Васильки

 

 

 

Утром Колька потянулся в постели, понежился. В комнате было пусто и тихо. Все уже встали, убежали на улицу. Сашкина кровать, которая стояла рядом, тоже была пуста. "В шашки сражается где-то", – подумал Колька.

Сашка как помешался на шашках. Думал он совсем плохо, ходов не видел и не предвидел, но играл и играл, с чего-то вбив себе в голову, что он может стать чемпионом детдома. И если он это выполнит, говорил, то у него начнётся какая-то новая жизнь. А какая – сказать не мог даже Кольке. И не только в шашках, он и в ученье был слабоват. Кольке, например, все предметы давались легко, сходу, учился, он, правда, ниже своих возможностей, как говорили учителя. Чтобы начать учиться хорошо, Кольке надо было разозлиться. Хоть на кого или на что. Даже на лень свою.

Ленится, ленится, а как разозлится на себя, как начнёт себя дергать да взвинчивать, тогда и домашние задания у него, как орешки, разгрызаются, и на уроках он делается острым, сообразительным, и в любой ситуации слово не ищет, оно само находит его, как в запаснике лежит наготове. Длится это от силы неделю, а потом снова делается неинтересно, скучно и он сползает на тройки. Так вот рывками, скачками и учится.

Сашка же учится ровно, но больше тройки никогда не получает. Он плохо считает по математике, делает массу ошибок в диктантах. Умудряется ставить буквы в словах так, что если даже нарочно будешь ошибаться, как он, и то не получится. А у него получается, где надо поставить мягкий знак, он его обязательно не поставит, а где не надо – поставит и будет ещё спорить, что он прав. В пятый класс перевели, а он иной раз упрётся в цифры и его никакой силой не сдвинешь, ему что восемнадцать, что восемьдесят один – всё одинаково. Доказывает, какая, вроде разница, цифры-то те же самые, восемь и один, а оттого, как они стоят, разницы в счете быть не должно.

Сашка похож на нерусского: голова круглая, глаза круглые, зрачков почти не видно, чернота кругом них, брови толстые, густые, сходятся на переносице, щеки обвислые, как у хомяка. Стригут Сашку часто и наголо. Когда снимут волосы, то открывается белая кожа, резко отличающаяся от его смуглого лица.

Как-то ребята смотрели по телевизору фильм «Белое солнце пустыни». Фильм всем очень понравился. А когда выходили из комнаты, то кто-то вдруг указал на Сашку и крикнул:

– Саид! Вот он, Саид!

Все поглядели и грохнули смеяться, Сашка вправду был очень даже похож на Саида. С тех пор к его имени добавилось второе, его стали звать двумя именами: Сашка-Саид. Он не обижался, а чем плохо быть похожим на такого героя, каким был Саид. Кольке же сказал:

– А ты меня так не называй, на тебя обижаться буду.

Почему он будет на Кольку обижаться, этого он и сам не знал, и Колька не мог сказать.

В этом детдоме Колька и Сашка появились в одно лето, привезены, правда, были из разных детдомов. Они сдружились. Вернее, сразу так получилось, что Колька взял под защиту Сашку, стал у него поводырём, помогал делать уроки, отвечать в школе.

Колька не упускал Сашку из виду даже на четверть часа. Знал, чуть он не угляди за ним, как Сашка ввяжется в какую-нибудь историю и ему, естественно, понаставят шишки. Ребята все такие, что руку не опустят, так и поглядывают, с кем бы стукнуться.

Одиночек нет, все объединяются по двое, по трое, и попробуй с ними справиться, заклюют со всех сторон.

Колька и Сашка хоть и были вдвоём, но их побаивались, в основном из-за Кольки. Если его разозлить, то он уже не считает, -сколько их, обидчиков, трое или пятеро, или даже один на один получается неравенство сил, как, например, с Серёгой-рыжим. Он бросается, забыв всякую осторожность, дерется сразу со всеми. Бывал прилично и не раз бит, но постепенно все группы стали обходить его, старались не связываться, не задевать, потому что знали – Колька не спустит, и если сразу со всеми не справится, то по одному будет отлавливать и колотить...

