Все персонажи данного рассказа являются вымышленными. Любое сходство с реальными лицами является случайным и не преднамеренным.
Посвящается Кулликовой О.
Часть 1. Мале Бжик и его головы. Жил был Мале Бжик и был он велик, как не многие из великих, и равных ему в его величии почти не было. И было у Мале Бжика шесть голов и две по половинке. Головы Мале Бжику совсем не мешали, он даже иногда гордился ими, если был не в бане. Баню Мале Бжик презирал так как никогда не расставался со своей любимой бас балалайкой, на которой в три глотки орал свои решительные песни, которые, в свою очередь, вычитывал из актуальных газет и журналов одновременно. Конечно же он не был Александром Македонским, он был Мале Бжиком, что не менее важно в наше суровое житье бытье и в этом ему помогали головы. У Мале Бжика была излюбленная пословица, которая ни днем, ни ночью не сходила с двух его уст. Она являла как бы кредо Мале Бжика и была словно некая повинность у всех голов принадлежащих этой титанической личности. Две караульные головы должны были в унисон, не создавая диссонансов звучания, повторять – “Одна голова – хорошо, две – лучше, а шесть – ха-ха-ха – превосходно”.
Головы сами по себе занимались каждая своим делом: одна спала; другая пела; третья плевалась; четвертая непрестанно бредила строительным мусором и требовала каску; пятая внимательно наблюдала за происходящим, изредка критически высказываясь всего лишь одним единственным, но не вполне благозвучным словом, берущим начало со второй буквы русского алфавита; шестая голова обладала огромных размеров языком с помощью которого постоянно ухаживала за своими и соседними ноздрями, постоянно жуя, пережевывая склизкие продукты их жизнедеятельности.
Все головы водке предпочитали пиво, ни чуть не заботясь о мочевом пузыре Мале Бжика, который нужно сказать, без лишней скромности, страдал и страдал жестоко. Как только в поле зрения голов оказывался хмельной, покрытый пенной шапкой, напиток, как тут же они, все разом, бросали свои насущные дела и принимались употреблять данный продукт ни сколько не заботясь о состоянии всего организма Мале Бжика. И лишь две печальные половинчатые головы грустили, как никогда.
Нельзя сказать, что головы Мале Бжика вели стадный образ жизни – это было бы в корне ошибочно, скорее это был племенной союз, где каждая отдельно взятая голова несла некую функциональную нагрузку, а вместе делали общее дело на благо Мале Бжика. И лишь две половинчатые головы не имели ни прав, ни обязанностей в силу своей неполноценности. Они лишь занимали место на широких плечах хозяина. И чего уж там кривить душой, угнетали Мале Бжика и раздражали своим присутствием трудолюбивые полноценные головы. В часы отчаяния Мале Бжик в тайне помышлял о том, что бы удавить во сне басовой струной эти две бесполезные головы. Но ему мешало то что эти половинчатые никогда не спали и вообще отвергали возможность сна, не говоря уже о сновидениях и тем паче теоретических выкладках ненавистного Зигмунда, которого неполноценные не переваривали на дух. Шесть полноценных голов в тайне от Мале Бжика строили козни и плели сети заговора против семейного урода в лице двух половинчатых голов.
Часть 2. Визит Катьки Сё к Мале Бжику. Как-то раз к Мале Бжику пришла Катька Сё, его давняя подружка. Выпятив губы, она произнесла в знак приветствия, то что произносила всегда, увидев своего закадычного Мале Бжика.
– Канифольно мозга запухлярно выпячиваешь!
