HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Цитаты и классики

"Алхимия слова" Парандовского

Обсудить

Заметки на полях

 

Купить в журнале за декабрь 2015 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года

 

По книге: Парандовский Ян. Алхимия слова. М., Изд-во «Правда», 1990.

 

Комментарии и замечания Владимира Соколова

 

На чтение потребуется 3 часа | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 4.01.2016
Оглавление

1. Писатель в быту
2. О психологии творчества
3. Творческий процесс

О психологии творчества


 

 

 

Привлекательность писательского труда

 

«Гораздо лучше мечтать о романе, чем писать его», – говорил Достоевский.

 

Он всегда старался подольше жить со своим ненаписанным романом, всё время изменяя и обогащая его. Поэтому он всеми силами оттягивал писание, – ведь каждый день и час могла родиться новая идея, а её задним числом в роман, конечно, не вставишь.

Долги заставляли его делать это, хотя он часто сознавал, садясь писать, что роман ещё не дозрел. Сколько мыслей, образов, подробностей пропадало зря только потому, что они пришли в голову слишком поздно, когда роман или был уже окончен, или, по его мнению, непоправимо испорчен!

 

«От бедности, – говорил о себе Достоевский, – я принуждён торопиться и писать для дела, следовательно – непременно портить».

 

 

Творческая фантазия

 

«Механизм творческой фантазии не поддаётся никакому анализу. Можно остановиться на таком наблюдении. Люди, лишённые воображения, наблюдают значительно лучше и виденное запоминают точнее. Человек же, обладающий творческой фантазией, из каждого воспринимаемого явления выбирает какую-то частицу, нередко наименее существенную, иногда воспроизводит явление в целом, но уже лишённым характерных деталей».

 

NB Скажем так, выбирает как раз характерные детали, из которых компонует некое новое целое. Можно, глядя в ночную темноту, увидеть в ней

 

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет,

 

а можно

 

В ночи, когда уснёт тревога,

И город скроется во мгле,

О, сколько музыки у бога,

Какие звуки на земле.

 

Ergo, для писателя важна не столько «творческая фантазия», сколько особый взгляд на мир, позволяющий из деталей сооружать целое.

 

«Ибо одновременно с восприятием в писателе действует при этом нечто такое, что почти всегда искажает воспринимаемое. Это "нечто" может быть чувством, мыслью, фантазией, подсказанной ассоциацией».

 

NB Писатель воспринимает действительность так же, как и любой обычный человек: иначе он не мог бы ориентироваться в этой жизни. А любой, самый навороченный романтик весьма нехило понимает, где и как нужно себя вести. Пересоздание действительного, отбор деталей – это часть творческого процесса, который протекает за рабочим столом или во время одиноких прогулок, когда писатель настраивает себя на определённую волну, а вовсе не в момент восприятия.

 

«О памяти не стоит даже и заикаться. Люди с пылким воображением никогда ничего не запоминают. Их память – чистая фикция».

 

NB Память у писателя такая же, как у обычного человека. Вопрос убирается в отборе добытого памятью. Хотя, конечно, профессиональная память вещь коварная. Врач смотрит на красивую девушку и невольно читатет на её лице или видит по фигуре состояние здоровья.

 

«Эта способность перерабатывать воспринимаемое располагает всеми средствами, какие ей только может предоставить активная, хоть и скрываемая психическая деятельность. Страсти, стремления, особенно несбывшиеся или невыявленные, мечты, сны, образы, пристрастия, опасения, стыд – всё, чем каждый человек заполняет своё одиночество, у художника становится его творческой лабораторией. Там происходит угадывание, прочувствование, постижение явлений, с которыми он никогда не сталкивался, которые как будто бы ему совершенно чужды».

 

 

Откуда писатель черпает материал для своего творчества

 

Врождённое знание о жизни

 

«Гёте имел право утверждать, что у настоящего творца врождённое знание мира и что ему излишен личный опыт, чтобы справиться с каждым поставленным себе заданием...».

 

Замечательная мысль. Писатель, действительно, как бы заранее знает, что должно произойти. Джек Лондон написал автобиографический роман «Мартин Иден», в конце которого герой кончает жизнь самоубийством. Через несколько лет после написания книги Джек Лондон покончил жизнь самоубийством и почти при сходной жизненной ситуации. То есть писатель уже знал, что с ним должно произойти.

