Я – террорист

 

Современный радикальный роман

 

 

 

 

 

 

«Вы ошибаетесь, если думаете, что сможете узнать меня на улице. Я не обвешан оружием и взрывчаткой с ног до головы, не ношу хаки и высокие шнурованные ботинки. У меня нет чёрной бороды и царапающего слух акцента. Я не скрываю своего лица. Моё лицо гладко выбрито, цвет волос – русый, особых примет нет. Я родился и живу в России. Я – один из вас».

Так размышлял молодой человек, сидевший в кресле цвета спелого граната во втором ряду малого зала филармонии. Он видел перед собой чёрную спину дирижёра, его подвижную голову с блестящей лысиной, окружённой жидкими прядями длинных седых волос. Когда дирижёр замирал и поворачивал голову, как бы прислушиваясь, он становился похожим на одетого во фрак старого суслика с зажатой в лапке соломинкой. Стёкла на мгновенье показавшихся очков отражали ослепительный луч и снова исчезали, заслоняемые остатками седой шевелюры. Дирижёр двигался сам, словно плыл в воде, и заставлял двигаться других. Всё действо представляло собой удивительный и странный танец, в котором сливались дирижёр и оркестранты, точнее их руки, глаза и лица. Безумный танец рождал музыку, всегда немного обгоняя её.

Взгляд молодого человека немного задержался на стоптанных туфлях дирижёра, скользнул по пышным усам трубача и остановился на стройных ножках скрипачки.

«Классическая музыка вызывает у меня только низменные эмоции, – отметил он, упёршись подбородком в кулак, – будит и тревожит во мне тёмное, инстинктивное».

Рождающаяся музыка вызывала в молодом человеке поток мыслей и эмоций, всегда сильных и интенсивных. Она оживляла и обостряла всё, что складывалось и копилось в глубине его души, поднимала череду образов и заставляла разбираться с ними. Перед его мысленным взором появлялись лица, люди. Они враждебно смотрели на него или ухмылялись, совершали какие-то действия, заставляли отвечать им. Они вовлекали его в свои игры. Тем не менее, молодой человек любил ходить на концерты классической музыки. Быть может, ему нравились игры с призраками и музыка, положенная на безумные танцы, или вычурные хрустальные люстры под потолком и мягкие сиденья с удобными подлокотниками, или лица приходящих на концерты людей и общая атмосфера ожидания и предвкушения. Или что-то ещё.

 

Из дневника Олега Иванова: «По большому счёту, мне всё равно, жить или умереть. Всё равно, когда умереть. Какое-то эмоциональное отупение. Такова неизбежная цена бесстрашия?»

 

После концерта Олег вышел в прохладный апрельский вечер, поднял воротник кожаной куртки и свернул на пустынную улочку. Пройдя пару сотен метров, впереди, в бледном свете, падающем из витрины магазина, он увидел несколько фигур.

– Гоблины, – тихо сказал Олег и нехорошо улыбнулся. – Наверняка попросят закурить. На большее ума обычно не хватает!

Приближение Олега привлекло внимание гоблинов. После предварительной оценки жертвы они распределились согласно сложившейся иерархии и выбранным ролям.

«На удивление, трезвые, – отметил Олег. – А лица-то какие! Загляденье! Театр уродов просто. В глазах – душа, напоминающая тёмную жижу в очке общественного туалета».

– Закурить дай! – наглым вызывающим тоном. Остальные на изготовке, как собаки в стойках.

Олег ощутил ноздрями запах ненависти и крови, запах битвы.

– Не курю.

– Грубишь? Зря!

«Заходят сзади. Ну что ж, не будем тянуть».

– Смотри, что у меня есть! – сказал Олег и демонстративно полез в левый карман куртки. Одновременно он как можно незаметнее вынул из правового кармана что-то похожее на узкий чёрный фонарик, и резко тряхнул им вниз. В его руке оказалась мгновенно разложившаяся стальная телескопическая дубинка, которой Олег сразу же сильно рубанул наискосок по голове главного. Обернувшись назад, Олег с коротким криком ударил пяткой в солнечное сплетение второго и, уклонившись от правового бокового удара, обрушил сталь на колено третьего. В остальных стало меньше решимости, но они всё же бросились на него.

«Тупицы! Наверняка дело не в солидарности, а в их идиотизме».

Четвёртому досталось дубинкой по предплечью а, затем по зубам. Олегу показалось, что полетели осколки и брызнула кровь.

«Губу порвал».

Пятый получил два вертикальных удара: один посреди лба, другой по ключице. Он завыл и упал на колени. В этот момент на Олега набросились сзади. Это пришел в себя получивший удар ногой. Олег сделал обманный удар затылком в лицо, затем быстро присел, сдвинулся вправо и левой рукой ударил назад, снизу вверх. Получив удар в пах, противник расцепил руки и согнулся. Освободившись, Олег прошёлся стальным жезлом по плечам и голове ублюдка. Кажется, оторвал ухо. Тот закрывался руками, в результате несколько пальцев и кости предплечий оказались сломанными.

«Атака отражена. Займемся педагогикой».