Головы почуяв знакомый запах Катькиного подлого нутра пришли в возбуждение и стали замышлять презлое. “Промедление смерти подобно” – электричеством пронеслось по шести черепкам, отчего глаза в этих черепках завращались с такой дикой скоростью, что Катька Сё, нужно отдать ей должное, перестала выпячивать губы, но рот закрыть побоялась. Из множества вращающихся глаз один все же не вращался. Он пристально хватал Катьку Сё за горло подтаскивал поближе и тыкал опухшей от пения мордой в выбивающиеся из стандартов половинки. После 35-го сталкивания Катькиной морды с Мале Бжикинскими полуголовинами и не получив ни какого, хоть самого малюсенького, эффекта, бдящее око решило внедриться в мозг тупоумной гусыни.
На шестом часу бурения Катькиного черепа, глаз обнаружил угреобразную извилину беспредметно разгуливавшую в пустошах Катькиного черепа.
– Эврика (что значит нашел) – сказал почерневший от натуги глаз, успевший завербовать глистообразную мозгу, проживающую в Катькином черепе, и вывалившись из гнезда издох.
– А что Мале Бжик подарит мне, на мой 82-х летний юбилей творческой деятельности? – в тот же момент словно пораженная шаровой молнией или посаженная голой задницей на муравейник, расположившийся вокруг кактуса, поросшего крапивой, заорала во всю свою луженую глотку Катька Сё, предоставив раскрасневшимся, набирающим вторую космическую скорость глазам приятеля заслуженный отдых.
– Ну, ну, ну, ну, ну…– сказал Мале Бжик – не знаю, не знаю, не знаю, не знаю, не зна…
– А подари-ка ты мне – крякнула Катька Сё не дав закончить, начинавшую стремительно развиваться, искрометную мысль Мале Бжика – эти головные аппендиксы. Они тебе все равно, что собаке Мерседес бенс, а мне приятно.
– Да ты что – возмутился Мале Бжик – да я же, это тебе того…
– А чего и в правду подари, хоть пустяк, а порадуешь. Значит решено.
– Ничего не решено (6 раз), чего это я тебе их буду дарить. Если у тебя 14 титек это не значит, что две из них ты должна подарить мне.
Последующие 4 часа Катька разыскивала свою, куда-то запропавшую, глистовую мозгу, и еще два дожидалась ее экскрементов, надрывно повторяя, с интервалом в пол секунды, первую букву русского алфавита.
Наконец дождавшись результата анализов головного угря произнесла.
– Хорошо, полторы титьки взамен на две половинчатые головы. И не спорь, у тебя явная не кондиция, а у меня первый сорт, высшее качество. Я думаю нет смысла рассказывать, ты и сам превосходно знаешь лицо моего товара. И еще – если на мой 82-х летний юбилей творческой деятельности не принесешь мне эти чертовы поуголовинки, останешься и без титек, и без…, в общем думай. Моего мужика ты знаешь. Все пока.
– Ну когда, – жалостливым голосом проскрежетал полный злорадства и надежно скрываемого самодовольства Мале Бжик – когда юбилей то?
– Завтра в 7 утра. Не опаздывай.
Ликование Мале Бжика не знало границ. Великий деятель искусств был счастлив, как бывает счастлив избавившийся от 8-ми дневного запора. Непревзойденный мастер интриг ликовал, ему без всякого труда, не беря в расчет геройски павший глаз, удалось не просто так впарить свои некондиционные головы, но при этом еще поиметь 1,5 Катькиных грудей, привлекающих к ней львиную долю фанатов. Мале Бжик уже в тайне составлял процентную пропорцию оттока почитателей Катькиного таланта и возрастающее количество у себя.
В 7 утра Мале Бжик появился у Катьки Сё. В 7 05 Катька Сё имела две Мале Бжикинские половинчатые головы. В7. 10 Катька Сё осиротела на 1,5 титек, с грустью размышляя о функциональном применении некондиционных голов.
Часть 3. 82-х летний юбилей Катьки Сё. На юбилей собрался весь свет общества. Катьку просто завалили подарками.
