Гаудеамус!

 

 

 

«…многие ученые: богачи, аббаты, епископы, каноники, знатоки натурфилософии — будто вовсе были они неграмотными, потерпели крах. И все только потому, что, увлеченные своим искусством, они оказались неспособными вовремя остановиться или свернуть с начатого пути»

 

Стены узкими стрельчатыми арками врезались в потолок, закругляющийся в бесконечность над сумрачной и сырой атмосферой главной залы. По полу тянуло плесенью, и неприятно играл свет факелов в выпуклых глазах ручной жабы верховного магистра.

В полосе света на широком длинном столе покоилась ладонь с перстнями и костистыми пальцами. Острые ногти выстукивали на красном сукне траурный марш. Зрачки магистра и его лысый череп недобро поблескивали.

Согласитесь, это без всяких экзаменов наводило на невеселые мысли. А уж теперь-то и подавно мерк свет в глазах вошедшего, мир застилала кровавая пелена, и страх превращал лысину магистра Урлина в помост для сожжения провалившихся студентов.

Ходили слухи, что Верховный магистр – бывший чудом уцелевший катарКатары - приверженцы еретического течения XI-XIII вв. Западной Европы. Призывали к аскетизму и обличали католическое духовенство (в этом, собственно, ересь и заключалась). Учение легло в основу ереси альбигойцев., ныне являющийся влиятельным тамплиеромТамплиеры - члены католического духовно-рыцарского ордена, разбогатевшего на крестовых походах. В XIII в. - крупнейшие банкиры Европы. Поскольку им задолжал сам французский король, в XIV в. тамплиеры были объявлены сатанистами и преследовались инквизицией., и где-то в пыльном тайнике магистерии у него заперта чаша ГрааляЧаша Грааля - чаша, из которой, по преданию, пил Иисус перед казнью. Выпивший из нее становится бессмертным (или обретает молодость). Полагали, что Чаша Грааля находилась у тамплиеров, но тамплиеры так в этом и не признались., причем Урлин неоднократно и обильно к ней прикладывается. Вследствие этого сам Асмодей был ему не брат, да и демоны рангом пониже не особо рвались попасть к нему в родственники.

Безмолвный штат магистров в серых капюшонах непроницаемым рядом восседал по его левую и правую руку. Лица их мало чем отличались от неумолимого лика судьбы; ну, или, если попроще, сидели они, как равнодушные каменные болванчики – исключительно ради нагнетания обстановки. Экзамен вершил только сам мессир Урлин.

Происходило же это так.

Со скрипом, нехотя открывалась тяжелая дубовая дверь в конце сводчатой залы, впуская очередного мученика оккультной науки. Его бегающий потерянный взгляд встречали четыре немигающих глаза – жабы и верховного магистра.

В глазах этих была студентова смерть.

Один за другим, без спешки, обрушивались чугунные вопросы на голову вошедшего. И голова эта склонялась под их непосильной тяжестью. В голове плавал туман; вспоминалось, как вчера держал в руках талмуд, как листал, как бубнил, как зубрил – но вот что именно… Всплывала черт знает зачем лекция о ТрисмегистеТрисмегист - лат. "Трижды величайший", титул Гермеса, покровителя алхимиков., когда вопрос – о «Ключах Соломона»"Ключи Соломона" - легендарный труд по прикладным видам магии. Автор - сам царь Соломон., да и все равно он всю лекцию играл в кости с бесом Самаэлем и проиграл паршивцу почти новый кафтан. Нет, ну вы подумайте только: для чего бесу кафтан? Кто видал хоть раз беса в кафтане?! Зачем? Ведь из гадости же, из одной только гадости! Недаром сказано о нем в «Clavicula Solomonis», в смысле, в «Ключах Соломона»…

О!!

И с языка начинали вязаться слова. Вначале – нескладные и неумелые. Но когда магистр благосклонно кивал, видя сию смертную муку, вторая жизнь вливалась в речи студента. Голос его становился полон, как колокольный звон, возвещающий об окончании занятий.