 

Правда, пример с Гёте не совсем удачен. Гёте писал, что в драме «Гец фон Берлихинген» он, 25-летний юнец, выразил такой опыт, который он, Гетё, как человек, едва приобрёл к 70 годам. Однако если кто читал эту драму, замечательную во многих отношениях, мог видеть, что никакого особенного душевного опыта в ней нет, а есть юношеские максимализм и бахвальство.

 

«Умение создавать конфликт лежит внутри писателя, внутри вас. Жизненные впечатления дают, возможно, лишь толчок, стимул и первичный материал, из которого талант берёт лишь самое малое – ядро, суть, зерно, озарение, вдохновение».

 

«В диалоге «Менон» Сократ доказывает, что душа любого человека уже несёт в себе знание о всех вещах мира; и вопрос заключается лишь в том, чтобы оно «вышло наружу». Он аргументирует свои мысли, задавая вопрос по геометрии неграмотному мальчику-рабу; мальчик отвечает на него лишь с помощью встречных вопросов Сократа, до конца объясняя его смысл. Всё это приводит Сократа к выводу, что учитель – это не тот, кто даёт знание; он скорее повивальная бабка, помогающая этому знанию родиться».

 

Жизненные впечатления как материал для творчества

 

Парандовский описывает писательский семинар, который он вёл:

 

«Но так ли это, неужели моим студентам нечего было сказать? Они были лучшей группой – людей специально подобрали немного, все уже закончили университеты, были людьми умными и умели ясно излагать свои мысли. Один из них был в прошлом автогонщиком, другой продавал медикаменты, третий – бывший спортсмен и часто восхищался феноменом «второго дыхания». Сидя со мной за кружкой пива в местном баре, они могли рассказать о себе множество историй. Таким образом, им, естественно, было «что сказать». Проблема заключалась в том, что они не знали, что именно. Они заставляли меня вспоминать слова миссионера из произведения Шоу: "Царство Божие внутри тебя, и надо проглотить чертовски крупную пилюлю, чтобы оно вышло наружу"».

 

NB Замечательное наблюдение. Люди редко умеют рассказать то, что́ они пережили и чему были свидетелями. В своё время, работая редактором книжного издательства, я перечитал массу мемуаров о войне. Все они воспроизводили мемуары, уже изданные ранее: те же шаблоны, те же ситуации, те же мысли. Такие «мемуары» можно написать не выходя из библиотеки. Но удивительное было в том, что эту хрень несли люди, действительно воевавшие, имевшие награды и наверняка богатый жизненный и военный опыт.

 

«Богатство писателя, его успех в поисках темы, конфликта или проблемы зависит не от разнообразия впечатлений, а от широты его интроспекции: чем больший мир он в себе носит, тем обильнее материал, питающий его творчество».

 

NB И всё же писатель идёт не от своих жизненных впечатлений и не от своего внутреннего мира. Литература может идти только от литературы. Любое литературное произведение рождается из другого наличного литературного произведения. Это произведение-прототип выступает в роли литературного отца. А в роли матери выступают как раз жизненный опыт и внутренний мир. Сами по себе они ничего не могут родить. Но если их не будет, отцовское семя падёт на землю, то есть пропадёт впустую. То есть для нормального деторождения нужны и папа, и мама.

 

Отсюда практический вывод: писателю не фиг оригинальничать и выдумывать что-то своё. Нужно брать готовое произведение и просто пересказывать его. Если есть что внутри, то пересказ будет оригинальным, если нет – то будут сплошные плагиат и эпигонство.

 

«Настоящие творцы всегда знали цену погоне за жизненными впечатлениями. «Останься дома, – говорил Рембрандт своему ученику, собравшемуся в путешествие, дабы обрести вдохновение и жизненный материал для творчества, – останься дома! Всей жизни не хватит, чтобы познать тайны, хранящиеся здесь».

