Ифсамис
РоманПосвящается сыну
Данное х у д о ж е с т в е н н о е произведение повествует о другом мире, скажем, параллельном. В котором ВСЁ другое, в том числе и Бог, и история. Посему всяческие обвинения в оскорблении всевозможных церквей и религиозных чувств верующих автор с негодованием отвергает. Оглавление 1. Пролог 2. Глава 1 3. Глава 2 Глава 1Я – Викентий из Флавиев, сын Констанция и Фаустины, рода Тита Флавия сына Веспасиана, и правнук мудрого филозофа Климента Тита Флавия Александрийского. Прадед мой собрал сокровище бесценное из многих тысяч манускриптий и таблиций, содержащих великую мудрость многих времен, коей собранием ныне я и владею. И вот я был доблестным воином и справедливым вельможею, но убелились сединами власы мои. И дочери мои – Агния, и Фелицата, и Капитолина, и Юстиния стали женами в славных домах высокородных патрициев, и посвятил я остаток дней своих трудомыслию великому и постижению смысла жизни человеческой. А слава об искушенности моей во многих мудростях распространилась меж домами; и если возникали споры в термах Римских, где знатные граждане производили умные речи, тогда говорили так: «А пошлёмте мальчика к Викентию Флавию, что он скажет?» И был день, Высокочтимая Елена дала сына своего Константина, дабы я учил его цифрам и архимедике, и языкам, и притчам, и риторике Квинтиллиановой, и историю по Аппиану толковал. И упражнял дабы в премудростях, ибо желательны премудрости для этого отрока по знатности рода его; и как будут многие и многие от разумения его в будущем зависеть. И учил я Константина семь лет, и вот уже голос его стал звучать, как голос мужа, и налились мускулы его силой, и затихал боевой конь под ним, чувствуя на себе не мальчика, но воина. И стало Константину шестнадцать лет. Юноша весьма радовал учителя своего волею и стремлением преуспеть в науках; и был разум его – как бурлящий поток; и мысль его была как острый скребок брадобрея; и было слово его разумным и успокаивающим слух волнующегося. И многие часы вели мы беседы о судьбах Рима; и как кесарям устроить так, чтобы рабы были довольны и сыты, а граждане – горды кесарями своими. Но вот решил я, что пришло время говорить о том, чем были заняты все мысли мои в последние годы: о Начале Начал, и сути всего, и смысле мироздания. И был день; и был вечер. Воины эскорта Константинова коротали время свое игрою в кости, а старец и юноша возлежали на ложах своих подле убранного фруктами стола. И была беседа…
Беседа первая
– …Итак, единобожие необходимо Риму. – сказал я. Константин внимал мне, не отрывая взора своего от моего лица; и пытливость в этом взоре, смешанная с любопытством, окрыляла мысль мою и позволяла речи моей течь ровно и совершенно по благодатному руслу. Ибо что еще так, как благодарный слушатель, питает оратора энергией?! – Итак, Риму необходимо единобожие. – сказал я. – Никто более не верит в старых богов. Давно не верят – ни в римских богов, ни в греческих… Рим теперь слишком просвещён и образован для того, чтобы преклонятся перед идолами – Рим смеется уже над идолами! Не только просвещенные граждане, но даже и рабы не говорят о богах иначе, кроме как с иронией и насмешкой – чего же более? Влечет это брожение нравов, циничными и безнравственными становятся народы римские – и будет время, застонет и заскрежещет зубами Империя от боли, вызванной болезнями внутренними. Болезнями не телесными, но духа общественного болезнями! …Обрати взор свой на Египет, юноша. Эта самая отсталая провинция наша, нищая и мрачная. Бедный народ. А ведь когда-то это был великий народ; народ, перед которым трепетали многие и многие народы, и служили ему, и платили подати ему, и почитали как своего господина! Но – отринул Египет богов своих. Жрецы и фараоны, бездумно оперируя богами своими, привнесли народам осознание слабости богов своих; низринули их. Нынче – один бог главный, а завтра – другой; а там, глядишь – оба отодвинуты в непочтительности, а старшим провозглашен третий. Боги перестали вызывать уважение; а если неуважаемы боги – кто же будет уважать фараонов? Силою меча не сохранишь уважения, ибо меч – в руках у воина, а воин имеет собственные мысли в своей голове. У фараона же – только две руки! И вот, некогда могучее