Харбинец

На чтение потребуется один час | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за январь 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Харбин 30-х. На улицах кишат китайцы. Большинство из них – с лотками, на которых разложены разные сласти, малопонятные безделушки вроде цветастых шариков или каких-то цветов. Некоторые китайцы похожи на своих пекинских и шанхайских собратьев, другие – не похожи. Повыше ростом, пошире в плечах, среди их предков были маньчжуры, которые прежде правили всей Поднебесной и смотрели на её коренной народ как на существ низшего сорта. До тех пор смотрели, пока не растворились среди них, не перестали замечать в толпе вокруг родные лица. Их народ, некогда грозный и могучий, вроде как ещё существовал, но его уже не было, ибо нигде не было настоящих маньчжурских лиц, уста которых произносили бы слова по-маньчжурски. Каждый народ берёт завоевателя чем-то своим. Русские – пространством, в котором заблудятся и пропадут все армии всего мира вместе взятые, немцы – грубой силой, которой всегда не хватает, и потому они раз за разом терпят поражения, несмотря на отточенное совершенство своей военной мысли. Китайцы же дают победить себя любому, чтобы всего через несколько сотен лет (что по меркам Поднебесной – мгновение) растворить любого победителя в самих себе. Так и случилось с маньчжурами, хотя где-то ещё жив их император, продолжающий относиться к этому народу.

Но русскому глазу их не различить. И те и другие кажутся всего лишь какой-то экзотической приправой, добавленной к провинциальному русскому городку Харбину. На железной дороге свистит русский паровоз, в сторону заводов, мастерских и депо шагают русские же рабочие. В кафе и пивных заседают бородатые русские интеллигенты, в сотый раз обсуждая одни и те же вопросы, в центре которых неизменно – близкая отсюда Россия.

Впрочем, русские здесь есть разные, и различий между ними куда больше, чем между китайцами и маньчжурами, хотя по лицу их не различит не только китаец, но даже и сам русский. В одной части городка алели красные знамёна, трубили горны, у многих взрослых на груди гордо блестели значки, а у их детей на шее краснели галстуки. В другой же части грустно болтались старые выцветшие триколоры и Андреевские флаги, в жилых комнатах висели старые ружья и шашки, которым уже не дано никого стрелять да рубить. Новая и старая Россия сошлись здесь плечом к плечу. И попасть из одной в другую можно своими ногами, между ними нет ни пограничников, ни полиции. И не грозит это ничем, разве что не стоит спорить до драки.

Вот так и жили три мира рядом, мирились друг с другом, насколько могли. Конечно, для эмигрантов советские означали будущее их родины, в которой их уже нет, и места для них тоже нет. Советские могли отсюда уехать и ступить на землю городов, в которых родились эмигранты, прикоснуться к стенам их родных домов, до которых эмигрантам теперь дальше, чем до далёкой звезды.

Эмигранты же означали для советских то ненавистное, с чем сражались их отцы, которые были ещё живы. Что плохого несли они для их новой жизни, никто из советских сказать не мог, но все они выросли уже на книжках, пестрящих словосочетанием «белые гады».

Однако дети многих эмигрантов работали на советской железной дороге, КВЖД, а также во многих её конторах и учреждениях, там больше платили. Рабочие и инженеры из «советского» Харбина ходили в кабаки и чайные Харбина «белого». Но было в их отношениях одно неравенство. Многие эмигрантские дети потихоньку становились советскими и даже принимали советское гражданство, раздумывали о возвращении в Россию и даже уже закупали чемоданы. А вот сделаться из советского эмигрантом – никто не желал.

 

Был в эмигрантском квартале один домик, над которым развивался Андреевский флаг. В нем обитал бывший вице-адмирал, позабывший, когда в последний раз видел море. Был он самым убеждённым эмигрантом, и считал, что России на данный момент вообще не существует, её земли сокрыл пьянящий мрак. Путник, вступивший во мрак, засыпает, и в забытье может увидеть что-то вроде СССР, которого на самом деле и нет, есть лишь мёртвая, безжизненная земля. Жизнь утекла из неё вместе с ним и такими же эмигрантами. Она вернётся обратно, когда придёт новая Русь и вернутся их потомки. Но сейчас время ещё не пришло, остаётся только ждать, надеяться и верить.