 

[2] Hoc idem querenti cuidam Socrates ait, 'quid miraris nihil tibi peregrinationes prodesse, cum te circumferas? premit te eadem causa quae expulit'. Quid terrarum iuvare novitas potest? quid cognitio urbium aut locorum? in irritum cedit ista iactatio. Quaeris quare te fuga ista non adiuvet? tecum fugis. Onus animi deponendum est: non ante tibi ullus placebit locus.

(2) То же самое ответил на чей-то вопрос и Сократ: «Странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя?» – Та же причина, что погнала тебя в путь, гонится за тобою. Что толку искать новых мест, впервые видеть города и страны? Сколько ни разъезжай, всё пропадёт впустую. Ты спросишь, почему тебе невозможно спастись бегством? От себя не убежишь! Надо сбросить с души её груз, а до того ни одно место тебе не понравится.

 

NB Все это так. Но писатель путешествует не только с тем, чтобы набраться новых впечатлений. Тут гораздо важнее активизировать старые. Для писателя очень важно дистанцироваться от них, по крайней мере, очистить свои мысли и чувства от их эмоциональной составляющей. По-разному разные писатели это делают. Перемена места жительства – один из не самых плохих способов для этого. Гоголь мог писать о России только в Италии, Пушкина «пленительные творческие сны» навещали только в деревне, чаще всего под осень.

 

 

Весна, лето и осень творчества

 

«Поэзия нисходит на душу, как весна. Мир внезапно предстаёт обновлённым, голубым. Поэты расцветают рано, иногда до тридцатилетнего возраста они дают всё, что могли дать, как, например, Шелли, умерший тридцати лет, Байрон – будучи чуть старше, а Рембо перестал творить, выйдя из отроческого возраста... Двадцать два года было Кернеру, когда он пал на поле битвы; двадцать шесть Лермонтову, когда он погиб на дуэли. Сотнями исчисляется перечень поэтических душ, сгоревших в ярком пламени поэзии».

 

«Стендалю было уже за тридцать, когда он дебютировал жалким плагиатом о Гайдне, Джозеф Конрад начал писать на тридцать восьмом году жизни, Бернард Шоу лишь в возрасте сорока лет отважился на свою первую комедию... Редким исключением был Томас Манн, написавший «Будденброков» в возрасте двадцати пяти лет».

 

NB Можно добавить про Шолохова, написавшего два первых тома «Тихого Дона» в двадцать два года, что послужило поводом для обвинений молодого писателя в плагиате.

 

Следует добавить и тех, кто начал писать под склон лет. На первом месте здесь обозначим старика Фонтане. Свою первую книгу, сборник стихов «Мужики и герою» он опубликовал в возрасте 29 лет. А потом пошли пьесы, книги стихов, путевые очерки, критические работы: много, обильно, но всё по-эпигонски, всё по-старчески, всё по-романтически, как тогда писали в Германии все, отчего и прозвали его стариком задолго до того, когда он и в самом деле не постарел. А когда постарел, прочитал модного тогда Золя, хлопнул себя по лбу и сказал: «Вот так надо писать» (большую роль также сыграла его поездка в Шотландию, где он хотел набраться творческих впечатлений от неиспорченного цивилизацией горного народа, а увидел типичных клерков и лавочников эпохи всеобщего прогресса). Сел за рабочий стол и в несколько недель накатал «Шах фон Вутеноу», первый свой из прославивших его романов. И было ему тогда 63 года (литературоведы, конечно, поправят, что свой первый роман из своей знаменитой серии «Перед бурей» он написал в 58 лет: но всё равно не юным талантом).

 

На втором месте мы поставим Сен-Симона. Его «Мемуары» нашлись только после смерти автора, воспоследовавшей в 80 лет, но поскольку по структуре и материалу они воспроизводят мемуары другого герцога, жившего при дворе Людовика XIV, Данжо, вышедшие, когда самому Сен-Симону было 64 года, то можно предположить, что писать он начал в глубоком пенсионном возрасте. Сен-Симон был свидетелем тех же событий, был знаком с теми же людьми, что и Данжо, и его, по воспоминаниям племянницы, заело, что этот осёл всё замечал, всё знал, но ничего не видел. Вот он и начал украшать безалаберные записки своего коллеги живописными подробностями, ускользнувшими от истории.

