Преданность

 

 

 

Иногда я жалею, что родился тем, кто я есть. Сколько себя помню, всегда хотел быть кем-то большим, кем-то любимым, уважаемым и нужным. Всегда хотел быть Человеком в самом красивом и искреннем смысле этого слова. А кто я? Я всего лишь бездомный, ободранный, всеми брошенный уличный бродяга, который день изо дня сидит у автобусной остановки, исподлобья глядя на прохожих, или роется в мусоре в надежде найти там что-нибудь съестное.

Это только в книжках говорится, что такие, как я, свободны и независимы, они вольны выбирать любую дорогу, для них открыты все двери, все возможности. Всё это лишь красивые слова, сказанные заядлыми домоседами, которые никогда не пробовали жить на улице, не зная, доживёшь ли ты до завтра, чувствуя пустоту в желудке и такую лёгкость во всём теле, точно весишь не больше десяти килограммов.

Но самое ужасное в бродяжничестве даже не голод. Самое страшное – подростки. Эти маленькие нелюди жестоки и безжалостны. Они готовы смеяться, глядя на то, как ты корчишься на земле от боли, целую вечность. Они будут бить тебя ногами, издеваться и кричать, пока их сверстники стоят рядом и восторгаются. Они не знают пощады. Ими движет страх, они подчинены ему, они его рабы. Они боятся сильных, они их ненавидят, а свою ненависть вымещают на нас, слабых и беспомощных.

 

Сегодня я снова им попался. С криками и визгами они впятером, лет по тринадцать на вид, кинулись на меня. Я не мог бежать, силы давно покинули меня, и когда они настигли, самым разумным показалось упасть и позволить им довершить начатое. Помню только удары ногами в грудь, в шею, в спину, в ноги. Я пригнул голову, чтобы не видеть этого, мне уже не было страшно. Я лежал на холодной сырой земле, мечтая о смерти. Я бы плакал, если б умел, но, кажется, природа забыла наделить меня такой способностью.

– Эй, вы! А ну оставьте его в покое! – услышал я где-то далеко-далеко чей-то хриплый голос. Удары прекратились, но я боялся пошевелиться. – Ещё раз увижу вас, малолетние бандиты, вызову полицию! – проскрежетал тот же голос. Торопливые шаги превратились в топот десяти маленьких противных ног. Мои мучители спаслись бегством. – Эй, ты! Так и будешь лежать там? На своём горбу я тебя тащить не стану!

Я приоткрыл чуть-чуть один глаз и посмотрел на своего спасителя. Он был в преклонном возрасте, в том, который другие считают мудрым. Наверно, не зря. Старик, как я прозвал его позже, носил серое пальто, чёрную шляпу и деревянную трость с металлической набойкой, холодно постукивавшей при каждом его шаге.

– Ну, как знаешь, – небрежно бросил он и медленно пошёл прочь. Он сильно хромал, ходил чуть быстрее черепахи.

Я осторожно поднялся и поковылял следом. Мне порядком досталось, я чувствовал, что истекаю кровью, но упорно шел за своим спасителем. Он ни разу не обернулся проверить, иду ли я. Возможно, я дышал, стонал и полз слишком громко.

 

Старик привёл меня в маленький покосившийся домик на отшибе. Сам прошёл, а входную дверь оставил открытой. Я не был уверен, позволено ли мне войти, и несколько минут топтался на пороге. Сделал три осторожных шага в прихожую. И это последнее, что я помню.

Когда очнулся, старик стоял надо мной с длинной иглой, и я испугался.

– А ну лежи смирно! – скомандовал он грозно, и я подчинился. Игла воткнулась мне в правое бедро, но было не так больно, как я ожидал. – Не бойся, друг, я в прошлом ветеринар, натренировался в своё время на лошадях да коровах, – усмехнулся он, когда всё закончилось.

Я хотел улыбнуться ему, хотел поблагодарить, но не умел. Однако думаю, он всё понял. Я смог сесть. Теперь я почти весь был укутан в бинты. Родной шкуры под ними не разглядеть.

– А теперь, раз уж ты у меня в гостях, составишь мне компанию. – Старик кивнул на большую тарелку чего-то горячего и аппетитного.

Я не сдвинулся с места, а он сел за стол и начал неторопливо хлебать суп. Я не знал, как поступить, но мой желудок уже спустя три секунды всё мне объяснил. Суп был горячий, вкусный и такой ароматный, что голова закружилась с непривычки. Тарелка опустела в считанные секунды.

– Хочешь добавки? – осведомился старик. Я только опустил голову.