В коридоре бегали туда-сюда, шлепали босыми ногами по половым доскам. Девчонки, которые постарше и потяжелей, бегали, глухо барабаня пятками. Колька по бегу узнавал, кто за кем и куда пробежал.

Наконец ему надоело прислушиваться, он встал, натянул трико и пошёл искать Сашку. Идти пришлось недалеко, Сашка сидел на крыльце, склонившись над доской, он играл с двумя братьями -второклассниками, с Игорем и Володькой Бессоновыми. Колька вгляделся в расстановку шашек на доске и понял, что Сашка опять проигрывает. Братья же, хитрецы, сидели тихо, приготовившись нанести ему удар в правом углу, переглядывались, подмаргивали друг другу. Колька наклонился и двинул одну шашку. Братья тут же ответили ходом. Тут уж Сашка понял промашку братьев, воспарил, за один проход шашки снял у них сразу три. Партия была обречена, Сашка выигрывал. Братья вскочили, заспорили:

– Мы не согласны! Давай так поставим шашки, как было!

Колька натурнул за ними, они сбежали с крыльца, отбежали на безопасное расстояние, стали грозить Сашке;

– Ну, Саидише! Гляди! Попадёшься где-нибудь один – не простим!

Колька с Сашкой брели тихонько по усадьбе, сами не зная, куда. Лишь бы не стоять на месте. Аверьяныча в эту пору в детдоме не должно быть, но всё равно подошли к его домику. Уборщица тётя Маруся вывешивала на веревку белье, увидела ребят, сказала:

– Нет его. Повёз тару в сельпо. Совсем недавно. Погрузил пустые ящики, бочки и повёз. Теперь, гляди, вот-вот заявится. Долго ему там делать нечего.

Побрели назад. Вошли в аллею, как в коридор со светящимся потолком, между сиренью и жасмином, остановились, склонялись к белым пахучим цветам, нюхали, жмурились на солнце, мотали головами, смеялись вволю.

– Когда будем с тобой большими, – сказал мечтательно Сашка, – то устроим себе сад, насажаем вот этих цветов и ягод. Чтобы досыта есть. Крупные, сочные...

– Не надо, – проглотил слюну Колька, – когда-то это будет. А пока вот поедем в лагерь. Пошли, там уже, наверное, завтракают.

Не успели позавтракать, как у ворот засигналила машина.

– Всё! В автобус! – скомандовал Валерий Николаевич. – Пять минут на сборы!

Пяти минут не прошло, как все были в автобусе. Перебегали с сиденья на сиденье, занимая место у окна, сталкиваясь, тесня, отпихивая друг друга. Обижаясь.

Колька с Сашкой сели на одно сиденье к полуоткрытому окну.

Валерий Николаевич молча, только кивая головой и отмахивая указательным пальцем, просчитал по головам;

– Двадцать один. Все налицо. Молодцы!

Ни недобора, ни перебора, – пошутил водитель, обернувшись на сиденье и с любопытством глядя на ребят.

– Точно, двадцать одно, – шуткой ответил и Валерий Николаевич. – Назад бы вот так всех привезти живыми и здоровыми. По лезвию ножа с ними ходишь. Работка.

– Да, не позавидуешь, – согласился водитель. – Поехали?

– Вы поезжайте, а я на мотоцикле. Буду ехать впереди вас. Мало ли, инспекция на дороге встретится, а я всё какое-никакое сопровождение. Вы фары включите.

– Обязательно, а как же, знаем правила перевозки детей.

Автобус мягко покатился с возвышенности по песчаной дороге. При выезде из парка свернул направо, на твердую грунтовую дорогу. Его качнуло, подкинуло, ребята загалдели, засмеялись. Водитель прибавил скорости и по автобусу потянуло прохладным сквознячком.

Недалеко отъехали от детдома и Колька увидел Аверьяныча. Он ехал по косой дорожке шагом. Звёздочка еле шла, опустив низко голову. Аверьяныч сидел сгорбившись. Колька отметил: какие они оба старые. Высунулся в окно и прокричал:

– Аверьяныч! Дождись нас!

Аверьяныч ожил, помахал рукой и что-то вроде бы прокричал в ответ, но Колька его не услышал.