 

На третье место претендентов хоть отбавляй. Поставим Бажова, как нашего соотечественника. Свой первый из ставших знаменитыми «Уральских сказов» «Девка Азова» он состряпал в те же самые 57 лет, что и Фонтане. Правда, первая книга «Уральские были» вышла, когда ему было 45, но та вещь целиком пропагандонская и никакими литературными достоинствами не только не отличалась, но и была далека по тематике от его знаменитых сказов. Не могу также не сказать о нашем алтайском краеведе Н. Гришаеве. Пацаном он ушёл на фронт, стал офицером, в 47 лет его демобилизовали. Он устроился работать в архив. И архив не только не стал его синекурой на старость. Напротив, он обрёл здесь свою вторую молодость: начал публиковать архивные материалы по краеведению, сначала в виде газетных заметок. А позднее стал настоящим писателем, автором книг очерков и рассказов о людях нашего края.

 

 

Поэзия и проза

 

«Поэзия открывается в том периоде жизни, когда чувства ещё свежи, очарование миром всего сильнее, когда всё представляется новым и необычайным. Молодость субъективно лирична, она игнорирует существование других индивидов, считает мир своей, ни с кем не разделённой собственностью. Иное дело проза: она требует зрелости. Недостаточно воздыханий, восторгов, метафор. Надо вникнуть в жизнь, научиться многому».

 

NB Есть и ещё одна сторона вопроса. Поэзия по той же причине даётся в юном возрасте легче, по которой молодые легче считают, лучше играют в шахматы. Программисты живут до 30 лет, максимум до 35. После чего происходит слом в мозгах, и программисту нужно искать новую работу. Как доказанный эмпирический факт можно считать, что молодые легче комбинируют. А искусство поэзии это есть прежде всего разновидность искусства комбинирования. Возьмите «наше всё». Все его метафоры, если всмотреться, примитивные и заезженные:

 

«лучи солнца не проникают в густой лес», «чухонцы прячутся в густом лесу», «туман укрывает солнце»: собираем всё вместе: раз, два, три и получаем:

 

«Чернели избы здесь и там,

Приют убогого чухонца;

И лес, неведомый лучам

В тумане спрятанного солнца

Кругом чернел».

 

Красота пушкинских стихов идёт прежде всего от умения комбинировать, вываливать перед изумлённым читателем неожиданные комбинации (неожиданность которых из-за их школьной запрограммированности от нас несколько ускользает, так что говорят о какой-то даже «простоте и естественности» Пушкина. Ещё смешнее слышать о его устарелости. Да мы все до краёв напичканы пушкинскими метафорами и словесными формулами. Ср.: «Это был тот лёгкий голубоватый туман, за которым неясным пятном проступает утреннее солнце» (Паустовский)).

 

А вот почему именно молодому возрасту гораздо в большей степени доступна эта способность комбинировать? Чёрт его знает. Возможно, играет роль незагаженность мозгов излишним знанием. Всякий, кто изучал иностранные языки, согласится, что полугода, максимум год достаточно, чтобы более или менее овладеть иностранным языком на уровне чтения газет. А потом наступает ступор. И оказывается легче выучить ещё один язык до этого начального сносного для понимания чужой речи уровня, чем довести до ума хотя бы один.

 

«Если не принимать в расчёт несколько наивных концепций Гердера, нет ни одной мало-мальски серьёзной гипотезы о том, будто бы вначале человечество разговаривало стихами, и тем не менее история каждой литературы начинается не с прозы, а с поэзии. Ибо то, что первым возвысилось над обиходной речью, было стихом, и часто он уже достигал совершенства задолго до того, как были сложены первые несмелые фразы художественной прозы. Её тонкий механизм вырабатывался очень медленно, и один и тот же процесс созревания прозы – разумеется, в довольно сжатом виде – повторяется у всех писателей. Почти все, как бы для подтверждения законов эволюции, начинают со стихов, иногда долго не осознают своего призвания и, прежде чем посвятить себя всецело прозе, выпускают томики стихов, каких позже стыдятся...»