Вспоминались не только ненавистные «Ключи», но и комментарии по этому поводу, а потом окрыленный студент разделывался с жизнеописанием пророчицы СивиллыСивиллы - знаменитые пророчицы в римской мифологии, позднее перекочевали в христианство. из Кумы, самостоятельно делая вывод о ее вкладе в мировой оккультизм. Прищелкнув напоследок каблуком Фому АквинскогоФома Аквинский - философ и теолог XIII в., систематизатор схоластики. Видный авторитет по вопросам чернокнижия, а так же бытия Бога и дьявола. из новейшей истории и пространно высказавшись в адрес схоластики, отпущенный сияющий студент выкатывался на волю через легко распахнувшиеся двери, оповещая дрожащих приятелей:

– Братцы, допущен!! Ну, с меня вино и окорок.

– А что магистр?.. Добр сегодня?.. – робко осведомлялись братцы.

– Это уж как кому…как кому… – неопределенно вертел пальцами счастливый проэкзаменовавшийся и летящей походкой устремлялся к выходу.

Следующий обреченный вступал на путь экзекуции. Скудны его надежды; ведь решительно всем было известно, что редко, ах, как редко благосклонно кивает верховный магистр!

Насколько чаще длинный указательный палец постукивает по столу – сначала медленно и как бы задумчиво, а после – все настойчивей и раздражительней. Наконец стук обрывается; в зловещей тишине палец с кольцом указывает на дверь.

Именно этот жест преследует студентов в кошмарах, ибо означает очень многое: новые бессонные ночи с четверга на пятницу, безутешные камлания злобным и наглым божествам, новые унижения перед низкосортными бесами, хихиканье и тыканье пальцами со стороны счастливчиков, допущенных на следующий курс. А затем страшное и грозное слово «пересдача». Да и то в качестве особой милости.

Эта милость ни в коей мере не светит тем, кто засыпается уже в третий раз. То есть, в основном, третьему курсу, потому как редкий третьекурсник не имел за плечами хотя бы один завал.

В данном свете все с удивлением поглядывали на безмятежного Ламеха. Он где-то пропадал все время, отпущенное для подготовки к экзамену, хотя уже проваливался дважды, и оба раза на истории. А некоторые поговаривали, что запарывался сын Абрахама аж три раза, но по особому благоволению, на одном честном слове, до сих пор держится в Школе; все лишь благодаря исключительным способностям в области теоретической и прикладной магии. В этих дисциплинах Ламех слыл настоящим вундеркиндом, о его способностях срывать экзамены ходили легенды, а Урлин лелеял мечту воспитать из него второго СоломонаСоломон - великий библейский царь, мудрец и заклинатель демонов.. Но, к сожалению, колоссальный природный талант соседствовал со столь же масштабною ленью, и, кроме того, – с патологической ненавистью к истории. Изготовляя по наитию великолепные амулеты-обереги с радиусом действия чуть ли не на двадцать шагов, Ламех не имел ни малейшего представления о вкладе того же Соломона в охранную магию, не знал, в каком году был основан орден тамплиеров и не мог процитировать ни одного высказывания старца Зосимы. Как мог закрыть глаза мессир Урлин на столь вопиющее невежество?

В любом случае, сегодняшний провал на экзамене станет для Ламеха, сына Абрахама-жида, последним. И довольно странным казалось его спокойствие, равно как и внезапно появившаяся привычка пришептывать.

Но у студентов было по горло своих проблем; из дверей продолжали выходить «зарезанные» или «допущенные». Экзамен шел своим чередом. Казалось, ничто не в силах было сокрушить привычного хода событий.

И вот, дубовая дверь экзаменационной залы приотворилась, чтоб впустить внутрь хладнокровно улыбающегося юношу халдейской внешности.

– Мое нижайшее почтение, магистр меус! – поклонился он.

При виде такого нахальства магистрова жаба не сдержалась и громко икнула.

– А, это ты… – выдавил улыбку магистр, скосив глаза на жабу. – Ну-с, что мы придумали на этот раз?

– Я… не ссовсем понимаю вас, магистр меус…

– Он не понимает, – пояснил магистр выпучившей глаза жабе. – Не понимает, – повернулся магистр к безмолвному ряду своих коллег и карикатурно пожал плечами. – Не понимает!! – вдруг рявкнул он с недюжинной силой. – Это я не понимаю, как до сих пор терплю тебя, негодный мальчишка! После того, что ты устроил в прошлый раз!!