тело сгнило изнутри, лишенное силы духа своего, как гниет кипарис, отсеченный от корней своих. И те, кто ранее обращали лицо свое к Египту лишь со страхом и смирением, растерзали его, аки собаки терзают старого и больного льва, немощного в болезнях своих! Нельзя Риму повторить такой судьбы. Рим должен принять Бога – единого и всемогущего, Бога-творца, Бога-созидателя… – Я прочел те иудейские тексты, что ты дал мне, Учитель. Я поражен и взволнован… – сказал Константин. – Очень сильно написано в текстах этих!!! Ты иудейского Бога имеешь в виду, учитель? Это очень сильный Бог! – На самом деле Бог один, мой мальчик. Лишь имена у него разные… Вот – иудеи описали его… Рим необходимо привести к этому Богу, но сначала этот Бог нуждается в серьезных изменениях… – Как понять это, мудрый учитель? Разве может человек изменить Бога?!! – Человек может изменить себя, юноша. А Бог… Смотри: вот гроздь. – я протянул руку свою и взял гроздь винных ягод с золотого блюда. – Я попрошу тебя рассказать мне о ней, и ты расскажешь. Вот этот раб, что машет опахалом над нашими главами, расскажет о ней совсем по-другому, юноша! А рыбник, который утром приносил мне налимьи печенки – расскажет о ней по-своему… Но речь идет об одной и той же грозди! Посмотри на мои сандалии: я привез их из Исаврии, здесь не носят таких. Ты видел их; ты опишешь их завтра Августу, Август – Виктору, Виктор – Илиодору… А после Илиодор расскажет мне о них, и из рассказа его я не узнаю собственных сандалий!!! Боги изменяются, мальчик. Рассказывают о них люди. Люди и изменяют богов в рассказах своих. – Иудейский Бог – могучий Бог и… И создатель всего! Иудейский Бог вызывает страх и уважение – зачем же нужно изменять его, учитель? – Страх и уважение? Страх – и уважение… Никогда не употребляй этих слов вместе, Константин. Или страх, или – уважение, так! Оба эти чувства сразу не уживутся в одной душе. Римским рабам, может, и сгодился бы Бог, вызывающий страх. А свободный римский гражданин сегодня примет только того Бога, которого будет уважать. Но Риму нужен только один Бог, Константин! Один, а не два – для рабов и граждан отдельно! Посему – лишь уважаемый Бог будет принят к сердцу своему и рабом, и гражданином. Иудейский же Бог – благодатен Он, как Создатель человека и всего сущего, но… Во многом Он – безнравственен; и не вызовет уважения в том виде, в котором описывается в писаниях иудейских. Только страх. Его рабы описывали, о нравственности представления не имеющие, и получился – Бог рабов. Они и сами называют себя «рабами божьими», хотя тут же славят Бога, как своего Отца! Но скажи мне, мальчик: много рабов в твоем доме, ты видишь их каждый день; разве они и ты – одно и то же для отца твоего?!! Разве ставит отец твой сына своего рядом с рабом? Эти люди, обращаясь к Богу в текстах своих, говорят: «Отец мой, я сын твой, я раб твой!» Эти люди не имели никогда отцов, если говорят так… Или же волки были их отцы? Но даже и волк не выращивает раба из щенка своего, но – волка он выращивает из щенка своего! Разве раба создавал их Бог в человеке? По образу и подобию своему создал он человека, так что же: и Он – раб?!! Нет, не примет просвещенный Рим такой формулы к сердцу своему. И никакого блага осмысление такого Бога не принесет народам. Вот иудеи – взгляни на них. Они очень давно живут с этим Богом, и что же? Приняли они закон Его? Нет; но лишь говорят так, а делают – противное; и ложь великая суть наполнение сердец их. Они все поголовно ходят в дом, называемый «исинагог», где прославляют Бога своего, и клянутся в приятии Его, и сами умиляются от чистосердия своего, и как овечки покорные они в доме этом! Но лишь только переступив порог исинагога означенного, выйдя за пределы его в реальную жизнь, овечками быть перестают. И отбирают от слабого, и злословят ближнего, и поднимают руку на соседа своего, и хлеб свой ставят выше жизни брата своего! А теперь открой свои уши, мальчик, и слушай, что я скажу тебе. И б у д е т т а к , и н е м о ж е т б ы т ь и н а ч е – и б о т а к о й Б о г , к а к и м о н и р и с у ю т е г о , н е м о ж е т п о д в и г н у т ь д у ш у ч е л о в е ч е с к у ю н и к ч е м у, к р о м е л ж и !!! – Почему, мудрый старец? Почему не может быть