 

NB И всё же всякому писателю полезно начинать со стихов. Все эти поиски рифм, слов, укладывающихся в размер или просодию, дают уму гибкость, необходимую для умения находить к месту нужное слово. Других таких же эффективных способов овладения родным языком что-то на горизонте не просматривается. Ну чтение словарей, переводы – всё это полезно, и всё же лучше начинать с поэзии.

 

«Особый ритм прозы, отличный от стихотворной речи, подбор слов по их звуковым, смысловым, эмоциональным оттенкам, взаимоотношения распространённых и простых предложений, их размещение в отдельных абзацах – вся эта техника прозы остаётся для читателя тайной, и он над ней, как правило, даже не задумывается. Между тем в стихах необычное сочетание, блестящая метафора, меткое выражение всегда обратят на себя внимание читателя, а проза, даже самая совершенная, особых восторгов не вызывает. Нынче никто не станет считать Юлия Цезаря великим стилистом, и многие с недоверием относятся к тому, что о нём пишут в учебниках по античной литературе. Простота нелегко даёт распознать свою прелесть, потому что прячет её. Считается, что она доступна всем, а в действительности она доступна лишь очень немногим. Она выглядит бесцветной и неглубокой, но, чтобы достичь простоты стиля, надо затратить больше усилий, чем на барокковые страницы с запутанными орнаментами, на эти trompe-1'oeil, обман зрения с фальшивой глубиной. Хшановский встретился в Бретани с Сенкевичем, когда тот писал «Крестоносцев». Писатель запирался у себя в кабинете и проводил там всё утро до полудня. Затем выходил на пляж, бледный, нередко покрытый испариной. На вопрос, что его так мучит, отвечал: «Работа над простотой стиля».

 

NB Несколько странно такое читать у Парандовского. Действительно, читатель не задумывается над техникой прозы, но писатели давно уже об этом задумались. Первый дошедший до нашего времени трактат на эту тему, правда, над прозой, приспособленной для ораторской речи, был составлен еще в I в н. э. Квинтиллианом. С тех пор искусство построения прозаической речи – каким образом простоту делать красивой – разрабатывалось многими и уже давно вошло в обязательную школьную программу в цикле так называемого классического образования. В частности, в Польше хорошо писал, как обучались в школах грамотной и красивой прозаической речи, Китович. В рамках школьных программ, например, учили составлять письма. Одним из таких пособий был «Письмовник» Ф. Симокатты, переведённый на латинский с греческого Коперником, а с латинского на польский – как раз Парандовским.

 

 

Выбор писателем жанра

 

«Случается и с авторами романов, притом превосходными, что им вдруг захочется успеха в качестве драматургов, и они терпят поражение. После одного из таких поражений Золя, чья пьеса позорно провалилась, устроил званый обед для «освистанных драматургов» и сел за стол в компании Флобера, Мопассана, Гонкура и Доде».

 

Иногда бывает и наоборот. Так, Сент-Бёв отказался от поэзии и сделался родоначальником современной литературной критики... Один из самых забавнейших примеров – это Конан Дойль. Он засыпал редакции ежемесячных журналов и дирекции театров пухлыми рукописями драм и однажды по недосмотру всунул между страницами очередной трагедии детективный рассказ, написанный им для собственного удовольствия. Редактор, мрачно перелистывая рукопись плохой трагедии, наткнулся на рассказ, прочёл его, приятно удивился и сначала при помощи чека, а затем вескими аргументами убедил автора, что, поскольку он не в состоянии превзойти Шекспира, не лучше ли ему создать свой собственный литературный жанр. Конан Дойль послушался и стал знаменит – «природу иначе не победить, как ей повинуясь», гласит древняя мудрость...»

 

 

Творчество и личность писателя

 

«Гёте как главе правительства пришлось решать дело незамужней женщины, обвинявшейся в убийстве своего ребёнка; и та самая рука, что в «Фаусте» свила незабываемую гирлянду из строф прощения и искупления Маргариты, подписала обвинительный приговор. Виктор Гюго, творец благочестивого Мириеля, в десятках стихотворений скорбящий над людской нуждой с благостью и щедростью Деда Мороза, в жизни был скрягой и никогда не подал нищим и гроша. В книжке расходов, которую этот скупец вёл с поразительной аккуратностью, под рубрикой «благотворительность» были замаскированы суммы, какие ему время от времени приходилось выплачивать соблазнённым служанкам.