– А…что?..

– Что?! Еще спрашиваешь?! Хорошо, я тебе напомню, – внезапно стих и ядовито произнес Урлин. – Я тебе освежу память. Но позволь и у тебя осведомиться: кто на первом курсе наслал сон на меня и высших магистров, а потом клялся, что в это время ответил на все вопросы? И кто же это, интересно, соорудил пентакльПентакль - магический знак, в основе которого лежит пятиконечная звезда., читающий мысли, который был подложен под мое кресло? Кстати, самая оригинальная твоя выдумка. Конечно, ты бы добился своего, будь на моем месте какой-нибудь аспирант… Но, увы, на моем месте находится тот, кто и должен. Слыша твои подробные ответы, я заподозрил неладное. Догадался встать. А на мое место, помнится, прыгнула Хаб. – Магистр ухмыльнулся и погладил жабу. – Ну и, наконец, кто же в прошлый раз, – Урлин вновь перешел на крик, – вызвал трех суккубовСуккубы - демоны в женском обличье, эротоманки и вампирши., которые скакали здесь, в чем мать родила, и своими омерзительными танцами сорвали экзамен!!! – в бесстрастных глазах магистров, сидящих одесную и ошую Урлина, стало заметно что-то, похожее на стыд. – Уж этого я тебе точно никогда не забуду! – верховный магистр стукнул кулаком по столу, от чего жаба страдальчески икнула вторично.

« – Ну и тип этот Ламех, клянусь Нергалом! – подумал змей. – Теперь ясно, зачем ему понадобился Набу. Да только здесь его не спас бы даже полный зиккуратЗиккурат - вавилонское святилище, посвящаемое сразу нескольким богам. с ГильгамешемГильгамеш - национальный месопотамский герой. в придачу… Ох, чую, отправили меня на верное изгнание! Попробуй, выполни условия подобного контракта. Прощайте, Сады богов!».

– О, магистр меус… я так глубоко раскаиваюссь в этих прискорбных ошибках! Если б вы знали, какие чудовищные муки терзают мою совесть… « – Что вряд ли, конечно» – домыслил змей.

– Насчет мук я ничего сказать не могу, потому что в существовании твоей совести глубоко сомневаюсь.

– Ваши слова ранят мое сердце…

– Да, и на счет сердца тоже.

– Но магистр! Вы не ссправедливы!

– Ты прав, ужасно не справедлив. По справедливости, тебя давно надо было выставить вон. И, позволь спросить, – отчего ты шепелявишь?

– Зуб, магистр меус.

– Ах, зуб… Вот что. Если это очередная твоя штука, можешь сразу отправляться отсюда на все четыре стороны. Если найдешь пятую, двигай на пятую. Потому что я терпеть твои выходки более не намерен!! – блик света нервно дернулся на лысине магистра.

– Я пришел сюда лишь для того, чтоб смиренно отвечать на ваши вопросы, магистр меус… – склонил голову притворный студент.

– Ну-ну. Слушай, Ламех, я уже три раза слышал от тебя это. И все три раза ты врал. Лучше признайся сразу! Признайся, а? Тогда я выгоню тебя тихо, мирно, без позора…

– Я бы рад, но мне не в чшем признаваться, магистр.

« – Кроме того, что я – не Ламех. Но разве это существенно?»

– Хорошо. Допустим… – Слышишь? Только допустим! – что на сей раз ты не врешь. Хотя это кажется мне… маловероятным. Но что ты собираешься мне отвечать? Ведь я доподлинно знаю: на лекциях по истории оккультизма ты занимался чьим-то гороскопом (надо полагать, не задаром), а после них – своим философским камнем!

– Природа щедра ко мне, о магистр меус. Ночи были в моем расспоряжении, и по ночам я прилежно затверживал биографии ученых мужей древности…

« – О МардукБел-Мардук - верховный вавилонский бог.! А теперь спросите меня, зачем я это сказал! Хорошо, если в этой пустой голове остался хоть след того, что он услышал на лекции!»

