Приехал Ваня из города, впечатлений привез – вагон и маленькую тележку. Мы, мужики, как водится вокруг него уселись, пахитосками задымили, принялись значит слушать. Ваня начал с главного.
– Был, – говорит – я мужики там в секс-шопе.
– В какой? – спрашивает его слегка тугой на ухо Митрич.
– Сам ты в какой – обиделся Ваня и добавил – деревня.
А мы ему – Ты Иван чем зубы та скалить объяснил бы нам малограмотным, что это за шопа такая и кто там водится?
– Ладно – говорит Ваня, нос к верху задрал, будь-то академик плешивый и эдак на нас смотрит с верху вниз – это так магазин называют на иностранный манер – шоп значит, ну а что такое секс я думаю тебе Митрич не надобно объяснять.
Митрич глянул на Ваню, замялся слегка и говорит – не надо Ванюш, я этого, того, хоть и мало, но в школу то хаживал и по географии у меня твердая четверка была, да я практически по географии то первой в классе был после Федьки то покойничка.
– Ну тады ладно – говорит Иван – так вот, в этом секс-шопе прям чудеса продают.
– По скольке кило Вань в одни руки отпускают?
– Уймись Митрич – накинулись мы на старика – говорят, же тебе чудеса, какие кило?
– А чего же их в литрах что ль дают, эти чудеса ваши?
Мы все вопросительно посмотрели на Ваню, что бы разъяснил, что к чему.
– Ой, деревня вы деревня – сказал Иван – в бутыльках их продают. Пару капель капаешь в чай себе и бабе своей и не спите всю ночь.
– Экие чудеса – говорит Митрич – я хоть с бабой, хоть без бабы на утре только и засыпаю – бессонница окаянная. Ежели бы там чего ни будь что бы спалось сладко давали, вот это я понимаю. А то что б не спать…
– Это Митрич не для тебя чудеса, ты уж свое отчудил – не дав договорить перебил его Ваня.
Тут на помощь Митричу пришел Петр – тракторист передовик, молодой человек в самом расцвете сил и лет.
– Митрич правильно говорит – возмущенно произнес он – что это за чудеса такие до утра не спать. С моей Клавкой и без этих капель твоих фиг уснешь, а с утра за трактор в поле, а какая работа если ночь не спамши, глаза слипаются, состояние как с похмелюги. Нет уж по ночам надо спать – подвел он итого своей блистательной речи.
С Петром были солидарны почти все мужики, окромя молодого Колюни.
– А чего – сказал Колюня – по моему даже очень ничего.
– Да тебе то ясный молодец, надобно и без капель по три, четыре суток бодрствовать с девками то – встрял Митрич – я в твои годы бывало ох-ох-хо.
– Ну ладно, ладно – замялся Иван, еще там, ну в общем, в основном конечно для баб в большей степени.
– Кастрюли что ль какие – полюбопытствовал Митрич – аль там панталоны ихняя продают?
– Сам ты Митрич панталоны, вечно не дослушает и перебивает.
– А ты не скалься, а расскажи че там для баб, какие скалки-скакалки?
– То-то оно – говорит Ваня – что скакалки, штука такая там продается с батарейкой и трясется, как Петька в тракторе, только уж больно здоровая, на диво, штука то.
– Да, что это, едрит твою за штука то такая? Чего ты тут нам загадки гадаешь, говори прямо, что за штука прыгает на батарейках для баб? Высоко, далеко, куда она прыгает и на кой черт она вообще нужна?
– Что, что – разобиделся Иван – а то чем детей делают, но этот, прах его забери, размеров бычьих, ужас просто. Я как это дело увидел, аж обомлел, чего это думаю они с ентой штуковиной делают то, разве, что тесто им раскатывать. И чего, спрашиваю продавщицу, берут. Берут, говорит, хорошо идет. Ну и ну думаю, совсем городские бабы без мужиков одичали, совсем озверели с быками спят.
Тут опять в разговор встрял Митрич.
– С быками спят, чего ж странного, у меня вон Нюрка, старая кочерга, день и ночь с быками с этими забавляется, с фермы домой не загонишь, уж скоро глядишь и вовсе там поселится, нехай ее тудыт, остается.
