Для всех быть всем

 

Так довелось, что святому старцу Амвросию Оптинскому я ныне прихожусь земляком по месту его рождения. Как писателя, меня давно занимает личность и жизненный путь святого земли русской. Его афоризм – «Где просто – там ангелов со сто, а где мудрено – там ни одного» – ставлю девизом ко всему своему сочинительству.

6 декабря 2012 года в с. Большая Липовица Тамбовской области в честь 200-летия со дня рождения Амвросия Оптинского освятили новый храм Троицы Живоначальной. Храм построен на пожертвования земляков великого Святого.

Я посчитал обязанным себя откликнуться на юбилей земляка, Святого земли русской Амвросия Оптинского, в миру Александра Михайловича Гренкова, повестью, что и предлагаю вниманию читателей.

 

На чтение потребуется 3 часа 40 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Двери кельи и сердце старца Амвросия всегда были открыты для братии, каждый мог входить к нему в любое время без всякого доклада. Своим добрым влиянием как на братию обители, так и на приходящих богомольцев Амвросий содействовал подъему и благоустройству Оптиной пустыни.

И только ночью, когда весь мир спал, когда спали те, которые оставили в его келье свои горести и грехи, Амвросий, забывая себя, протягивал к небу руки и в слёзной молитве просил милосердного Господа о ниспослании покоя в души его духовных чад.

И тот факт, что в Оптину к Амвросию, забывая неудобства сложного пути, из мира съезжались представители всех сословий, свидетельствует, что молитва его далеко была слышна.

 

Старец Макарий лечил Амвросия по-своему.

– Ты сам не отчаивайся, не усугубляй в себе болезнь. А я тебе уж помогу, уж помогу, верь мне.

Он заказал в Козельске, чтобы нашли ему как можно больше лесного ореха, лещины и лесного мёда. Когда доставили одно и другое, то стал готовить пищу для Амвросия. Часть орехов он проращивал и заставлял съедать. Приговаривал с весёлостью:

– Живительная сила в нём, в пророщенном-то. Знай, белка умеет проращивать эти орешки и есть. Она их, когда они на земле под дождями начинают прорастать, вон как ловко находит, по запаху. Потому она такая гибкая да скакучая, что ест пророщенные орешки. Вот и ты ешь. И ты пойдёшь. Да ещё как скакать станешь!

Другие орехи заставлял келейников очищать, дробить, перетирать на муку и смешивать с мёдом. И кормил этим составом Амвросия.

 

День ото дня Амвросию делалось легче. Солнышко звало его из кельи. Прогулки он всё удлинял и удлинял. Всё дальше заходил в глубину леса. Верил в его целительную силу.

Передвигался он по лесу при помощи двух посохов, что освобождало его от болевых ощущений в спине.

Завёл дружбу с отдельными деревьями. Были они у него на примете, он знал их, шёл к ним, как к самым близким людям. К первой подходил к бёрезе. Становился под ней, обнимал её белый ствол, припадал к нему ухом и стоял долго, чувствуя всем телом, как от берёзы в него проникают лёгкость и нежность. И становилась берёза похожей на мамушку, такой же тёплой и ласковой.

И мог поговорить Амвросий с мамушкой, даже пожаловаться ей:

– Хвори меня, мамушка, одолевают. Зимой было помер. А с весной вот поотпустило, вроде бы. Макарий помог молитвой да пищей. И Павел врачей мне привозил. На полке в кельи много баночек и пузырьков с лекарствами понаставили. Но дело-то вот какое, лекарства тогда имеют силу свою лечебную, когда принимаешь их с великой верой в них. А я как-то больше господу Богу доверяю своё исцеление. Да природе вот, лесу. Потому врачи при осмотре и ослушивании меня говорят, что моих болезней иному на час жизни хватило бы, больше не прожил бы, а мне… Они сами не знают, сколько мне жить с моими болезнями, не отваживаются сроков назвать. А я живу. Живу. Не назовёшь это беззаботной жизнью, забот много хворь мне приносит, а – живу вот. Так что пособляй мне, мамушка. Пособляй через сестрицу свою берёзоньку.