– Нет, Хаб, я не ослышался? – жаба глянула на магистра и печально икнула. – Природа щедра, говоришь? Наверное, именно поэтому студенты написали пять жалоб на то, как ты по ночам занимаешься, э… наукой?

– Клеветники!

– Потрясающее упорство! Ну, хорошо. Так уж и быть: я тебе устрою на этот раз пляску по всем правилам. Если ты так добиваешься позора, будет тебе позор! Хотя… ты знаешь, я этого не хочу.

Лицо магистра потемнело. Его привязанность к этой притче во языцех была не притворной. Ему действительно было жалко выгонять Ламеха.

« – Парня привели сюда боги. Он – один из немногих, кого по-настоящему стоит учить в этом заведении. А за стенами Школы талант его превратился бы в фиглярство… знахарь-любитель. Но, согласитесь, выносить такое тоже решительно невозможно!.. Ну да ладно; шанс мы ему предоставим. И если он им не воспользуется, пусть пеняет только на себя. Должен же он хоть что-то знать, в конце концов! Задам что-нибудь из новейшей истории…»

– Хорошо. Значит, затверживал? Тем лучше! Пусть все это доведет меня до могилы, но от своего я не отступлю. На вопросы мои ты, черт побери, ответишь. Итак, если ты вправду затверживал, то без труда скажешь…

 

 

* * *

 

Ламех в змеином обличье изнывал под Южной стеной от неизвестности. Это была неизвестность в квадрате. Трудно сказать, что придет в голову магистру, но еще труднее предположить, что таится в голове змея-афериста. И уж вообще невозможно предсказать, чем все это кончится.

Интуиция подсказывала – ничем хорошим.

Он уже пару раз успел раскаяться, что сделал ставку на этот проклятый философский камень.

Как всегда, начало положило благое намерение. Он захотел, наконец, доказать верховному магистру, что кое-что смыслит в истории оккультизма. Так как он давно уже не помнил, когда последний раз писал конспект, пришлось поднимать пыльные фолианты и письмена Школьной библиотеки. (О том, чтоб воспользоваться конспектами сокурсников, не могло быть и речи: все имели корыстную надежду, что плохо подготовившийся вундеркинд опять сорвет экзамен).

Но Ламех был упорен. За каких-нибудь две недели он систематизировал нужные ему библиотечные манускрипты и засел за изучение. Все было прекрасно, пока дело не дошло до алхимии. Как уже известно, это была ахиллесова пята сына Абрахама. И вместо того, чтоб сконцентрировать внимание на личности Лотария Теффелиуса, загадочного алхимика позапрошлого века, он сосредоточился на его трудах. И эти труды начисто отмели у Ламеха мысли об экзамене.

Дело в том, что главной загадкой Теффелиуса были так называемые «Алхимические Похороны».

Этот в высшей степени странный трактат начинался так: «Полагают, что искомое есть совершенная истина природы, универсальный инструмент преобразования сущего, панацея и жизненный эликсир. Оно не найдено до сих пор, поскольку ученики Трисмегиста допускают серьезные ошибки в своем понимании природы мира, и, через это, природы искомого.

Наделяя природу лишь силой созидания, такие искатели забывают, что существует в ней сила не менее могущественная – сила разрушения. Без разрушения невозможно созидание. Кроме того, надлежит понять, что разрушить легче, чем создать. Стало быть, преобразование возможно не только через слияние, но и через расчленение. Следовательно, искомое, как воплощение Истины Бытия, двулико – не только созидает, но и разрушает. Это первый постулат.

Полагают также, что бессмертие есть вершинное состояние человеческого существа, а золото – вершинное состояние металла. Стало быть, искомое дарует это. Между тем, утверждение сие неточно. Человек уже наделен бессмертием, имея бессмертную душу. С другой стороны, человек совмещает в себе два начала природы – созидательное и разрушительное. Созидание есть творение духа, разрушение – плоти.

Искомое может даровать вечную жизнь, лишь уничтожив плоть. И искателю надлежит крепко помнить это. Искомое, как воплощение Истины Бытия, приносит не бессмертие, а смерть. Это есть второй постулат.