Ей подарили новый еще не запатентованный музы-кальный инструмент. Простота конструкции и при этом выразительность звука просто поразили всех. Состоял этот инструмент из обычного эмалированного таза заполненного водой. Для исполнения музы-кальных партий требовалось погрузить одну из частей тела, в данном случае – заднюю часть музыканта, исполняющего ту или иную мелодию и выбирая тон и ритм опираясь на природное музы-кальное чутье и слух, натужно выпускать из себя воздух, погруженной в воду частью организма. Эффект был потрясающим. Музыку можно было не только услышать, но и увидеть в виде нот облаченных в пузыри. Новый инструмент был тут же опробован Катькой Сё. Она исполнила дивную увертюру своего сочинения. После чего еще 15 раз ее вызывали на бис. На 16 раз изнеможенная Катька Сё упала в обморок, но вскоре пришла в себя и исполнила увертюру еще 8 раз.
Этот выдающийся концертный номер грубым образом прервал заскучавший без внимания обладатель 1,5 Катькиных титек. В надежде получить львиную долю аплодисментов юбилярши он исполнил свой новый 126-й хит о нелегкой судьбе столичной девушки, почитательницы его таланта, нелегально проживающей в провинции и в тайне испытывающей слабость к токарным станкам. Песня получилась на столько трогательная и жизненная, что еще 3 часа после ее завершения все безутешно рыдали. Однако ни кто не отреагировал на внесенное Мале Бжиком предложение скинуться на предмет страсти (токарный станок) для этой милой барышни.
Пока все рыдали Катька Сё любовалась Кремлевской таблеткой многоразового использования, выпуска 66-го года, подаренной юбилярше одним из членов высшего эшелона власти.
По всеохватывающей глобализации ликвидирования различных недугов включая: геморрой, гонорею, гайморит, вшей всех мастей, глистов разных половых принадлежностей и многое другое, таблетке не было аналогов во всем мире. Даже моча младенцев и свиной кал уступали ей в эффективности.
– Помогает – поинтересовалась Катька Сё.
– Еще бы – ответил член – весь аппарат с родственниками родственников пере вылечила, а до этого посылали в Гондурас выводить бычьи цепни из крупного рогатого, затем в Мозамбик, в общем там длинный послужной список. Если надо я вышлю по почте, или лучше с курьером, так будет безопаснее, информация строго засекреченная, почитаешь на досуге.
Катька Сё хрюкнула от удовольствия в знак благодарности. Тут как тут, словно сивка-бурка нарисовался Мале Бжик гордо неся на себе 1,5 бывшие Катькины титьки.
– О, чего это у тебя, дай глянуть? Ну хоть одним глазком.
– Знаю я тебя, одним, одним – пробормотала Катька ни о чем, собственно говоря, не думая, это природная жадность говорила за Сё, при этом лицо юбилярши выражало крайнюю задумчивость, граничащую чуть ли не с мудростью. – Не дам, ты у меня постылый хитростью титьки похитил, а мне пихнул свои огрызки, отдавай обратно, – набросилась Катька Сё на Мале Бжика, разглядев на нем некогда свое, родное.
– Эн, нет – поспешил ретироваться Мале Бжик – это ты мне угрожала, хотела даже еще кое-что оборвать. Нет уж голубушка, обратно не мен. И тем более мои, как ты изволила выразиться огрызки – это подарок. Что ж я его по-твоему обратно заберу?
Катька Сё молчала, как обычно ни чего не думая. Постояв с полчаса она проскрежетала сквозь зубы:
– Не покажу – и опять же действуя по негласному велению природной жадности, тут же проглотила кремлевскую таблетку, подаренную толстым членом в шляпе, которая с грохотом покатилась вниз ее утробы, обдирая ребрами стенки Катькиного пищевода.
– Тазафон – что есть мочи крикнула юбилярша. И в тот же момент около ее округлой задней части появился таз с водой. И виновница торжества вновь, но уже более вдохновенно исполнила партию басовых ключей к своей увертюре, сорвав приличный куш аплодисментов.