– Да ты Митрич, опять не об том – усмехнулся Сашка – тебе говорят, что штуки эти размеров бычьих и бабы их для своего пользования, значит, покупают.
– Слышь, Вань, – хитро прищурив глаз, обратился к рассказчику Митрич – а дорого ль штука та ента стоит?
– Ты, че Митрич, я как на цену то глянул, меня чуть удар не схватил. За эту думаю резиновую дубину такие деньжищи отдавать, да я за такую сумму был бы рад хоть полгода трудиться для этой дамочки, день и ночь, ей богу.
– Ты, вот что, – говорит Митрич – я тут кумекаю, говоришь резиновые, а ежели мы им натур продукт предложим?
Все недоуменно посмотрели на Митрича.
– Я про другое – совершенно не смутившись продолжил Митрич – чего, быки то у нас имеются, да и нам мясо и им добро, а на вырученные деньги еще бычков прикупим, а и пойдет у нас ентот, как его в дышло – бизнес.
– Да ну тебя Митрич – махнул рукой Иван.
– А чего, ну то дело ведь, а мужики, чай там не один ентокий магазин, если им бычиные надобны, мать их. Вот ведь что значит городские девки, нехай дадим им бычьих.
Митрич разошелся не на шутку.
– Ладно, ладно, ты подожди минутку – умерил его пыл Колька – пусть уж до конца расскажет, что еще окромя бычьего там есть, да не для баб, а для нас – мужиков. А, Вань, есть там, говорю, для нас то чего?
– А как же – отвечает Иван – только вот уж и не знаю говорить, аль нет, а то Митрич опять начнет свои почему, да зачем.
– Да, нет Ваня не начнет – забормотали все в голос – давай, давай рассказывай.
А Митрич тем временем уж и не слушал Ивана, он полностью погрузился в думы.
– Ну да ладно, так и быть. Есть там, мужики и для нашего брата кое-что.
– Ну, не томи Ваня, что это такое, кое-что?
– Бабу там продают.
– Проститутка что ль какая – встрепенулся Митрич, позабыв в миг о добре бычьего племени.
– Да какая Митрич проститутка, когда надувная она?
– Какая? – хором спросили мы.
– Это чагой то аттракцион какой,– недоуменно спросил Митрич – кто вперед надует что ли, тому и баба, а после чего ж пои ее корми, так что ли?
– Если бы – улыбнулся Иван – а то вишь дело то какое, не надо ее не поить, не кормить.
– Так ведь помрет без пищи то, как пить дать, через неделю и окочуриться.
– Да не помрет, не боись, чего ей помирать то, не живая она.
– Едрит твою за ногу,– выругался Митрич – чавой то, мертвяками что ль там промышляют?
– Да не мертвяками – вновь взбеленился Иван – дай договорить то, черт неугомонный. Резиновая она, из резины то есть и все при ней, понял или нет, голова садовая.
– Тьфу ты, невидаль, резиновая, чего же им живых мало?
Тут в разговор встрял Колька, моложавый парень, полгода, как вернувшийся из армии.
– А че, здорово придумано, ни тебе поить ее не надо, ни уламывать до самого рассвета. А то на наших пока литра два самогонки не переведешь, так даже и касаться не смей. А как она в плане груди, а Вань?
– Грудь, что надо – одобряюще произнес Иван – хорошая такая грудь, самое то.
– Да, мужики – вздохнул Колька – вещь в хозяйстве нужная.
Тут по этому поводу вставил свое веское слово тракторист Петр.
– И чего же ты с этой лягушей делать станешь Колька, она тебе ни пожрать не приготовит, ни трусы твои грязные с рубашками потными не постирает, ни слова то ласкового от нее не услышишь.
