ОНМ-474

 

 

 

Утром все удачным образом разрешилось. Рома открылся. Первым делом он поздравил Риту с годовщиной свадьбы Лососевых, ну а уж затем пригласил следовать за ним. Рома вошел в дальнюю комнату и остановился с торжественным видом. Пройдоха Воксон где-то раздобыл старые, но вполне приличные Ромины джинсы, его голубую рубашку, нарядился и вид имел праздничный. Воксон первый услышал шаги, отворил дверь и стоял сейчас посреди комнаты, рядом с Ромой, довольно потирая руки.

 

Рита, заметив Воксона, остановилась, словно налетела на невидимую стену, но сумела совладать с собой, сделала шаг и с перекошенным лицом вошла в комнату.

 

– Доброе утро! – ответил Воксон на вежливые приветствия в свою сторону.

 

– Рита, дорогая! Это не то, что ты думаешь! Тебя ждет сюрприз, вот смотри! – Рома широким жестом указал на край стола, на прибор.

 

– Не может быть! – ахнула Рита и, как вчера, попятилась назад.

 

– Не бойся, он включен, – попытался успокоить ее Рома. – Это отсекатель ненужной мысли, «ОНМ-474»!

 

Воксон стоял чуть позади Ромы и отчаянно подмигивал ей, окончательно сбивая с толку.

 

Рита беспомощно посмотрела на прибор, потом на них, снова на прибор. Маленькая красная стрелка совершала размашистые колебательные движения. Рита в задумчивости, пока ее взгляд медленно скользил по шнуру от прибора к электрической розетке, а затем обратно, от розетки к прибору, вытянула указательный палец в сторону. Палец уперся в некую точку пространства между Ромой и Воксоном.

 

– Ты? – спросила Рита.

 

– Хотел попробовать на себе… сначала на себе. Включил, видишь, что получилось. – Рома сделал жест, указывающий назад, на Воксона.

 

Палец Риты описал плавную дугу и повис над выпуклым окошком прибора:

 

– Стрелка движется? …Почему она движется? – к Рите возвращалась способность анализировать.

 

– Очень удачный, своевременный и очень достойный подарок! – вставил Воксон из-за Роминого плеча.

 

– Стрелка должна дойти до конца шкалы, тогда произойдет отсечение и прибор автоматически отключится. …А ты молчи, видишь, ты смущаешь ее!

 

Глаза Ромы внимательно следили за стрелкой. Стрелка перестала дергаться, остановилась, но остановилась она не там, где ее оставил Рома в последний раз, в середине шкалы. Стрелка остановилась дальше на зеленой зоне, половина оставшейся половины была пройдена. Оставалось одно единственное крупное деление, состоящее из четырех маленьких, над красным сектором шкалы.

 

– Спасибо! – сказала Рита, в то время как Рома повернул голову и подозрительно сверлил глазами Воксона. – Вы такие милые! Такие молодцы!

 

Рома и Воксон с удивлением уставились на Риту. Рита светилась счастьем.

 

– Спасибо вам! Такой подарок! – всплеснула она руками. – Вы такие милые ребята! Такие внимательные!

 

Воксон топтался на месте, он изрядно проголодался со вчерашнего дня. Все мысли его были внизу в нарядной гостиной, ближе к кухне, где рождались вкусные запахи. Рома промолчал, сердце его радостно забилось, но в следующую секунду оборвалось при взгляде на Риту. Что-то незнакомое и чужое показалось в ней. Первым вышел Воксон, боком, следом за ним – Рома, нехорошо улыбаясь. Рита вышла последней, осторожно прикрыла за собой дверь, и все они спустились вниз. Воксон услужливо предлагал руку и в самом конце, когда оставалась одна ступенька. Рита с опаской, шевеля пальцами, подала ему руку, спустилась и засмеялась. Рома шел сзади, увидел, как она смеется – не так, как раньше – и вдруг ему показалось, что он теряет над ситуацией контроль.