Праздник, как это водится, длился еще три долгих недели. После чего по настоятельным просьбам голов Мале Бжик покинул веселящихся, что бы успеть подготовиться к своему бенефису.
Часть 4. Катька Сё, ее мужик и Мале Бжикинские головные половины. Разбирая подарки мужик Катьки Сё обнаружил две половинчатые головы.
– А это чего? – многозначительно поинтересовался он, у сочинявшей новую увертюру для двух тазофонов и деревянной ложки, Катьки Сё.
– Мале Бжикинские половинки – автоматически, неестественно пропела Катька погруженная с головой в сточные воды вдохновения, переполняющего кишечник.
– А… – глубокомысленно произнес мужик Катьки Сё.
Но вдруг поймал себя на мысли, что ничего не понимает и резонно задал наводящий вопрос, дабы выяснить суть явления.
– А зачем?
Сбитая с ритма и совершенно бездарно израсходовавшая последнюю порцию вдохновения Катька Сё распахнула настежь окна глаз, разбив в вдребезги все стекла и что есть мочи заорала.
– Что зачем?
Совершенно опешивший от такого ответного вопроса, мужичек крякнул и слегка пошатнулся. Подлая сопля негодования высунулась из его правой ноздри, для проведения структурного анализа ситуации. Мужик Катьки Сё дабы не нагнетать обстановку, в миг задвинул подлую глубоко в пазухи.
– Ну я просто – замычал он пытаясь сгладить конфликтную ситуацию.
– Что просто – вновь заорала кипящая Катька – ты видишь я творю, откуда мне знать зачем. Подарил и все.
Катька Сё была хотя и тупа, но что касалось хитрости, тут она могла дать фору любому. Слегка понизив высоту и тембр голоса, чуть прищурив один глаз, как бы ожидая эффекта со стороны мужика, произнесла так, между прочим:
– Еще за это у меня 1,5 титек взял.
– Что? – изрыгнул схваченный за хвост лев.
– А что я по-твоему могла сделать – опустив, переполненные лукавого блеска, глаза в таз с водой и понизив тембр голоса до нужной величины – я слабая женщина, а у него, ну ты знаешь сколько у него голов.
Крупные крокодильи жемчужины Катькиных слез плюхались в гладкую поверхность тазофона и разламываясь, разлетались алмазной крошкой по всему пространству, забитой подарками комнаты.
Через 30 часов у раздобревшей, от подаренного кем-то одеколона, Катьки Сё на столе лежали 1,5 ее титек и Мале Бжикинские причиндалы, коими он некогда гордился. Они придавали его возвышенной фигуре некий шарм и потаенную мужественность.
– Хо – хо – хо… – улыбаясь запахом одеколона произнесла Катька Сё и лобызнула мужика в запотевшие уста.
– Ай да добро! – взгляд ее был прикован к дородному Мале Бжикинскому достоинству. – Ай да добро! – в пятый раз произнесла она, с нарастающим восхищением, и уж было собралась произнести эту фразу в 6-й раз, и уже открыла, пахнущий одеколоном и двумя гнилыми коренными зубами, рот, как в этот момент мужик Катьки Сё, заметив неладное, схватил величавую часть Мале Бжика и терзаемый ревностью скрылся за входной дверью Катькиного жилища.
Когда он вернулся обратно Катька Сё не обратила на него ни малейшего внимания. Она была занята анальным производством мыльных пузырей к предстоящему бенефису. Технология производства, придуманная ей самой, была достаточно проста, но в то же время уни-кальна и требовала по меньшей мере опыта и сноровки.
Катька густо мылила задницу, набирала побольше воздуха в легкие и прогоняла его, с помощью приспособления для прочистки раковин от засоров, по всем трубам своего талантливого организма. И на заключительном этапе – сконцентрировавшись, медленно и очень аккуратно выпускала воздух через заднепроходное отверстие. Пузыри получались неописуемой красоты и довольно внушительных размеров, и непременно с Катькиным логотипом.