– Ой, Петруха, тут ты не прав, уж лучше пусть молчит, а то вон моя, не жарче утюга, а как начнет стрекотать, так рот у нее и не закрывается. Я уж ее на ферму поскорее спроваживаю, мол иди там своим быкам головы забивай болтовней своей окаянной. А что до пожрать касательно, так я так скажу, много ли нашему брату мужику надобно, так ли эдак закусишь, было б чем и ладно. Вот на счет стирки это да, тут минус заметный, ну да можно ведь и в сухую стирать, ежели не знаете, так я научу. Носишь, носишь бельишко то, загрязнилось когда-то и брось его в уголок, затем другое на себя напяливай и носи сколь душе угодно и вновь его в уголок, когда значит испачкатся. А вот когда уж все переносил и в уголке кучка то хорошая заброзовалась, вот тут лезь, что называется в кучу енту и вздевай на себя что по чище, а замарается в другой угол кидай. Думать ж надо головой то.
– Так то оно так – возразил Колька – но на кой ляд она мне сдалась, когда я от своей отвязаться не могу.
– А ты вон ее Кольке предложи – усмехнулся Митрич – у него сил хоть отбавляй.
Петр приподнялся и зло зыркнул на старика.
– Знаешь, что Митрич, будь ты помоложе, я бы задницу тебе в раз надрал.
– Сопля зеленая, надрал бы он мне. Бык бешенный, на хрена такому голова нужна – встрепенулся словно петух Митрич – ты бы лучше, чем зубы мне показывать и о бабе своей думать, о резиновой покумекал бы малехо. В одной то дырке даже гвоздь и тот вон ржавеет. А тут нам подмога, устал от жены, захотелось чего ни будь эдакого, ты к Кольке, дай мол дней на пяток, бабенки то той, а ему что же жалко, она ж резиновая, чего ее жалеть, у ей окромя воздуха в нутрях посчитай и нет ничего, а стало быть ей все равно, а Кольке и подавно, не уж то к кукле ревновать станет. Опять же ты возьмешь ее по тайне от жены и на сеновале приходовать станешь, а женка застукает и на тебя, мол ирод окаянный, кабель эдакой изменяешь мне с шалавами, а ты бах затычку то из бабы, она и сдуется. Какая же такая тут измена то спрашивается, да никакой. Вот то-то и оно. Нужный агрегат, предлагаю скинуться и приобресть один экземпляр для деревни. И молодежь глядишь чему научится и старики не забудут.
– Больно уж скор ты Митрич – вдруг возразил ему Иван – тут же все обмозговать нужно, все прикинуть что к чему, нельзя вот так с кондачка решать, она не дешево стоит то.
– Не дороже самогонки, что на этих чертей уходит – вмешался Колька – уж лучше я ее сам пить буду, безо всякого ущерба в плане сексуальном, не сил, не времени терять не нужно будет на уламывание, мол дай, да дай.
– Ну уж и не знаю Коля – сказал Петр – а иногда, вот, хочется, что бы хоть немного да поломалась, азарт какой то возникает что ли. А то ляжет тебе екак бревнышко, давай мол действуй, так все желание сразу и пропадает. Нет не дело это, все-таки я вам мужики так скажу – лучше теплой бабы ничего не придумаешь.
– Глупый ты Петя мужик, хоть и в передовиках ходишь, а понять того не можешь – спокойно сказал Иван, состряпавши задумчивое выражение лица, – что она на все ее резиновое тело мастерица, как хочешь и где хочешь. Приспичило тебе в обед, достал ее из-под сидения своего трактора, надул и давай, поиграл, перевернул и опять играй, вот так то Петя. А затем сдул ее и в зад под сидение пристроил.
– Вот и я гутарю, надобно покумекать, да и скинуться на деревню то, одну купим да и хватит нам, куды их десять то, солить что ли.
– Да я после тебя Митрич, может брезгую – произнес, наполовину сломленный, от тотального прессинга односельчан, Петр.
– Ни хай, брезгует он, взял порошочек да помыл как следует и всего делов, и ни какой заразы от нее, не болезни там по этой части, ни чего другого.
– То-то и оно – подхватил Колька, а то с этими то – сначала поишь их, поишь, затем уламываешь всю ночь, а после раз и все ничего толком сделать не успел и за это все таблетки месяц глотай, а то и того хуже. Дело то не шуточное.
– А, лопнет? – попытался привести последний контраргумент тракторист.
– Заклеим, не мужик что ли, камеры небось клеишь и ни чего – парировал Митрич.
– Ну, ладно черти убедили – в конец сдался Петр.