 

Лососевы уже собрались в гостиной в ожидании гостей. Внизу экрана бежали номера телефонов для поздравлений. Митю нарядили в костюмчик, настращали, и он, немного испуганный, стоял со всеми. Это был его первый сознательный праздник, и Митя волновался, оттягивал пальцем тугой воротник рубашки и трогал себя за узел галстука. Бабушка, подозрительно красивая, пряталась за спины, стесняясь собственной прически. Мама Женя пыталась выстроить всех в ряд, но бабушка сутулилась, одергивала юбку и снова растворялась на заднем плане. Лизу держал за руку Владимир Петрович. На нем был безупречный синий костюм. Сам он напоминал гранитный монумент. Его благодушное лицо, словно высеченное из камня, сияло и вибрировало в предвкушении праздника. По традиции, семейные праздники Лососевых начинались в десять. В десять они принимали поздравления первых лиц. Без одной минуты десять Рома открыл шампанское и разлил его по фужерам. Все трое, Рома, Рита и Воксон с волнением взирали на экран.

 

Наконец, наступила торжественная минута. Двустворчатые высокие двери Лососевых, ведущие в дом, отворились, и по дорожке скорым шагом к ним приблизился господин Президент. Он взял предложенное шампанское и, обращаясь в первую очередь к ним, а потом в камеру, сказал речь. «Я счастлив, что у вас все наладилось! – сказал Президент, обращаясь к семейству. – Давайте не будем забывать про умные приборы, способные изменить нашу жизнь к лучшему», – добавил он в камеру. Фужеры со звоном сошлись, и все выпили. Воксон выпил медленно, с удовольствием. Рома поцеловал Риту в щеку.

 

Под канопе и фрукты разошлась вторая бутылка. У Лососевых тоже продолжался фуршет. Видные деятели бизнеса и политики во главе с президентом собрались вокруг счастливого семейства Лососевых. Кто-то подарил Мите и Лизе трехцветные флажки, копии государственного флага. Один крупный бизнесмен сделал комплимент бабушке, от которого она вся загорелась. Мама Женя и первая леди о чем-то шептались в стороне. Рита взяла ломтик сочного ананаса и рассмеялась, шампанское ударило ей в голову. Рома безуспешно пытался дозвониться Лососевым. Воксон с аппетитом глотал бутерброды. Господин президент предложил наполнить бокалы, сказал короткий тост о пользе позитивного мышления и вскоре уехал. Заиграла легкая музыка. Рита, удивительно веселая, предложила мальчикам идти во двор жарить мясо.

 

– Вы смущаете меня! – сказала она. – Не присутствием смущаете, а количеством. – Она снова засмеялась, а Рома и Воксон, тепло одевшись, вышли во двор.

 

– Так что же ты делал все эти полгода? – спросил Рома прямо в лоб, как только они вышли. По тону его Воксон понял, что отвечать нужно немедленно.

 

– Эти полгода я провел в гостинице, в номере с Леной Костровой. Тебе ли не знать?

 

– Как? – удивился Рома, – Все полгода?

 

– Да. Я сделал ей признание. …Эх! Какое красивое признание я ей сделал! Слышал бы ты! – цокнул Воксон языком и покачал головой. – Она едва совладала с собой, ничего не ответила, разделась и пошла принимать душ. Я спросил ее, что будем делать? Она накинула халат и все молчала, закрыла дверь и крикнула мне из-за двери, что через час поедем в ресторан. Потом зашумела вода, дверь была закрытой, а я все это время оставался в номере.

 

– Прошло полгода?

 

– Прошло полгода! Я смотрел музыкальные клипы, допивал свой кофе, растягивая удовольствие, задремал в ожидании, но сразу проснулся, подошел к двери, за которой шумела вода, и постучал. …Ничего! Лена не слышала меня. Вода уж очень шумела и била струями по стенкам душевой кабины.

 

– Ты уверен, что она там? – спросил Рома.

 

– Да! Ты забыл? Двери в ванную комнату из матового стекла. Я все время мог видеть ее расплывчатый силуэт и то, как она трет себя мочалкой.