Природа золота сомнительна также, и двойственна. Золото бессмертно, его не трогает ржа и порча. Но, вместе с тем, золото само есть ржа, прах и тлен. Златой Телец приносит лишь смерть, и это есть великая истина. Разве золото умножает жизнь своему владельцу? Разве золото созидает?

Кто уразумеет сокрытый смысл сих слов, должен понять: искомое – ни что иное, как орудие убийства и тлена, губящее металл для того, чтоб при тлении его и разрушении родилось золото…».

Как мог Ламех пройти мимо такого? Совершенно никак.

Прежде всего, он был удивлен комментариями переписчика к «Похоронам»: их автор, некто Гугель, ехидно намекал, что у выдающегося алхимика просто поехала крыша. Странным показалось и то, что никто так до сих пор не понял, что же это было за «искомое», хотя вывод напрашивался сам собой.

Особенно, при дальнейшем чтении: «… действительно, искомое не есть камень в обычном представлении слова. Не есть это также порошок или жидкость. Искомое есть Поднебесный глаз, чей взгляд смертелен для металла. Но, как воину необходим щит на поле брани, так и искателю сего не обойтись без Кровавой Сумы для Глаза. Ибо как оградиться самому от убийственного взгляда Поднебесья, от которого гибнет даже металл, меняя свою природу?»

Не вдаваясь в дальнейшие особенности «искомого», скажем лишь, что смекалистый Ламех довольно быстро признал в нем пресловутый Философский камень.

А, признав, естественно, занялся пристальным изучением трактата; в частности, зашифрованными ингредиентами. Но тут его ждало жестокое разочарование. Мало сказать, что ингредиенты были не досягаемы. Они были просто фантастичны. И Урлин не преминул ему об этом сообщить, когда сияющий и гордый студент принес на суд великого магистра результаты своих изысканий.

« – Да, надо отдать тебе справедливость, ты навел порядок в трудах господина Лотария. На редкость егозливый был старичок. Все-то ему дома не сиделось. Но я не возьму в толк – тебе-то от этого какая польза?

– То..то есть, как – какая? Ведь это же – Философский камень!

– Мой друг! Камень камню рознь. Недаром люди решили, что лучше объявить алхимика сумасшедшим, чем смущать умы таким камешком. Подумай: ведь, по Лотарию, Философский камень не дает бессмертия, не продляет жизнь, не является панацеей, а убивает! Зачем он нужен тогда? Конечно, с помощью него получается золото... Но ингредиенты!.. Да, пожалуй, в нагорьях Тибета и сейчас обитают один-два дракона, а шаманы вуду по сей день не перевелись в западной Африке… Но, повторяю, – тебе-то от этого какая польза? Не собираешься же ты отправиться в Китай, чтоб выковырять у дракона глаз, что само по себе уже нереально, а затем пустить кровь шаману вуду? Нет, Ламех! Философия Лотария хороша. Но его Философский камень – совсем иного рода. Чтоб научиться искусству трансмутацииТрансмутация элементов - их взаимопревращение. Алхимики полагали, что существует некое единство элементов, и, в буквальном смысле, из всего можно сделать все., почитай-ка лучше Гугеля».

Услышав это, Ламех, сын Абрахама-жида, понял – экзамена ему не миновать.

Конечным итогом озарения было его сегодняшнее пребывание под Южной стеной в компании собственных безрадостных домыслов.

Домыслы, как это и бывает в подобных случаях, завладели им безраздельно. Ему то совершенно отчетливо представлялось, как змей раскололся и пятнает его, Ламеха, позором; то казалось, что змей-то как раз молодец, а вот Верховный магистр слишком опасен благодаря своей проницательности, и что он неминуемо заметит подделку.

« – Конечно, заметит, еще бы не заметить – он ни за что не поверит в мои глубокие знания оккультной истории Вавилона! Хотя при чем тут Вавилон! Он вообще ничему не поверит. Он прекрасно знает, как я готовился».

