Костёр на снегу

 

 

 

Встретились на улице. Вроде бы нечаянно встретились, но с Николаевой стороны это не было нечаянностью. Он уже знал, у кого живёт Валентина, в какое время и по какой дороге ходит с работы.

– А-а-а, попутчица! – превозмогая себя, скрывая подступившее волнение, заулыбался Николай. – Не желаете ли куда поехать? Я к вашим услугам.

– Нет, спасибо, – заинтересованно взглянула в глаза Николаю Валентина.

Пошли рядом. Молчали. Николаю надо было что-то говорить, но слова не шли, предательски отступили куда-то.

– Погодка-то! – так ничего лучшего и не придумав, воскликнул Николай, прищелкнул пальцами. – Сам бы ел, да деньги надо!

Какие деньги, к чему тут деньги – это уже, понимал, ни к лугу, ни к болоту. А слова, лёгкие, игривые, которые так необходимы для затравки разговора, всё не появлялись. Хоть в сторону отваливай, чтобы не показаться полным идиотом.

– Погодка – да! – поддержала Валентина, и Николай не заметил, как она коротко взглянула на него сбоку и усмехнулась. – А у вас картошка ещё не поспела?

– Какая картошка? – опешил Николай, сообразив, что над ним смеются в открытую.

– Которая в огороде растёт.

– А-а-а-а, картошка-то! – нашёлся, обрадовался, и ему полегчало. – Это такая, кругленькая-то? Такая, с глазочками-то?

– Да-да, кругленькая такая, с глазочками! – в тон Николаю вела игру Валентина.

– Да как же! Мать вчера уже варила и ныне будет варить. Во какой чугунище! И с огурчиками! Объедение! Пойдём, угощать буду!

– А потом? – смеялась уже Валентина.

– А потом – обратился котом! Пойдём за озеро зарю встречать. Покажу там такое жуткое!

– Я не хочу жуткого.

– Тогда весёлое покажу. Там всего полно.

– Вы это всем предлагаете?

– Зачем всем?! Только для вас! Нет, серьёзно.

– Ну, спасибо, повеселили меня. Я пришла. До свидания.

Будто опасаясь того, что Николай начнёт удерживать её на виду у людей, Валентина сбежала на тропку к калитке, пошла быстро, наклоняясь вперед.

– До свидания! Завтра в библиотеке? – спросил Николай и, не получив ответа, которого уже и не было нужно, радостный, лёгкий, пошёл серединой улицы.

«Непонятная. В тот раз в кабине не захотела принять шутку, замкнулась, сегодня сама на шутку вызывает. Ладно, поживём –увидим».

Николай ходил в библиотеку чуть ли не ежедневно. Читать приходилось лишь в кабине во время стоянок под погрузкой и выгрузкой леса. Естественно, шофёр есть шофёр, и чтобы не марать книги, Валентина собственноручно изготовила целлофановые обёртки и при каждом обмене книг снимала эти обёртки с прочитанных, заворачивала в них новые. Николаю нравилось наблюдать, как Валентина бережно, с какой-то утончённо-женской любовью относится к книгам, и сам проникался к ним новым уважением. Читал с пристрастием, раз и навсегда решив не перепрыгивать страницы. Опасался, как бы Валентина не проверила его, не заподозрила, что ходит-то он в библиотеку не ради одних книг, что книги – это только повод. Понимал, Валентина обо всём догадывалась и без проверок, но всё же неловко было прятаться за книги.

В Валентине Николаю нравилось всё, и чем дальше – тем острее нравилось. Взгляд, голос, походка, как одета, как зачёсаны и приглажены её волосы – все это только её и ничьё больше на всём белом свете. Ничего нельзя было убавить от неё, ничего нельзя прибавить. Ему казалось, что он знал её с самого детства, казалось, что они лишь на какое-то время расставались, а теперь вот встретились, чтобы уже никогда не разлучаться.

 

Свадьбу назначили на начало ноября. Срок пододвинулся, а позднее осеннее тепло, будто остановившееся в задумчивости, совсем расслабило землю. Казалось, что весь посёлок вот-вот утонет – с домами, деревьями, со столбами электропередач – тихо уйдёт в глубь земли, а на месте образуется чистое ровное поле.

А Николай ждал морозца, вставал и ложился с одним желанием, с одной мечтой: ударит мороз. Томительно хотелось под ноги первого чистого хрусткого снежку. Но земля продолжала всё больше раскисать, и Николай содрогался, представляя свадебную процессию, бредущую пьяно серединой улицы. Белое длинное платье невесты, белые узкие туфли – и эта вопиющая грязь! Нет, непостижимое что-то, идиотски несправедливое!

Настораживала и сама Валентина. Когда Николай был сдержан с ней, рассудителен, то и Валентина своим поведением, своим настроением соответствовала ему. Но Николай не мог долго сдерживать себя, он играл с Валентиной, радовался своему счастью, как играет и радуется сильный добрый зверь в предчувствии скорого брачного часа. И тогда на Валентину вдруг находило что-то, она смотрела невидяще в одну точку или прямо на Николая, а мыслями уходила в глубь себя.

– Ты что? – спрашивал Николай, скоро охладевая под ее взглядом.

– А, да так я! Не обращай внимания, – и запускала пальцы в пышный чуб Николая, задумчиво перебирала волосы.

– Ты о Валерке? – осмелился как-то спросить Николай. Спросил с дрожью в голосе, с надеждой на отрицательный ответ.

Он ощутил, как дрогнули и замерли пальцы Валентины. Придав голосу бодрость, она ответила:

– Да брось ты, всё это чепуха. Давай о нём больше ни слова. Договорились?

Николай верил Валентине, внутренне укоряя себя за то, что, как бы подглядывая за недозволенным, постоянно следит за оттенками её голоса, выискивая в них раскаяние в затеянном с Николаем. Наедине же с собой успокаивал себя: «Ничего, ничего, теперь уж скоро. Мало ли кто с кем дружит, а женятся или замуж выходят совсем за других. Это ничего, это бывает. Заживём дружно, душа в душу, и она не вспомнит больше ни о каком Валерке».

Готовиться к свадьбе матери помогала её сестра. Вдвоём они подсчитывали, сколько будет гостей, высчитывали, сколько потребуется того и другого. Получалось – на широкую ногу. Да и как иначе? Николай у матери один, живут они в достатке, он зарабатывает, и она сумела кое-что поднакопить к такому великому дню. Время-то не голодное, стыдно будет, если свадьбу сыграют кое-как. Родня к тому же немалая: два брата и две сестры с материной стороны, да сестра и брат с отцовой стороны.

Пётр, отец Николая, хоть и рано ушел в сырую землю, а родня как была доброжелательна к Тоне, снохе, матери Николая, так и по сей день почитают её за свою. И что с материной стороны, что с отцовой – малодетные все. Своих успели уже кого поженить, кого замуж отдать, так что оставался один Николай. Потому и готовились все сообща, дружно, не жалея для такого святого дела запасов.