 

Рома слушал и менялся лицом. Лицо его приняло одно из тех жестких и беспощадных выражений, хорошо знакомых Воксону, когда Рома готов откреститься от всего, даже от родной матери. Это было его наивысшее упрямство, двойное упрямство, потому что его упрямство натыкалось на такую же крайнюю позицию со стороны Воксона. Воксон в таких случаях отвечал тем же. Прежнее старое пальто и вязанная шапка снова были на нем. Это тоже было упрямством с его стороны, Рома предлагал ему надеть свою куртку. Воксон холодно, с беспокойством оглядел Рому и они, как боксеры, разошлись в разные углы воображаемого ринга, удаляясь друг от друга на максимально возможное расстояние.

 

Рома принес мешок углей из сарая и развел огонь. Он подождал, пока угли наберут жар, а затем разровнял их. Воксон тем временем вынес кастрюли с замоченными в маринаде мясом и рыбой. Сначала он выложил на решетку мясо и с увлечением жарил его, пока Рома следил за углями. Потом Воксон собрал сочные и шипящие готовые куски в миску, плотно накрыл ее и отнес в дом. Вернувшись, он увидел, что теперь Рома с увлечением жарит толстые ломти жирной семги, беспрестанно ворочая их и прибивая вспыхнувшие от капающего жира языки пламени.

 

– Мне нужно точно знать, что ты успел сказать ей вчера? – сказал Рома прежним требовательным тоном. Его беспокоил очень щекотливый вопрос, от которого зависело все его положение.

 

Рома очень жалел, что оставил Воксона и Риту вчера наедине. «Зачем же я их оставил? – задавался он вопросом. – И как же это возможно? Какая наивность с моей стороны! Вот если бы точно знать, как все это устроено!» Рома ошибся, он считал что без него общение Риты и Воксона невозможно. Теперь это ошибочное предположение казалась ему нелепым. И все дело сводилось к технической, неизвестной ему стороне вопроса.

 

– Ты мне должен сейчас дать клятву, что слово ты не нарушил и что впредь его не нарушишь! – скрипнул зубами Рома.

 

– Я только представился! Всего лишь назвал свое имя! – пожал плечами Воксон. – Сказал, что я Воксон, а не Рома…

 

– Не Рома? – перебил его Рома. – Вот именно! Конечно, ты не Рома! Я не Рома! И ответственность за его слова не несу. Я Воксон, и сделаю все по-своему, потому что я хороший… потому что знаю, как это нехорошо – обманывать, – дразнил его Рома.

 

Воксон, совершенно сбитый с толку такой речью, испуганно моргал. Он никак не мог понять, куда клонит Рома, или делал вид, что не может понять. Он, Воксон, слова не давал. Семга начала подгорать, Воксон подхватил оставленную Ромой вилку и осторожно поддевая каждый кусок, ловко и быстро перевернул их на другую сторону.

 

– Я жду ответа! – произнес Рома со злостью и нетерпением.

 

– Не припомню, чтобы я слово давал, – как бы между прочим заметил Воксон, собирая уже готовые куски в посуду. – Может, это ты клялся, а не я? Ты подумай, хорошо подумай! Что ты сотворил?

 

– Я проводил Риту и ушел домой, к себе домой. Но, прежде чем уйти, я дал ей слово, что больше не стану встречаться с Леной Костровой. Она требовала от меня обещания. Она поставила мне условие, и я связал себя клятвой. Понимаешь, слово дал!.. Я дал!.. Я!.. – Рома ударил себя кулаком в грудь. – А ты взял и нарушил слово, поперся в гостиницу…

 

– Повторяю, я слова не давал! – гордо и высокомерно заявил Воксон, закончив складывать семгу. – И в ресторане меня не было. И Риту я не провожал. Я сразу вернулся в номер. Купил цветы и ждал, когда вернется Лена. Одного я хотел – с ней остаться, потому сделал признание. Жалею только, что тянул до последнего и в чувствах своих признался слишком поздно.

 

Рома некоторое время оставался в задумчивости, отслеживая логику чужого поступка. Беда в том, что все личное для каждого из них все равно оставалось частью одного общего.