И тут у Ламеха созрело великолепное решение: надо посыпать главу пеплом и идти на поклон к магистру – авось не все потеряно. Суровый тамплиер отходчив, и при виде искреннего отчаянья Ламеха сменит гнев… но его мысленному взору предстало безобразие, которым завершился прошлый экзамен, а потом картина, которую они будут являть на пару со змеем…

Н-да. Положение – хуже не придумаешь. Не говоря уж о том, что посыпать голову пеплом ему будет теперь крайне затруднительно.

Мучимый неразрешимыми противоречиями, Ламех не замечал, как неосознанно двигается ближе и ближе к черной гранитной глыбе с очертаниями крепости, скалой возвышающейся среди олив и тамариска.

 

 

* * *

 

– Итак, ты скажешь мне, какую роль сыграли альбигойцыКатары - приверженцы еретического течения XI-XIII вв. Западной Европы. Призывали к аскетизму и обличали католическое духовенство (в этом, собственно, ересь и заключалась). Учение легло в основу ереси альбигойцев. в истории оккультизма, расскажешь о том, что они привнесли в развитие демонологии, а так же перечислишь ключевые даты, начиная от первого шабаша и кончая последним костром, на котором сожгли последнего альбигойца.

(Вопрос, как и любил магистр, содержал невинную подкавыку, ведь альбигойцев продолжали палить по сей день).

Студент молчал. Факелы чадили и возмущенно плевались по углам. Тишина сгустилась перед столом Урлина, повиснув между ним и Ламехом вопросительным знаком. Худой палец начал тихо, но уверенно постукивать по столу. Знак вопроса рисковал превратиться в знак восклицания.

 

Молчание разрешилось самым невиданным образом.

– Магистр меус слишком низко расценивает мои знания, – поклонился студент. – Мне стыдно отвечать на такой простой вопрос.

С жабой немедленно сделались конвульсии. Она откинулась на спину и беспомощно засучила лапами, содрогаясь то ли от смеха, то ли от горя. Кустистые брови магистра полезли под самый лоб, стараясь обогнать одна другую.

Но Урлин довольно быстро овладел собой. Неужели ему, закаленному воину, которому, как поговаривали, готовится место в передовом отряде при местечке АрмагеддонЖелающих разобраться отсылаю к Апокалипсису (шестой священной книге Нового завета)., отступать перед вызовом мальчишки? Он хотел как лучше, но наглец сам подписал себе приговор.

– Значит, ты не можешь ответить? – быстро сказал магистр.

– Я не сказал «не могу», о магистр. Я только сказал, что для меня это – слишком легко. Ведь если вы хотите получить представление о глубине моих знаний, то должны спросить что-то действительно стоящее. Но я ни в коем случае не отказываюсь отвечать; скорее напротив…

– Ах, тебе слишком легко?! Нет, ты только подумай, Хаб, ему стыдно отвечать! – жаба не реагировала, и магистру пришлось привести ее в чувство, окунув за ногу в кувшин с водой. – Но ты зря надеешься испытать на прочность мое терпение; оно у меня безгранично. Схоластический диспут тебя не спасет. Конечно, пока ты не станешь плести какую-нибудь чушь, или просто не признаешься, что ничего не знаешь, я не могу тебя выставить. Я понял твою тактику, но это глупо. Если тебе угодно, будем находиться здесь до вечера. Я задам тебе хоть три тысячи вопросов, пока ты, наконец, не скажешь, что просто не можешь ответить! И уж тогда я тебе задам…

– Простите, магистр меус, но для начала задайте вопрос. Можно посложнее. Ведь я все-таки готовился…

Магистр спустил пар, страшно оскалился и сквозь зубы процедил:

– Было бы сказано… Помнится, на первом семестре ты мне отвратительно ответил по одной теме… но раз уж ты теперь готовился… Расскажи-ка мне, в каком году вавилонские жрецы приняли Пакт о ритуальном значении цветов в культе аккадской богини АшторетАшторет (Иштар, Астарта) - месопотамская богиня плодородия, любви и красоты; римская Венера - ее аналог., и процитируй клинописные документы, которые могли бы подтвердить твои слова, с указанием автора. Если, конечно, это для тебя не слишком просто, умник!

При этих словах неожиданная искра проскочила между магистром и студентом. Она странным образом подействовала на Урлина. Ему вдруг показалось, что голова предполагаемого Ламеха раскачивается взад-вперед, а зрачки сузились по-змеиному.