иначе? – Я хочу, чтобы ты подумал над этим, юноша. Потом я объясню тебе, в чем тут дело, объясню обязательно; но сначала подумай сам, мальчик мой. Ты ведь прочел писания эти, вот и подумай, почему… – Но скажи мне, Учитель: как же можно изменить этого Бога, если… Ведь это же не Виктор сказал Илиодору; и не Илиодор Августу. Ведь это написано письменами в древних текстах от лица тех, кто слушал Бога, кто говорил с ним? Допустим, ты, мудрый Викентий, напишешь иначе. Но ты ведь не от Бога это напишешь; ты ведь не разговаривал с Богом! Кто поверит тебе? – А если я скажу тебе, мальчик, что я разговаривал с Богом? Разве ты не поверишь мне? Разве я – лжец? – … – Лет триста назад Пилат Понтийский распял на кресте некоего Иешуса, называемого «Христос». По его имени иудейская секта называет себя «христианами»… – Это те, кого Диоклетиан избивает, я знаю. Очень зол на них император. Елена говорит – зря. Елена говорит: они раздражают, пока в самом низу ходят. Но если возвысить их и посадить рядом с патрициями римскими, можно необычайно укрепить власть свою. – Елена – мудрая женщина… …Так вот, этот Иешус объявил себя посвященным Богом учить людей; и – учил. И хотя сам он называл себя Сыном Божьим, те, кого он учил, назвали его воплощением Бога, и самим Богом, и ипостасью Его. Видишь? Люди сами превознесут тебя до небес – зарони лишь малое зерно в души их. И вот в итоге христиане уже изменили немного закон иудейский; пусть в малом, пусть в незначительном, в непринципиальном вовсе, но – изменили ведь? …Прадед мой, Климент Александрийский, христианство это досконально изучил и весьма прилежно потрудился, дабы идеи его с филозофией гуманизма эллинского соединить. Труды его ты прочтешь, они Бога иудейского чуть более приемлемым делают для просвещенного Рима, но… Я не знаю, как пропустил он среди собраний своих воистину самородок драгоценный, которому несть цены!!! Видно, не было у Климента времени разобраться в собственной библиотеке… Я горд, мальчик мой, что увидел я больше мудрого прадеда моего и понял больше его. Понял – главное… Я знаю, юноша, каков Бог. Я знаю, что с этим Богом Рим расцветет прекрасным цветком до самых краев земли, и все народы получат покой, и мир, и радость под великим крылом его! – Расскажи же, Учитель! – Не все сразу, мой юный Константин. Много я должен рассказать тебе, и все это впереди. Обдумай сначала то, что я сказал тебе. Помечтай. Мечты юношей порой бывают более короткой дорогой к мудрости, нежели размышления старцев. Ино мечтай почаще, мальчик мой!
И стемнело, и рабы зажгли светильни, и ночная прохлада была приятна, как объятия греческой гетеры. И был я доволен, и был я рад, что чело юноши хмурится в размышлении, и взор его не мечется неприкаянно, но успокоился на руках его, тереблющих край платья его. Воины эскорта Константинова коротали время свое игрою в кости, а старец и юноша возлежали на ложах своих подле убранного фруктами стола… * * * Ефес, год девяносто седьмой от Рождества Христова
…Саул пребывал в унынии. Он обошел уже весь базар в поисках, но нигде не нашел смокв дешевле, нежели по две лепты за штуку. Саул же мог заплатить только три лепты за пару – но никто не соглашался продать по такой цене! Рувим дал Саулу двенадцать ассариев, пять кондрантов и две лепты, чтобы Саул купил семьдесят две смоквы к праздничной вечере: по целой смокве взрослым мужам и по пол-смоквы женщинам и детям. Ан ничего не получалось! Саул был крайне расстроен: негоже было так опростоволоситься перед Рувимом в самом начале служения его! Саул был слаб на ноги. Ноги сохли и болели; и тяжело было ему работать в поле наравне с другими братьями. И тут такая удача: Рувим избрал его в помощники, ибо Саул умел считать и переписывать! Рувим – почтеннейший из братьев. Велики годы старца Тимофея; и – кто знает? Может, недалек тот час, когда Рувим станет пастырем над общиною? Ибо как на Тимофея возложил руки свои равноапостольный Павел, так и Тимофей возложил руки на Рувима, наделив его благодатью Господа Иисуса Христа; и быть Рувиму пастырем общины Ефесской, лишь только Господь возьмет Тимофея к себе. Нельзя Саулу упускать удачи, нужно во что бы то ни стало закрепиться подле Рувима! И тут – такое огорчение… Не выполнить