 

– Значит, слово я давал? …Хорошо, пусть так! – тут в лице у Ромы что-то переменилось в лучшую сторону. – И хорошо! …Будем каждый на своем стоять. Только ты это… если разговор зайдет, ты так и скажи, что это я, тьфу, то есть ты в гостиницу пошел. Один пошел, понимаешь?..

 

– Понимаю, – пообещал Воксон, всегда уверенный в своей правоте. – Скажу! Вот не понимаю, зачем усложнять все?

 

Воксон пожал плечами и с семгой в руках пошел в дом. Рома бросил взгляд на еще горячие угли, на пепел, что срывался с них дуновением ветра, тяжело вздохнул и пошел следом. «Человек один, – думал он, – а нас – двое».

 

 

Рита уже накрыла на стол. Все сели. Лососевы тоже сели, Владимир Петрович сказал первый тост. Все обменялись подарками. Затем тост произнес Воксон. Рита тоже всем раздала подарки. Начали шумно веселиться и наперебой говорить друг другу пожелания. Воксон ел больше остальных, восхищаясь, как Рита хорошо готовит. Рома больше пил и молчал, а когда пришло время устраивать домашний концерт, он наделал много шума, выплеснул все свои таланты за один раз. Сначала он дурачился, а потом принес гитару и спел романс, да так спел, что зацепил за живое даже Воксона. Лососевы в надетых блестящих колпаках демонстрировали всей стране свои таланты. Рита и Воксон тоже надели колпаки, Роме достался лиловый плащ волшебника на завязке. Улучив момент, среди всеобщего веселья Рома тайком взбежал наверх.

 

«…Все, что говорит Вокосон, это ложь и обман. Воксон выгораживает себя. Он говорит, что его не было в ресторане. Как же? Станет он шляться по улицам или сидеть в пустом номере, когда представилась такая возможность. Стоило мне произнести обещание, как его ветром сдуло. Вот когда он исчез! Нет, скажу я вам, это он специально ждал удобного момента. После ресторана Лена уехала на такси. Я-то знал, что она поедет в гостиницу, у нас оставался еще один, седьмой, оплаченный день. Риту я проводил до дома и сказал, что… ну, в общем, наговорил ей много нежностей. Она ответила, что если все, что я говорю, правда, то она согласна. Я предложил ей стать моей девушкой и уехать из города. Огонь надежды вспыхнул в ее глазах. Ты должен обещать мне, потребовала она от меня. Я с готовностью ждал. Ты должен обещать мне здесь и сейчас, что с этого момента ты больше никогда не будешь встречаться с Леной Костровой. Ни сегодня, ни завтра, никогда, и если я узнаю, что ты нарушил обещание, то прощения тебе не будет. И ты после этого меня никогда больше не увидишь. Это показалось мне таким наивным, что я рассмеялся и сразу дал слово. Я поклялся честью и достоинством, что никогда больше не буду встречаться с Леной Костровой. Мог ли я после этого направиться к ней в гостиницу с букетом цветов? Мог ли я признаваться ей в любви? …Нет, конечно!»

 

Так же крадучись Рома спустился вниз. В гостиной было пусто, входная дверь была распахнута настежь. На столе лежала начатая коробка с бенгальскими огнями, Рома взял один и посмотрел на экран. Лососевы всей семьей резвились во дворе. Была ночь, горели фонари. Владимир Петрович дал короткую команду, и тут сильно хлопнуло. На экране отобразилось ночное небо. Грохнуло где-то рядом. Рома все понял, зажег бенгальский огонь и с криком выбежал на улицу. В небе рвались пущенные ракеты, освещая двор. Воксон и Рита радостно хлопали в ладоши, любуясь собственным салютом. Рома с веселым воем обежал кругом них, плащ его развевался в ночи, веселым шариком сыпались искры бенгальского огня.

 

– Смотрите! Настоящий волшебник! – закричала Рита.

 

Воксон обнял ее за плечи, стал сзади, задрал голову в небо. Салютовали все. Небо горело огнями.