Переходя от одного гоблина к другому, не обращая внимания на мат, вой, угрозы и хрипы, Олег сломал каждому несколько костей или выбил зубы. Затем он тщательно вытер дубинку о джинсовую куртку одного из парней, предпочитающих активный вечерний отдых, сложил её, стукнув об асфальт, и пошел дальше.

«Они получили урок на понятном и доступном им языке, – мысленно беседовал с собой Олег. – И это правильно. Это даже гуманно. Мне было бы приятнее и удобнее просто пристрелить их».

 

Из дневника Олега Иванова: «Обострённое чувство справедливости привело меня на путь войны. Мне не победить в этой войне. Слишком много мерзости, и нет ей конца. Но я не могу больше терпеть! Просто не могу терпеть».

 

Из ванной комнаты Олег вышел с влажными волосами и капельками воды на коже. Его бёдра облегало белое махровое полотенце. После позднего холостяцкого ужина он просидел часа два за компьютером, затем пошел в «белую комнату», как он сам её называл. Всё в ней было снежно-белым: белый потолок, белые стены, плотные белые шторы, мохнатый белый ковёр на полу и плоский белый плафон на потолке. Совершенно пустая комната. Ни одного предмета. Ни мебели, ни стульев. Ничего. Олег включил свет, закрыл за собой белую дверь и лёг на пол, голой спиной на мягкий ковёр. Он молча смотрел в пространство перед собой. Белый свет наполнял белую комнату. Стояла полная тишина. Ничто не отвлекало его внимание. Ничто не вызывало ассоциаций и ненужных мыслей.

Примерно через полчаса Олег встал и начал собираться. Он надел тёмные джинсы и короткую красно-синюю матерчатую куртку, взял большую спортивную сумку и вышел из квартиры.

На дороге он поймал такси и сел на заднее сиденье.

– Железнодорожный вокзал.

Вот и вокзал. Неоновые огни. Немногочисленная публика. Олег прогулялся минут пять неподалеку от вокзала, снова взял такси и назвал адрес за два квартала от нужного места.

Подъезд девятиэтажки. Олег уже был здесь и на магнитный замок подъездной двери прикрепил пластиковую петлю. Чуть сильнее дёрнув дверь, Олег вошел в подъезд, расстегнул сумку и достал из неё длинный чёрный плащ, кожаную кепку, арбалет и две длинные стрелы с массивными наконечниками. Спрятал сумку за картонными коробками под лестницей, подготовил арбалет к стрельбе, вторую стрелу сунул за пояс джинсов, надел плащ прямо на куртку, натянул кепку на глаза и, пряча арбалет под плащом, вышел на улицу. Почти неразличимый в темноте человек в чёрном.

«Во дворе бабка с маленькой жирной собачонкой. Когда заходил, не было, – отметил Олег. – Понос у неё, что ли? Больше никого. Любимый город может спать спокойно».

Олег вышел из двора и направился к металлическим гаражам, теснившимся около высокой кованой ограды, за которой дремало трёхэтажное кирпичное здание. Как раз на расстоянии выстрела. Олег протиснулся в щель между гаражами. Запах сырости и мочи. Прислушался: тихо. Ветер прекратился. Над головой – облачное небо, почти беззвёздно и темно. Идеально. Цели – два окна: одно на первом этаже, другое – на втором. Подождём. Пусть собачка прокакается. Заодно понаблюдаем. Хорошее место. Никто не ходит. Минут через десять Олег поднял арбалет, поймал в прицел окно на первом этаже. Затем взял несколько выше. Ещё чуть-чуть. Вот так. Пора. Он чиркнул зажигалкой и запалил фитиль. Тот радостно брызнул синим пламенем. Прицелился. Бесшумный выстрел, только несильный толчок в правое плечо. Полёт стрелы, такой стремительный и такой медленный. Ох, тяжела! Ведь всё рассчитано, всё проверено… Да! Стрела со звоном разбила стекло. Посыпались осколки. Через секунду тёмное помещение за разбитым стеклом озарилось яркой оранжевой вспышкой и запылало. Теперь окно на втором этаже. Выстрел. Попадание. Звон, вспышка, мелькнувшие острые зубцы в разбитом окне. Олег сунул арбалет под плащ и, не глядя на разгоравшийся пожар, зашагал прочь. Бабки во дворе нет. Порядок. Войдя в подъезд, Олег скинул плащ, кепку, бросил их вместе с арбалетом в сумку, закинул её на плечо, вышел на улицу, двинулся спокойным шагом в другую сторону и свернул на узкую тёмную улочку. Пройдя пустыми дворами, он вышел на дорогу и поймал попутку.

 

Несмотря на то, что следующим днём была суббота, и поспать можно было вдоволь, Олег спал мало. Не спалось. Чудились то выбитые зубы, то пылающие окна, то собачка с расстройством кишечника. Около шести утра сон пропал окончательно. Олег встал бледный и хмурый.

В вечерних новостях сообщили о том, что ночью сгорел Ленинский райвоенкомат. Огнём уничтожены учётные дела и архивы.

Все выходные Олег обдумывал разные способы ликвидации Ложкарёва. Но подходящего способа в сложившихся обстоятельствах так и не нашёл.