– Беспредельна мудрость магистра! Ибо вот вопрос, досстойный меня и моих знаний!

Магистр невольно ждал, что вот-вот появится раздвоенный язык. Но зрение пришло в норму, хотя он по прежнему отказывался себе верить. Вместо того, чтоб удариться об пол и молить о пощаде, ну или хотя бы вновь наглым образом уйти от ответа, студент невозмутимо прокашлялся и начал отвечать:

– В тот год, когда виноградники дали самый обильный урожай, а великий СаргонСаргон - царь Аккада (XXIV в. до н.э.), объединил под своей властью Северную Месопотамию. вернулся с победой, одержанной над непокорными соседями северной Месопотамии, жрецы Иштар (она же Ашторет) собрались, чтоб утвердить список ритуальных значений цветов, принятых в ее культе. Ибо та богиня покровительствовала великому Саргону. По вашему…э.. нашему летоисчислению, магистр, было то в 2356 году до рождения нашего главного божества. Когда Владычица богов, Царица царей, открывает ворота утра, жрецы падают ниц и приветствуют ее пурпурными знаменами; сказано о том у МалдоннахаМалдоннах - известный вавилонский литератор., цвет этот означает Утреннюю песнь. Еще же Яростная львица…

Ах, как он отвечал! Будто сама пресветлая и всеблагая богиня Ашторет сообщила ему на днях все это. Он говорил долго и подробно, словно мог рассказывать об этом часами. Речь плавным потоком изливалась из его уст, и уши магистра вяли от этого непредвиденного красноречия.

Сначала магистр встал, прошелся перед столом. Скосил глаза на свое кресло. Посадил туда жабу. Студент говорил.

Помахал над своей головой, словно там могло укрываться что-то невидимое. Заглянул под кресло. Не удовлетворившись этим, пошарил рукой. Выпрямился, не найдя ничего, и подозревающим взглядом окинул ряд каменно сидящих магистров.

Магистры молчали, а студент говорил.

Пытливо прищурившись, Урлин щелкнул пальцами пред носом одного, особо подозрительного ему, и что-то пробормотал. Бедняга страдальчески сморщился и выпучил глаза, но существенно ничего не изменилось. Студент как говорил, так и продолжал говорить.

Тогда он начал внимательным образом рассматривать вдохновенную фигуру отвечающего, в поисках чего-нибудь эдакого.

Эдакого он, как вы понимаете, ничего не нашел; но нашел, что ему пора оставить практику и удалиться в горы пасти коз, раз он не может вывести на чистую воду паршивого мальчишку.

Конца-края этому безобразию, казалось, не предвиделось. Студент все говорил и говорил, а рот магистра наполнялся хиной.

От раздражения Урлин начал притопывать ногой и грызть ногти, устремив в пол невидящий взгляд.

Наконец, не выдержав списка вавилонских и шумерских авторов, воспевающих женские прелести Ашторет, он воскликнул:

– Не верю. Ну не верю! Ну не можешь ты знать!! Не можешь!!! Ну-ка, умник, – сколько уровней в святилище Бела?

– Семь, о магистр меус.

– Священное число жрецов СинаСин - вавилонский бог Луны. Связан с астрологией.?

– Шестьдесят, о магистр. Оно означает…

– Да знаю я, что оно означает! Я не знаю, что означают твои правильные ответы!!

– Так значит, вы признаете, что ответы мои – правильные? – в голосе студента проскользнуло торжество.

– Признаю… Нет, черт тебя возьми! Не признаю! То есть, конечно, ответы правильные, но это не твои ответы! Не твои, будь я Архангел Гавриил! Ты ничего не знаешь о древней оккультной истории. Ничего не можешь знать! Если только ты не изобрел какую-то дьявольскую машинку, которая за одну ночь запихала знания в твою пустую голову!

– Но ведь и в таком случае это – мои знания. Согласитесь, магистр.