– Ну, чего там? – сконструировав последний пузырь презрительно спросила Сё.
– А то – огрызнулся ее мужик, по-видимому тоже Сё – что возвратил я ему его добро в зад.
– Как же это? – негодующе залепетала Катерина.
– Да вот так, и все. У тебя вон его головы есть и хватит тебе.
Катька Сё сразу же забыла про причиндалы и всю свою неуемную энергию направила на Мале Бжикинские головные аппендиксы.
– Что же делать то с ними, а? – не обнаружив в своей голове должного применения подарку, спросила Катька мужика.
– А хрен его знает, я могу их ему…
Но Сё прервала его не дав договорить.
– Чего? – заорала она – тебе дай волю ты и меня снесешь этому упырю.
Посрамленный и явно застыдившийся мужик опустил глаза и тихо себе под нос пробормотал:
– Тебя не снесу.
– Ну так то будет лучше. Давай прояви смекалку – чувствуя превосходство, доброжелательно повелительным тоном произнесла Катька.
– Я не знаю – ковыряясь в носу прощебетал мужик – может соединить их, что ли? Можно гвоздями, а можно и бокарезами скрутить.
– Ну уж нет – сказала Катька – это ты мне весь антураж испортишь. То что соединить можно – это мысль дельная, но садить их лучше на клей и потом бы не мешало зашлифовать, затем морилочкой пройтись.
– На клей так на клей – воспрянул духом мужик и принялся шкурить половинки, вызвав тем самым у подопытных явно негативные эмоции.
Ошкурив и густо смазав клеем момент мужик стал пристыковывать разрозненные половинки.
– Ох, ты, тудыт то их в ухо, не знаю уж что и делать? Ты взгляни-ка – они и в правду некондиционные. Все левые, как же их склеивать то?
Катьку это печальное заявление повергло в крайние пустоши пессимистического калабса.
– Сука – в сердцах произнесла она – еще 1,5 сиську взамен попросил, а что подсунул?
Два дня и две бессонные ночи гадали Катька с мужиком скажем прямо не простую загадку. И в конце концов решили стыковать так как есть, а уж после, и вот тут – они с мужиком расходились во мнениях. Он предлагал доработать молотком, а она – постирать в новой подаренной на юбилей центрифуге. Но не придя к единому знаменателю, иначе говоря не найдя консенсуса, решили для надежности испробовать обе.
Однако после предварительного замачивания в концентрированном отбеливателе склеенные половинки распадались. И в связи с этим было принято крепить их на бокарезы с потайной головкой. После проделанной операции собранные полуголовы приобрели вид скудный, прямо так и затрапезный вид. И все бы ничего, но случилось нечто непредвиденное сборщиками. Головы стали себя вести не вполне адекватно существующей действительности. Две из четырех половинок дико и широко улыбались, а две другие не менее дико и прескверно куксились готовясь разрыдаться.
Увидев, что две собранные головные модели одновременно и хныкают и хихикают, Катька ткнула мужика пальцем и ехидно вякнула.
– Неправильная сбор-очка, лажа вышла с – и грозно рявкнула – ПЕРЕДЕЛАТЬ!
Мужик Сё был дисциплинирован до крайности и в миг все перекрутил, переставил, пере еще чего-то там.
Однако положительного результата это не принесло, даже усугубило дело. Головинки после очередной сборки не просто хныкали и хихикали, они уже во всю гоготали и выли одновременно, при этом вся эта жуткая вакханалия сопровождалась сморканием и плеванием во все стороны света. В общем вели себя аппендиксы вызывающе.
– Да – печально выдохнула Катька – может их постирать?
– Да нет – встрял мужик – молоточком доработаю и все дела.
– Ну хорошо – пробормотала уже на все согласная Катька, лишь бы заткнуть этого двуглавого урода и подумав добавила – потом я их замочу.