 

Но алхимия слова умеет и из худших черт писателя создавать вещи, поразительные по чистоте и благородству». (Ещё – Сергей Есенин, Осип Мандельштам, Николай Рубцов и др.)

 

NB Связь между нравственностью учёного и его достижениями практически не просматривается. Трудно сказать, справедлива ли формула «гений и злодейство две вещи несовместны», хотя такого, как пропагандиста «арийской физики» Ленард, трудно причислить не то что к нравственным, а даже к порядочным людям. Однако если не злодейство, то мелочность, жопничество, склочность, завистливость характеризовали очень и очень многих выдающихся учёных, например, Ньютона. Более того, личность учёного и характер его достижений вообще, похоже, никак не связаны. Иначе трудно было бы объяснить, как тишайший аббат Мариотт и скандалистый и забиячистый Бойль смогли сформулировать независимо друг от друга совершенно идентичный закон.

 

А вот писатель и его нравственный облик, или беря шире – его человеческая индивидуальность, друг с другом не разлей вода. Как бы ни хотелось многим трусам, спрятавшись за словеса, выдавать себя за храбрецов, а отъявленным жлобам казаться людьми благородными и большой души, на поверку ничего не получается. Они выдают себя массой мелких деталей, выявить которые можно разве лишь под исследовательской лупой, но которые придают их произведениям неприятный привкус. Допустим, Достоевский, который так плакался о слезе ребёнка, был человеком недобрым и нехорошим. Какая там слеза ребёнка, когда обуянный патриотическим ражем в войну 1877-78 гг., он призывал резать и убивать турок нещадно. И если какие-то сомнения в незрелых умах по этому поводу ещё остаются, то только из-за неучёта некоторых самоочевидных факторов:

 

1) есть разные писательские типы

 

в том числе есть писатели самокопатели и самовыразители, а есть писатели артистического темперамента. Про таких говорят: «что вижу, то и пою». Так же смешно искать непосредственного отражения их облика в их произведениях, как судить о порядочности или непорядочности артиста по сыгранным им ролям. Типичный пример здесь не кто иной, как А. С. Пушкин. Уж сколько копий сломано по поводу его мировоззрения или человеческого облика. Одни считали Пушкина революционером, другом и вдохновителем декабристов, другие – прожжённым монархистом, одни числили его в среде атеистов, а другие приписывали к неукоснительным последователям нашей мамы православной церкви, одни называли его злодеем, другие чуть ли не на божничку готовы были посадить: «Пушкин – это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет» (двести лет прошло, и что явилось, то явилось, но Пушкин явно не заслужил сравнения с нашим современником). А он не был ни одним, ни другим, ни третьим. Он был поэтом, которому нравилось надевать разные маски, играть разные роли, примеривать на себя разные убеждения.

 

При этом Пушкин отнюдь не был беспредельщиком или там лицемером. Его переписка и воспоминания о нём современников достаточно хорошо рисуют его человеческий портрет: обыкновенный русский барин, с определёнными принципами и убеждениями, можно даже сказать, среднего качества барин: не ангел и не злодей и даже не середина. А так, таков, каких был целый свет.

 

Тем не менее, личность Пушкина вполне проглядывает в его творчестве, даже навязывается читателю. Только для этого нужно не ограничиваться чтением хрестоматийных произведений, а взять в руки все тома его сочинений и прочитать их подряд от юношеских стихов до преддуэльных писем.

 

2) есть такая профессия – писатель

 

есть люди, которые не столько занимаются самовыражением в своём творчестве, сколько зарабатывают писанием на хлеб. И пишут они по раз установившемуся шаблону, обкатывая заданные сюжеты, характеры, детали. Таковы все авторы романов детективных, женских, фэнтези... Это просто поставщики литературы – такие же участники издательского процесса, как корректоры, редакторы, наборщики. И, конечно, люди эти самые разнообразные по своим жизненным установкам, опыту, человеческим качествам. Любопытны наблюдения, сделанные собирателями сказок над рассказчиками: «Мир сказки един, и психология сказочника одна и та же, хотя через час после того, как кончили свои сказки сказочники, каждый из них в области практических свершений сделает совершенно различное» (Грифцов). Правда, если мы ведём разговор о писательском творчестве, то следует, строго говоря, исключить данный тип из рассмотрения, хотя бы при этом пришлось пожертвовать такими фигурами, как Лопе де Вега, Шекспир, авторы рыцарских романов...