– Ставлю на голосование – сказал Митрич и поднял руку. – Ну вот единогласно. Вань собирайся значит, поедешь за бабой резиновой.
– Собирайся – возмутился Иван – денег давайте, а голому собраться только подпоясаться.
– Денег то это оно конечно – замямлил Митрич – только ты это, Вань, внеси за меня пока что, а с пенсии, как пить дать, отдам.
– Ага, с пенсии, твоей пенсии то на ее ухо самый аккурат и хватит.
– Так что же это, я ее один что ли покупаю, в складчину ведь, все по уху, вот всю и справим.
Тут в разговор встрял Колька.
– Это, Вань, тут такое дело, порастратился я малость, ну там…, может и за меня грешным делом внесешь, а? Да ты не сомневайся с получки всю сумму сразу, до копейки, чес слово.
– Ого, с получки, ты лучше скажи, когда ты ее в последний раз видел то получку эту, посчитай уж года два денег то не дают.
– Да я, того самогоном отдам, у меня самогон то высший класс, не мне тебе рассказывать.
– Да на кой черт мне твой самогон то, у меня и свой, слава богу, имеется.
– А в прошлый раз, какого тогда лешего прибегал – опохмель, да опохмель, помираю, а как очухался так сразу и свой у него имеется.
– Да чего вы ко мне привязались, я только приехал, потратил все, бабе вон ребятишкам накупил, откуда взять то, я чай не председатель колхоза.
– А чего и то дело – встрепенулся Митрич – надо бы у Егорыча на это дело колхозных деньжат вытребовать, а мужики?
– Давай требуй – усмехнулся Колька – прям щас он тебе и отвалил, как пенсионеру на резиновую бабу, на мол дорогой Митрич, заслужил, пользуйся на всю твою оставшуюся жизнь.
– Жди – поддакнул Николаю Петр – у него навозу то не допросишься, не то что денег, да еще на бабу.
– Петя, а может? – попытался перевести разговор в иное русло Митрич.
– Э, нет, даже и не думайте, нет у меня денег.
– А может у жинки, а?
– Да ты че Митрич совсем уж, буду я у бабы деньги брать, что бы себе значит резиновую преобресть?
– Жмот ты, Петя. У меня бы были я бы сразу, не задумываясь дал.
– Ну так ты Митрич поскреби там по сусекам у своей то глядишь и наберешь.
– Да откудова у нее то, хвосты вон днями и ночами быкам крутит, какое там богатство. А хочешь, Петь мы тебе за резиновую навозу телегу справим, а?
– Утомил ты меня Митрич, сказал нет, значит нет и довольно об этом.
– А может скалымим на Петькином тракторе, вот и деньги будут? – предложил Иван.
– Да как ты скалымишь то?
– Как, как, вспахать чего ни будь, привести, еще там, всякое.
– Ты словно Ваня первый раз родился на свет, за этакую работенку кроме водки, да самогонки, отродясь ни кто ни чего не давал.
– Да знаю, знаю – сдался Иван.
– Эх, вы бойцы – произнес в сердцах раздосадованный Митрич – тащи Колька свою самогонку потопим мечту свою в хмельном угаре.
Колька быстро сбегал и принес трех литровую банку, чистой как слеза хмельной жидкости крепостью в 70 градусов. Пили молча, каждый думал о своем.
После третьего стакана Иван нарушил тоскливое молчание.
– А на кой хрен она нам, эта лягуша резиновая, да и страшная она, как смерть.
– Вот и я думаю – сказал захмелевший Колька – хоть и не пьет она, а все равно баба она и есть баба, хоть и резиновая, а все одно шлюха.
– Да и на кой черт они нам вообще сдались – забасил тракторист Петр – ни сна от них, ни отдыха, там прибей, тут принеси, туда сходи.
– Вот то-то и оно – подвел всему итог Митрич – одно зло от баб, вечно они изводят занудством своим хороших людей, самое место им в магазине, да на ферме, хоть резиновая, хоть деревянная, а хошь какая, баба то она и есть баба, хуже черта, что б ей пусто было. Давайте-ка лучше выпьем за нас мужиков, а на них предлагаю положить, хоть и не бычий, а наш крестьянский, человеческий х..й.