После этой фразы все половины, как по команде приняли вид задумчивый и не слегка испуганный.
– А потом постираю – немного помолчав выдохнула Катька Сё.
После соответствующей подгонки и стирки головы приобрели вид сносный. Хотя надо отметить, что проявляющаяся первоначально схожесть с Мале Бжикинскими головами, исчезла вовсе. Даже сам Мале Бжик и его шесть голов с их тонким аналитическим чутьем, вряд ли смогли бы унюхать в них родственничков. Новоиспеченные головы оригинальностью конструкции не уступали, а даже в 10 раз превосходили своих бывших узурпаторов.
И все бы казалось было хорошо, но придирчивая и порой лютая Катька Сё, нашла все же изъян.
– Мне не нравится – топнула она ногой на своего мужика.
– Ну что еще, вид вполне – искоса глядя на головы произнес мужик.
– Мне не нравится – повторила Катька и хлопнула ногой об пол так, что от подобного действа великая кремлевская пилюля вылетела из нее как ядро из пушки.
– Да что еще – взвизгнул мужик.
– А то, – шваркнула она нижними зубами о верхние, при этом потеряв два передних деревянных и уже гнилых, сделанных из отборных корней дуба, вставленных ей 3 года назад одним достойным лесорубом, почитателем многочисленных Катькиных талантов, во время гастролей Катьки Сё по лесам Брянщины – что одна из них похабно улыбается, а другая противно куксится.
От всего происходящего одна голова из состояния насупленного куксения перешла в разряд неудержимого рева, а другая стала надрывно гоготать. Примерно так – ЭГЫ – ХЫ – ХЫ, ЭГЫ – ХЫ – ХЫ – в захлеб, с характерным бульканьем и хрюканьем.
– Ну – Катька ткнула в них пальцем, как бы укоряя мужика.
Тот лишь пожал плечами.
– Сделай что ни будь.
– Что именно?
– Именно то – заорала Катька усилив нервное состояние голов – что бы эта – она ткнула пальцем – не выла, а эта – она вновь ткнула пальцем, показывая уже на другую – не гоготала, как …
– Как? – развел руками совсем уже раздосадованный мужик.
– Не знаю, не знаю, придумай, что ни будь.
– Может – робко предложил мужик – молоточком подработать?
Эти слова оказали на головы неизгладимое действие. Плачущая голова вдруг принялась дико хохотать, как бы давая понять, что мол я исправилась и подрабатывать меня вовсе не нужно. Ту же операцию с точностью до наоборот проделала и другая голова – прежде хихикающая.
– А – а – а … – гулко и протяжно заорала Катька.
От этого истошного вопля души все обои, наклеенные на кануне великого юбилея, отклеились тонкими лоскутами и стали напоминать скорее серпантинные ленты нежели цветущий ковер благополучия, а люстра убоявшись затряслась мелким эксцентрическим позвякиванием и в конец перепугавшись, осознав всей своей вычурной барочно-хрустальной душой дальнейшую свою бесполезность, рухнула посередь комнаты.
Тут уж не выдержав заорал мужик Катьки. Его чаша терпения раскололась вместе с любимой люстрой, коею он собирал, монтировал и вешал 12 лет. 12 лет жизни в мгновение ока рухнули к его волосатым ногам. 12 лет жизни в осколки, в прах, в говно…
От этого неслыханного вопля отчаяния, осознав момент и поняв безвыходность ситуации вслед за обоями и люстрой посыпалась штукатурка. Головы совсем потеряв ориентацию во времени и пространстве стали истошно орать гимн страны советов непонятно на чьи слова и каком языке. Однако при всем этом догадаться о чем они поют было совсем не сложно. Хотя вряд ли то что они делали можно было назвать пением, это скорее походило на обреченные вопли, угодившего в медвежью берлогу хомячка. Катька Сё услышав фальшивые нотки яко бы гимна, до того вознегодовала, что принялась орать втрое истошнее, на что мужик ответил с несвойственным ему вдохновением и упорством усиливая мощность своих выходных голосовых характеристик, от чего вслед за уже полностью обвалившейся штукатуркой посыпались кирпичи. Почуяв неладное, отдаленно напоминающее перлхарбор, извержение вулкана в Помпеях с ожившей картины Карла Брюллова, и последний судный день, соседи перепуганные до смерти, с не менее истошными криками стали вываливаться из окон совершено не понимая, что происходит.