Мечтал адмирал в основном по своему морскому делу. О том, какой быть самой будущей России, он не думал, представляя её просто белым пятном на карте, но пятном, имеющим мощный флот. Иногда он полагал, что необходимость большого флота сама расставит всё по местам, породит нужную форму правления и прочих общественных отношений. Свои взгляды он излагал в трактатах, которые издавал на свои деньги весьма в небольшом количестве. В этом он чуял своё служение России, наверное, последнее из служений, которое довелось ему нести на этой земле. Только Россия, которой служил он, жила лишь в его мыслях да мыслях ещё десятка-другого людей.

Сергей Петрович (так звали адмирала) писал о необходимости создания для России нового флота, южного. Базы для него он предлагал строить в Персии и Индии, которые, конечно же, в скором времени освободятся от англичан и станут дружны с новой Россией. Лишь этот флот получит свободный выход в открытый океан и сможет на равных противостоять французскому, английскому, а в будущем – и американскому флоту.

Вице-адмирал дотошно разрабатывал состав этого несуществующего флота. Он высчитывал, сколько каких кораблей предстоит для него построить, где их разместить, какие возложить на них задачи. Будущее ему виделось за авианосцами, кораблями, способными охватывать большие районы морского и даже сухопутного пространства. Появление русских авианосцев сделает противников легко уязвимыми, ведь у них так много торговых коммуникаций, да и все их крупные города, включая столицы, лежат на морских берегах или вблизи них. Сама же Россия для вражеских авианосцев останется недосягаемой, ведь все её коммуникации и крупные города лежат там, где самолетам авианосцев их не достать даже в обозримом будущем.

Расфантазировавшись, он додумался до изобретения средства, способного разом вывести из войны Англию, а если понадобится – то и Северную Америку. Это – достаточно мощная бомба или несколько бомб, которые следует тайно заложить на дно в районе начала материковой отмели. Останется только лишь взорвать их в случае войны, и язык могучей волны напрочь слижет вражьи города. Только, увы, подходящей взрывчатки ещё изобретено не было.

Размышлял адмирал и об освоении Ледовитого океана. Для него он придумывал особые корабли, способные скользить прямо по льдам, вернее – надо льдами. Детально разработать он их не мог, но общие контуры его бойкая рука уже чертила на страницах трактатов.

От идей и мечтаний Сергей Петрович переходил к планам. Он скрупулёзно высчитывал, сколько средств потребуется выделить из казны на создание флота, сколько понадобится построить заводов, сколько потребуется железных дорог, выходящих к морским берегам. Получался подробнейший план превращения России в морскую державу.

Сергей Петрович не сомневался, что строительство авианосцев в конечном счёте построит другую Россию, хоть и не «белую», но уже и не «красную». Ведь для постройки железных кораблей вместо деревянных прежде потребовалось построить огромную сталелитейную промышленность, которая к сегодняшнему дню изменила облик городов практически до неузнаваемости. Наверное, что-то похожее произойдёт и с началом строительства авианосцев!

Адмирал внимательно изучал разные страны и народы с целью поиска будущих союзников для войны на море. Их он увидел в Германии и Японии, народы которых имеют давние воинские традиции и неплохо знают морское дело, особенно, конечно – японцы. Главное, что связывало их с русскими – это ценность в их традиции таких качеств, как честь, мужество, храбрость, в противовес англосаксонской удачливости. Этот народ, выходивший в море больше не для торговли, но для войны, заслужил особенную любовь Сергея Петровича, и он даже изучил японский язык (немецкий он знал прежде). Все знают, что язык этот труден, но всякое дело кажется непролазно-сложным лишь поначалу, и когда Сергей Петрович более-менее изучил этот язык, то даже подивился, как он жил прежде, его не зная?!