 

После берёзы переходил к полюбившемуся дубу, которому явно было никак не менее лет двухсот, а то и всех трёхсот. Дуб был высок, раскидист. Даже в самую тихую погоду шелестел обильной листвой, будто постоянный разговор вёл с окружающими деревьями, кустами, травами.

Дуб – дерево сильное, благоволит мужчинам. Амвросий определял свой дуб проводником, который соединял его, человека, со всем миром и самой Вселенной. Дуб явно раскрывал и чистил тело, наполнял его ровной силой. А сам, показалось Амвросию, вроде бы жаловался на что-то.

– Что болит у тебя, отец мой? – спросил Амвросий. Дуб молчал. Амвросий обошёл его, внимательно осмотрел и увидел ссадину, кора была свежесодранной с одной стороны. Это от осины, которая от лет долгих сделалась сухостойной, не смогла сопротивляться разыгравшемуся ветру, и, падая, острым суком поранила дуб. Амвросий своими методами определил, чем заделать рану. На следуюший день привёл с собой послушника, набрали свежей смолы с молодых сосен и закрыли этой смолой рану на дубе. На корнях дуба выросли грибы-трутовики. Амвросий удалил эти признаки начинающейся болезни, рассуждая при этом:

– Бог создал на земле всё с великой любовью и всему дал высокую энергию любви. Доброжелательство дал всему живому. Откровение самой Природы приближает к постижению её чародейной сути. Древесные души так же реальны, как звери и птицы. Только по-иному. Также имеют свою сознательную волю, своё дыхание, могут печалиться, волноваться и пребывать в исступлении. Только по-иному. Умение мыслить без слов, чистыми чувственными образами, позволяло человеку понимать другие живые существа и быть понятным им.

 

Амвросий сидел на поваленной ветром сухой осине. Его ноги почти не касались земли, таким было толстым дерево. Дремал под тёплым солнышком. И ему виделось его детство. Молодой Сашка Гренков рано начал понимать деревья. Понимала их и подружка его неотступная, Глашка.

Как-то они озорничали неподалёку от дома. Их позвала мамушка:

– Сашка, Глашка, поглядите-ка, вишня-то отцвела, плоды стала набирать и вот сохнет теперь. Чего же ей не хватает?

– Она хочет пить, – в один голос ответили Сашка и Глашка.

– Вот и напоите её, чего ж бездельничать-то? А вторая чего хочет?

Угловая вишня была сильно обломана.

– А-а, эта… – переглянулись Сашка и Глашка, – этой не хватает воздуха. Под ней землю надо перекопать.

– И это ваше дело, перекопайте. Вон лопаты, вон вилы в углу стоят.

Друзья принялись таскать воду, лить под вишни, перекапывать под ними землю.

Вдруг Глашка расширила испуганно глаза и попятилась, показывая на место сруба одного из стволов вишни:

– Из дыры течёт что-то …

И ойкнула:

– Скорее, скорее, Сашка, давай глины, давай замажем. Вишне больно. Это кровь её течет.

Принесли глины, полили её водой, размяли и замазали место сруба.

– Больше не течёт, – сказал Сашка.

– Не течёт, – подтвердила Глашка.

Вот идут они по улице. У забора стоит огромная ива, потрёпанная бурей: сломана крона и ствол расщеплён до половины. Проходя мимо ивы, Сашка вдруг стал прятаться за Глашку.

– Ты чего? – удивилась Глашка.

– Ива зовёт меня, хочет поговорить со мной.

– Так и поговори.

– Не-ее, она страшная...

– Она не страшная, ей просто больно, она жалуется нам. Они все хотят с нами говорить. Деревья разговаривают, как люди, – успокоила друга девчонка.

Нагулявшись, Амвросий возвращался из леса с охапкой травы, цветов, которые под навесом возле кельи раскладывал на просушку.