Наблюдавший за этим из песочника мальчик, был на столько шокирован увиденным и услышанным, что закопал свою голову в песок и проплакал там 3 часа, не взирая на уговоры бабушки. К вечеру все стихло.
Часть последняя, заключительно печальная. Восемь долгих лет Мале Бжик был в трауре по своим пяти головам, откушенным, оторванным, отрубленным, расколотым, в порыве дикой ярости, мужиком Катьки Сё. Обнадеживало только то, что после долгих изнурительных операций удалось полностью восстановить прежнюю форму и работоспособность Мале Бжикинского добра. После восьми лет черной депрессии изрядно постаревший и осунувшийся обладатель одной, чудом оставшейся головы предстал перед публикой. Но это был уже совсем иной человек. Ни привычек, ни хваткости, ни цепкости, ни всего прочего, что в былые времена его отличало от других людей, уже не осталось. Однако надо признаться, что хотя и одна голова теперь украшала усохшие плечи Мале Бжика, но нес он ее гордо, запрокинув назад, царапая носом небо. Восемь лет – большой срок, все течет, все меняется. Неблагодарная толпа успела забыть своего прежнего кумира, а новый – старый, сгорбленный, ни чем не отличающийся от других, ни кому уже не был нужен.
Мужик Катьки Сё погиб совершенно ужасно и нелепо. Официальной причиной его смерти считается то, что яко бы на него рухнул потолок и придавил его. Правоохранительные органы связывают разрушение дома с хорошо спланированным террористическим актом. След Кавказский. Однако совсем не потолок трагически прервал цветущую жизнь Катькиного мужика. Во время взаимной перебранки с Катькой по поводу голов ор стаял страшенный. Катькин мужик стараясь перекричать Катьку набрал в легкие побольше воздуха и не заметил, как в месте с воздухом засосал кирпич, презревший притяжение стены, который вошел, как пробка в бутылку, не в то горло мужику Катьки Сё. Если бы этот кирпич вошел в то горло, то и проблем то бы никаких не было, возможно со стулом и то вряд ли. А он вот подлый взял да и залетел, да не в то. И все бы ничего, залетел и залетел, но в том то и дело, что кирпич напрочь перекрыл вход и выход, а Мужик в это самое время действуя инстинктивно, уже не мог дать обратный ход, остановиться на пол пути. Вот он и крикнул, что есть мочи. А для чего же он тогда воздух набирал полной грудью? Вот тут то бедолагу и разорвало, буквально в лохмотья, хуже чем обои.
После такой чудовищной самоликвидации мужика Катьки Сё, угреобразная извилина, квартировавшаяся в черепе Катьки, не выдержав подобного накала страстей, умерла от сердечного приступа, оставив свою квартирную хозяйку без столь полезного жильца. Катьке Сё чудом удалось спастись из-под завала. Дом рухнул спустя 10 минут, после чудовищной гибели Мужика Катьки Сё. Однако же не удалось ей спастись от рухнувшей на нее, вслед за домом, много тонной стены забвения, которая навеки погребла Катькин светлый дар с бесконечным множеством талантов в различных областях жизни.
Что же касается двух собранных Мале Бжикинских головинок, то после катастрофы они вновь приобрели свой первоначальный вид. О дальнейшем их жизненном пути история умалчивает.