 

Японскому языку он обучил и своего сына Николая. Коля учился охотно, ведь больше ему было нечего делать. Работать кем-нибудь, кроме как военным, отец ему запрещал, ибо считал это ниже семейного достоинства. Но служить ратной силой было некому, не китайцам же! О том, чтобы служить Советам, конечно, не могло быть и речи. И Коля жил без всякого дела, хотя и был научен многим премудростям. Родитель преподал ему сперва полный курс юнкерского училища, потом – курс академии. При помощи деревянных корабликов и большой морской карты они с отцом много упражнялись во флотовождении. Николай был смышлён, и знания усваивал легко, мог хоть корабль сам спроектировать, хоть план сражения разработать.

Отец и ещё пятеро бывших военных моряков, живших в этом городе, собрались вместе и произвели Колю в мичмана. Конечно, в душе все посмеивались, но вида не подавали, ведь все уважали стареющего адмирала. Потом встретились снова, и он уже стал лейтенантом, потом – капитан-лейтенантом. Так капитан-лейтенантом он и остался, большее звание ему не дали по молодости лет и полному отсутствию морской практики. Да и откуда было взяться морской практике, если кораблики он видел лишь игрушечные, которые мастерил его отец?

Сергей Петрович обожал делать игрушечные корабли. Иногда он мастерил старые, прежде бороздившие русские моря. Иногда – мастерил новые корабли будущей России, выплывающие из его мыслей. Среди них были даже авианосцы, имена которым были даны их автором. В основном эти имена были старинные – «Святогор», «Святослав», «Рюрик», но один из кораблей он назвал своим именем. Из старческого тщеславия. Впрочем, какая была разница, если корабль этот дальше его кабинета никуда не поплывёт?!

Николаю эта игра сперва нравилась. Он увлечённо слушал рассказы отца о дальних морях, о грандиозных морских сражениях, и Коля уже чувствовал себя на палубе «нашего» корабля, который бьётся с врагами. От этой игры он переходил к наукам, которые преподавал ему отец, а от них – к рассказам о России, за которую должен будет сражаться. Россия, о которой говорил отец, никак не хотела сплетаться в нутре Николая с той страной, которую смутно помнил он. В глубинах его памяти белела погрязшая в снегах и мраке дорога с витающим над нею морозом. Это был не тот шуточный мороз, который иногда бывает здесь, тот холод не по-приятельски щипал за нос, он грыз все части тела, и было ясно, что стоит дать ему волю – загрызёт насмерть. Иногда появлялись костры, возле которых грелись какие-то люди, и они с отцом и матерью тоже грелись там. Становилось хорошо, не хотелось идти дальше, в чужой мрак, в беспощадный лёд. Но отец гнал их вперёд, словно по пятам кралось какое-то жуткое чудовище пострашнее мрака и холода, которое уже вынюхало их след и вот-вот должно их настигнуть. Его сильный отец иногда с тревогой оглядывался назад, и Коле становилось до того страшно, что он прикрывал глаза и брёл, цепляясь за мамкину шубу. Как же должно выглядеть то, чего боится даже его могучий родитель?! Видать, страшнее этого ничего на свете быть не может…

Так они и дошли, надо думать, досюда. Всех подробностей того похода он, конечно, не помнил. Осталось только приятное чувство торжества, когда отец объяснил ему, что, сами того не заметив, они прошли сквозь невидимую линию, за которую догонявшее их нечто зайти уже не может. Конечно, Коленька недоумевал, отчего то большое, злое и бесконечно сильное не способно преодолеть простой чёрточки на земле, которой они даже и не заметили. Но в глубине души был полностью согласен со случившимся. Ведь если бы существо могло настигнуть их везде, то какой бы смысл был убегать от него, а ему – их преследовать?! Оно бы расправилось с ними гораздо раньше, быть может, не дав даже появиться на свет!