 

3) писатель часто прячется под маской

 

причины этого явления весьма разнообразны, не исключая лицемерия, осторожности, розыгрыша... И всё же главная причина в том, что маска писателю необходима как посредник между ним и читателем. Спрашивается, зачем? Разве нельзя писать от первого лица напрямую? Нельзя, или, как говорил Остап Бендер, «Заратустра не позволит». Нельзя, потому что невозможно. «Я не таков, каким я кажусь». – «А каков ты на самом деле?». Пык-мык, и окажется на такой простой вопрос не каждый способен ответить, а точнее, даже никто не способен. Даже самым близким друзьям, даже в припадке откровенности. Потому что любой человек, и писатель здесь не исключение, не знает себя.

 

И читатель очень часто путает писательскую маску с его истинным лицом. Ему кажется, что Марк Твен – это простоватый и недалёкий хохмач, Чехов – интеллигентнейший и деликатный человек, Золя – прожжённый циник и демагог. Но достаточно почитать этих авторов более или менее основательно, как будет ясно, что Марк Твен – это неисправимый проповедник, обличитель человеческих пороков, Чехов – нарциссически настроенная личность, которой все мешали и которую все раздражали, Золя – этакий правдоруб, которого хлебом не корми, дай сорвать с человека маску приличия (впрочем, это чуть ли не обязательный признак любого писателя, писатель – не оппозиционер, писатель-конформист – это горячий холод); а ещё неисправимый идеалист, который думает, что словом можно исправить мир.

 

И что важно отметить, как говорится, со стороны виднее. То, чего писатель сам за собой не видит, легко можно было бы видеть с читательской стороны, обладая минимальным здравым смыслом и житейским опытом, если бы шторы почтения или подзорная труба недоброжелательства не создавали ненужных оптических эффектов. Однако нужно также и оговориться, что если личность писателя при более или менее усидчивом его чтении не представляет особой загадки, то этого нельзя сказать о его творчестве. В творчестве отражается личность писателя, но только этой личностью оно не исчерпывается. Поэтому внимание к биографии писателя, его личности кажутся нам сильно преувеличенными и уводящими читателя не в ту степь.

 

4) писатель пишет не от того лица, какое он есть, а от того, каким он хотел, чтобы его видели

 

довольно любопытный психологический феномен. Постараюсь показать на примере. Человек любит наедине с собой разыгрывать разные сцены, героем которых он представляет своё идеализированное «я». Пацаном я мечтал быть великим футболистом: «девяткой», который бы забивал голы с центра поля, обводил полкоманды соперника. И состарившись и уже давно ограничиваясь футболом в диванно-телевизионном варианте, я всё ещё видел себя такой «девяткой».

 

То же самое и у писателя. Он часто реализовывает в романе в качестве даже не героя, а повествователя это своё идеализированное «я». Вальтер Скотт видит себя в качестве рыцаря без страха и упрёка, таким как Квентин Дорвард, на основании «мемуаров» которого вроде бы и написан роман, Стивенсон представляет себя поочередно чистым и порывистым Д. Хопкинсом и умудрённым рассудительным доктором Ливси, ну а Бальзак хоть и любит поприкидываться в циническом плаще Вотрена, всё же больше тяготеет к суровой доброте д'Артеза, хотя и никак не дотягивает до своего идеала. Это идеализированное «я», конечно, не сам писатель, но это его самая сердцевина, то нравственное Я, которое движет его мыслями и пером. Поэтому мерзавец и не может быть писателем: у него просто по природе нет этого нравственного стержня, хотя порой и умом и иными способностями бог его не обделил. Так что безнравственный человек может быть учёным, может быть сочинителем фэнтези или публицистом охранительного толка, но писателем быть не может.

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение декабря 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

1. Писатель в быту
2. О психологии творчества
3. Творческий процесс
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!