 

Вопреки ожиданиям старик не прогнал меня на следующий день. Он встал очень рано, долго собирался, потом ушёл, заперев меня в доме. Я не пытался бежать, не стал разорять его холодильник, не разгромил его дом. Он вернулся ближе к обеду с хозяйственной сумкой, набитой продуктами. Я молча наблюдал, как он неторопливо раскладывает по полочкам еду. На дне пакета оказались лекарства. Заправив новый шприц, старик подошёл ко мне:

– Давай, дружок, придётся ещё немного потерпеть.

Я не противился, хотя сегодня укол получился больнее.

Он выхаживал меня, кормил, латал, мыл. Делал всё, с чем я не мог справиться сам. Часто бывало, он что-то говорил, а я внимательно слушал. Я никогда ему не отвечал, но он только усмехался и повторял: «эх, ты!», когда я вроде бы и должен был что-то сказать, но всё равно молчал. Изо дня в день я ждал, что ему надоест со мной возиться, и я снова окажусь на улице. Когда он выпускал меня, я не отходил дальше трёх метров от его крыльца. Я боялся больше не вернуться.

Старик никогда не проявлял ко мне нежности. Чаще бывал груб, чем ласков. Я мог услышать в свой адрес любое ругательство, и я прощал ему всё. Я не мог на него сердиться.

 

Я быстро встал на ноги, окреп, набрал несколько килограммов. Я всё ещё ждал, что он прогонит меня, но уже меньше.

Тем временем старик стал хворать всё больше. Он ходил ещё медленнее, чем в день, когда я его встретил, часто хватался за сердце, а бывало, и вовсе не вставал с постели весь день.

– Эй, ты! А ну-ка подай валидол с тумбочки! – кричал он мне в такие дни, и я послушно приносил ему таблетки.

Как-то после трёх дней без движения он попросил принести телефон и позвонил в скорую. Вот тогда мне стало действительно страшно. Приехали врачи, похлопотали над ним и увезли. Надежда во мне угасала с каждым днем, что его не было. Я прождал ровно пять суток, мучаясь от неизвестности, боясь убежать и, в то же время, боясь остаться. Я решил уйти и, когда подошёл к двери, она отворилась, и старик предстал передо мной, бодрый и почти здоровый.

– Что, нахлебник, соскучился? – привычно усмехнулся он.

Кажется, в тот раз у меня даже получилось улыбнуться. Я был счастлив и в своём счастье совсем позабыл о проблемах, которые не собирались оставлять меня. Подростки. Эти злопамятные твари жаждали мести. И она вскоре обрушилась на моего маленького спасителя.

 

Это случилось ночью, когда старик безмятежно спал, а я смотрел в окно на круглую сырную голову, тщетно пытаясь скрыть от звёзд своё безграничное счастье. Лёгкий треск, точно ветерок, не насторожил меня. За ним шаги и шепотки, щекочущие уши. Голоса я узнал по интонации, и каждый волосок на моём теле затрепетал от ужаса. Я вскочил громко, грузно, и шум разбудил старика. Он оказался расторопнее и смелее. Не имею ни малейшего представления, откуда у него в руках взялась охотничья винтовка, но он выстрелил в темноту, наугад. Промазал, конечно, однако этого было достаточно. Три ломающихся голоса слились в единый крик ужаса и отчаяния, и топот маленьких тяжёлых ног возвестил о том, что больше нас не побеспокоят. Только больше и не требовалось.

Я испугался, когда услышал нервное дыхание, запинающиеся шаги и его падение. Паника захлестнула меня, но каким-то непостижимым образом я распознал сердечный приступ. В темноте я нашёл аптечку, принёс старику телефон, но он не смог набрать номер, только дышал громко и тяжко. Я должен был решиться, и я сделал это.

Путь до больницы занял не больше десяти минут, из которых я не помнил ни метра, ни секунды. Дежурные врачи поначалу не обратили на меня внимания, не насторожились. Моя настойчивость не впечатлила, и только молодая девушка-интерн сжалилась надо мной и захотела выслушать. Она не выглядела опытной, но я решил ей довериться.

 

Вот только мы опоздали. С порога я понял, что старик умер.

Девушка вызвала машину, в которой его увезли. Ветерана войны похоронили за счёт государства, и я пошёл на эти похороны.

Я никогда больше не вернулся в дом старика, даже после его смерти я остался с ним. На протяжении семи дней я плакал над его могилой, пока на восьмой сторож не нашёл меня на ней мёртвым. Я навсегда остался с тем, кто спас меня, кто подарил мне надежду и веру в людей.

Больше я никогда не хотел быть человеком. Я хотел навсегда остаться тем, кем я был всегда и кем буду после смерти своей и своего маленького друга.

Кто же я? Я всего лишь собака. Верный и преданный пёс, такой, каким никогда не стать человеку.