Как бы то ни было, но слово «Россия» слилось у него с заледенелым комком страха, который остался где-то далеко за спиной. И Коля бы никогда не поверил тому, кто стал бы ему доказывать, что там есть что-то ещё, кроме страха, ночи и холода. Отец не отрицал его мыслей, он только говорил, что в России было что-то прежде и будет что-то в будущем. Это тоже не удивляло Колю – ведь все сказочные чудовища когда-то откуда-то появляются, а потом бывают повержены. Но эта сказка о России всё равно лежала где-то вне его, и Николай понимал, что неведомого ему злодея сразит вовсе не его рука. Потому можно было с интересом понаблюдать за русской сказкой и дождаться чьей-то победы.

В приходе будущей России Коля, как это ни удивительно, тоже ни капли не сомневался. Ведь в каждой сказке все ясно наперёд, её начало скрывает в себе окончание, и потому ни то ни другое не интересно, интересно только само движение событий.

Единственное, что было обидно Коленьке – это то, что он не увидит моря и не ступит на палубы кораблей, деревянные тени которых расставлены в отцовском кабинете. Впрочем, об этом он задумался не сразу, а лишь тогда, когда ему минуло семнадцать лет, и он уже прошёл отцовскую школу. По ночам он видел корабли, которых нет нигде в мире, которые отплывали от причалов земли, живущей лишь в отцовских мыслях. Земля та была прекрасна – весь берег был уставлен золотыми церквами и теремами, лёгкий звон от него разносился по прозрачно-синему небу. Но страны той… не было, и она исчезала вместе со своими кораблями и своим морем, обнажая темноту ночи, по которой катался морозный клубок их давнишнего страха.

Когда сын рассказывал о своих снах отцу, тот неуверенно отвечал «Подожди, будет ещё наша страна, и будут в ней корабли». Но вместо уверенности в этих словах слышалось лишь обычное упрямство стареющего человека, которое не принимает уже ничего, кроме того, что оно ухватило когда-то прежде и теперь лелеет в своём нутре. Но его силы всё равно тают с пробегающими годами. Вместе с ними утекает и вера, и упрямство это уже тайно считает дни до могилы, и желает, чтоб их было меньше, а то, чего доброго, оно не вытерпит и не пронесёт через них свою ношу, которую по привычке считает драгоценной.

Отец уже ни на что не мог вдохновить сына, и тот сделался угрюмым, мрачно рассматривающим фигурки деревянных корабликов.

Не весел был и сам отец. По ночам он тоскливо скрипел своей лежанкой. Сознание беспощадно говорило, что в ближайшие полвека едва ли будет обретена та Русь, картинка которой слилась с его сердцем. Никто так и не примет его сына (о самом себе он думал уже только в прошлом времени). И что будет делать он, когда выковыряет пинцетом последний бриллиант из отцовской звезды и, глубоко вздохнув, снесёт его в китайскую скупку? Чертыхаясь и проклиная родителя, отправиться учиться какому-нибудь рабочему ремеслу? Сергей Петрович уже чувствовал проклятия в свой адрес, доносящиеся из будущего. Но что мог сделать он, умевший лишь водить флоты и закономерно обучивший этому, теперь бесполезному ремеслу своего сына?! Или он пойдёт в разбойники, в жулики, в воришки, в сутенёры?! И то ведь не самое худшее! Что-то много в последние время среди эмигрантов стало тех, кто добровольно затянул удавку вокруг шеи… Как бы… Даже страшно подумать! «Лучше бы нас тогда убили… Хоть бы греха на нас не было», – вздыхал он во мраке чужой ночи.

Кто знает, может быть, так эта история и закончилась бы. Кто и когда плачет над эмигрантскими трупами, даже если они – знатные? Свои – и то не плачут! Они поглощены мыслями о том, что же им дальше с самими собой делать, и мёртвые сотоварищи их уже не дивят и не пугают. В любом случае, спасение к несчастному семейству могло прийти лишь откуда-то снаружи, от внешней силы. Оно от неё и пришло.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за январь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение января 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.