поручение Рувима – не значит ли дать повод усомниться ему в правильности выбора его? Впору хоть на колени встать перед торговцами и слезно умолять уступить цену… – Эй, хромой! Подойди! – окликнули от гончарного ряда. – Подойди, возьми себе горшок! Так возьми, мне не нужно от тебя денег! – смуглый кудрявый человек, кустистые брови которого были даже шире и гуще его усов, радостно и открыто улыбался, как будто хвалясь своими белыми, крепкими зубами. – Мир тебе… – сказал приблизившийся Саул, лихорадочно соображая: «Даст горшок... Скажу Рувиму: Словом Божьим заработал сей горшок... В умилении вручил горшечник мне горшок этот, когда открыл глаза я ему на Истину от Господа нашего Иисуса Христа... Рувим похвалит... Или, может, какой торговец возьмёт горшок в уплату за смоквы?» – Мир! – откликнулся на приветствие Саула гончар. – На, бери! Вот этот бери: хороший горшок! Крепкий! Тащи его к нищете своей... Слушай, скажи мне: зачем нарисовали вы труп на кресте на двери общинного дома своего? Саул оживился и вскинул голову. Левой рукой прижимая горшок к груди, указующим перстом правой он нацелился в небо и заговорил: – Сие есть Спаситель наш Иисус Христос, принявший смерть на кресте за грехи наши; и символ спасения есть распятие это, и символ веры в Господа нашего, и тот не спасется, кто… – Символ?!! Труп – символ веры ?!! – Зачем ты смущаешь меня, черный человек! Не труп, но распятие Господа нашего Иису... – Подожди, подожди, хромой, – в глазах гончара плясали веселые чертенята. Торговцы с соседних рядов поглядывали с интересом и одобрительно посмеивались. – Подожди... – перебил гончар. – Есть труп. Есть крест. Крест – это орудие казни. Так что же символ ваш – труп, или орудие казни? …А недавно Рувим ваш убеждал всех на площади перед съезжим двором, что истина есть – живой Христос, и спасение есть – живой Христос... Живой! Но вы не живого Христа нарисовали, а изображение трупа его, распятого на кресте. А если бы его повесили – что было бы символом вашим? Виселица с болтающимся телом, с вывалившимся языком и выпученными глазами? … Куда же ты? Эй, хромой! Подожди, куда же ты бежишь? Разве я укушу тебя? Э-гей!!! Саул бежал так быстро, как только позволяли ему больные ноги, прижимая к груди добротный, покрытый глазурью горшок. От гончарного ряда за спиною слышался дружный смех, кто-то свистнул, кто-то заулюлюкал... Свернув в узкий коридор между задними стенами глинобитных построек, Саул остановился и упал на колени. «Дьявол, дьявол! Во искушение мне...» – шептал он. Сердце билось часто-часто где-то совсем уже в горле, челюсти сводило от противной кислой слюны, ноги ныли и дрожали. Отбросив в сторону глухо звякнувший горшок, Саул раз за разом осенял себя крестными знамениями, подняв лицо к небу. – Господи!!! Прости мне, что невольно сподобился услышать мерзкое! Пощади меня, Господи! Пусть отвалятся ничтожные уши мои, оскверненные богопротивным словом! Помилуй, господи, раба твоего, спаси и сохрани!!! – Саул истово крестился, с силой впечатывая персты свои в лоб, в живот, в плечи... Заскочивший в проход мальчишка с голубем в руках оторопело остановился, уронил на грудь отвисшую в удивлении челюсть и исчез. Через полчаса Саул наконец успокоился. Он сидел на земле, косо поглядывая на валяющийся поодаль горшок. «Разбить дьявольское?» – думал Саул. – «Но как тогда куплю я смоквы? ... Да нет, это был не дьявол... Это поганый безбожник, в окружении таких же поганых!!! Ничего-о... Поглядим, как засмеётесь вы, когда будете жариться в кипящем масле и сера горючая будет литься на головы вам! Проклятые... …Расскажу Тимофею на исповеди, Тимофей назначит постится дня три, для очищения... А может, пять...» – Никогда не знавший сытости желудок испуганно ёкнул и глухо заворчал, протестуя. Саул болезненно сморщился: «Расскажу, нельзя не рассказать... Нельзя... Однако, нужно купить смоквы!» – Саул поднялся и, ещё раз перекрестившись, прихватив горшок отправился в сторону от базара, имея намерение обогнуть его и зайти с другой стороны, дабы не проходить через гончарный ряд. Расстроенный невесёлой перспективой желудок продолжал глухо бурчать. Оглавление 1. Пролог 2. Глава 1 3. Глава 2 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|