу, ногой в живот.
– Петр Петрович, урод. Называй меня, урод, Петр Петрович.
После пяти минут методичного пинания Петром Петровичем футбольного мяча именуемого в свою бытность соседом, последний лишился всякой надежды называть кого либо, кем либо. Он попросту умер.
Закончив с соседом Петр Петрович устремил свой хищнический, жаждущий мщения взгляд на старушек. Однако к этому времени они уже успели ретироваться.
Петр Петрович расстроенный отсутствием старушек в последний раз пнул бездыханное тело соседа, походившее к этому времени на некий мешок с непотребностью, и пошел себе в магазин. Но в магазин Петр Петрович так и не попал, а попал Петр Петрович под машину.
P.S.
Летая над собственным телом, безмятежно покоящимся в гробу, Петр Петрович материл и бил всех прощающихся с ним. Он так громко кричал, что его зовут Петр Петрович, а вовсе не Иван Иваныч, что напрочь сорвал голос, за что и был отправлен на излечение в рай, ну уж а потом видно будет.