– Д-да, я, пожалуй, соглашусь с тобой… – задумчиво протянул Урлин. – Если только ты в самом деле понимаешь то, что отвечаешь мне, – магистр весь засветился от того, что наконец нашел, как поддеть вёрткого Ламеха. На помощь, как всегда, пришла казуистика. – Факт, милый друг – это одно, а понимание факта – совсем другое, – с удовольствием произнес он. – И если ты понимаешь излагаемые тобою факты, я готов… признать поражение. Если ты – понимаешь…

– Я готов доказать это, вот только не кажется ли вам, что экзсамен затягивается? – студент вновь напрягся и с беспокойством оглянулся на дверь. Впрочем, Урлин был занят сейчас другим.

– Доказать.… Доказать. Докажи. Вот, к примеру, жертвоприношение. Древнейший обряд. Можешь ли ты назвать предпосылки его формирования? Обосновать? Подытожить?

– О, магистр, боюсь, наша дискуссия…

– Не увиливай!

– Хорошо. Но столь обширный вопрос требует обширного ответа, и я боюсь…

– Отвечай!!

– О, магистр! Вы не знаете, что требуете от меня. Конечно, я не могу поступить иначе, пусть будет по-вашему, но если вы убедитесь, что я могу осмысливать факты, вы…

– Да отвечай же, наконец!!!

– Жертвоприношение – один из основных способов общения с божеством, – затараторил студент, словно бы выдыхая слова. – Корни этого ритуала уходят в дикие века человечества, когда мерилом всего являлась пища. Пища – право на жизнь, пища – право на победу, хорошая пища – право на власть. Уже тогда люди знали о существовании духов, уже тогда люди осознавали их силу, и под каменными сводами пещер зарождалась Магия. Когда охотники одолевали крупное животное, победа над которым далась им не без труда, часть туши они отдавали шаману, за то, что духи были благосклонны к племени. Ну а тот, в свою очередь, делился с духами, которые откликнулись на его зов. Вкусное мясо! И мне… то есть, и я думаю, что духам нравилось это, – студент снова нервно оглянулся. – Дело здесь в том, что… О, магистр меус! – прервал он сам себя. – Может быть, довольно? Ведь уже третий час…

– Я сам решу, когда с тебя будет довольно. Продолжай.

– Я уже третий час нахожусь здесь, о магистр. Позвольте мне хоть выйти, что ли…

– Да хоть десятый! Хоть двенадцатый!! Меня еще никто не водил за нос, и тебе это тоже не удастся! Зачем тебе за дверь, позволь спросить?! Не здесь ли кроется подвох, а?

– С позволения магистра, здесь кроется не подвох, а естественная необходимость… Так уж мы устроены…

– Терпи. Я должен убедиться.

– Но я просто не могу собраться с мыслями!

– Соберись с тем, что у тебя осталось. Ты не ответил на вопрос! Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее выйдешь отсюда. Если же ты выскочишь без моего разрешения, – добавил магистр, видя, с каким упрямством тот косится на дверь, – я посчитаю, что ты завалил экзамен!

Студент обречено вздохнул и как-то нервно дернулся.

– Так вот, логические предпосылки… Логические предпосылки… ох, ну вот, ты все испортил, старый болван.

Вместе с этими нетактичными словами, от которых весь штат магистров, включая Хаб, обратился в соляные столбы, в залу нехотя, словно через силу, вползло нечто; описывать которое мы, за ненадобностью, не будем.

Узкие зрачки близоруко расширились в полумраке; голова изумленно покачнулась на гибкой шее, явно ничего не понимая.

Студент же с шипением накренился в сторону дива, и, буквально извиваясь кольцами, пододвинулся ближе.

В следующее мгновение всех присутствующих ослепила ярчайшая тысячефакельная вспышка.

Когда действие ее на глаза почтенного собрания ослабло, они, сквозь мельтешащие зеленые и желтые сполохи, увидали следующее: студент, по привычке высовывая язык, гонялся за улепетывающим змеем, который виновато озирался на магистра и причитал: «Но я шше вссе ответил, вс-с-с…»

Буквально доли секунды хватило мессиру Урлину, чтоб понять, как его одурачили…

 

– Вон.

 

И это было все, что сказал Верховный магистр.

 

 

 

Реклама:

безлимитные тарифы, прямые номера мтс с подключением