HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Наум Брод

Наум Брод

Обсудить

Сборник рассказов

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 26.02.2009
Оглавление

2. Наум Брод
3. Наум Брод
4. Наум Брод

Наум Брод


 

 

 

..И вот встречаю я человека, который как-то связан с теми людьми, и вижу по его глазам, что ему все рассказали и рассказали не так, как это сделал бы я.

(Встретил я женщину, но на ее месте мог бы быть и мужчина. В подобной ситуации в поведении мужчин и женщин есть отличия, но есть и в чем они сходятся. Например, в том, что называют «социальным», – женщины в этом могут проявить себя более жестоко, чем мужчины, хотя в основном они, конечно, помягче.)

Встречаемся мы на улице. Обмениваемся рукопожатием и, еще не отпуская рук, разворачиваемся каждый спиной в свою сторону, по ходу движения. Народу много, мы выныриваем навстречу друг другу неожиданно, нос к носу – как это чаще всего бывает на московских улицах и вообще на улицах современных городов – и поэтому вначале оба свободны от той истории, даже рады друг другу. В ее глазах блеск, она радостно улыбается, я тоже, потому что сейчас, в эти мгновения, мы ничего друг о друге не знаем: мы давно не ви-делись. Все, что могло нас когда-то разъединять, забылось, осталось только: она как часть моей биографии и я как часть ее биографии; от этого уж никуда не денешься, избавляться, «зачеркивать» что-либо – глупо и бесполезно, это уже всегда будем любить, как свое. (Причем, если это женщина, вовсе не обязательно, что мы с ней когда-то были близки.)

Мы задаем два-три общих вопроса, так-сяк, делаем два-три неловких движения на месте, не отпуская рук, чтобы стать к стене дома или отойти к табачному киоску – нет, там очередь – не мешать, но мне вдруг хочется проявить заботу, и я напускаю на себя решительный вид и даю ей знать, что суетиться не надо, и закрепляю за нами этот клочок тротуара; мы остаемся – и тогда нас перестают задевать, начинают обходить, на какое-то время мы гарантируем себе защищенность от людского потока.

Так.

Еще звучат какие-то фразы, в мышцах лица еще сохраняются следы недавней улыбки, а я уже замечаю, что радость из ее глаз уходит. По ее меняющемуся взгляду я догадываюсь, что из глубины ее сознания уже подымается забытое отношение ко мне и уже не отношение вообще, а расслаивающееся на конкретные проявления. Одно из них – ее мнение обо мне в связи с той историей, о которой она уже знает, но, к сожалению, не с моих слов.

В те же мгновения ко мне приходит понимание, что она разделяет позицию тех людей, которые ей обо всем рассказали. (Или он. Но с мужчиной, тем более с таким, с которым в приятельских отношениях, все-таки проще: мужчина может сам завести разговор и уже этим обесценить мои возможные переживания; или я могу, в конце концов, обматерить его; или мы оба просто сведем на нет всю– эту историю после его «да брось ты!» Женщина тактичней, и с ней следует быть тактичней, так что вся эта история разрешается с ней сложнее. Богаче.). Если бы это было не так (ну или если бы она не удержалась от женского любопытства, но тогда и вся наша встреча развивалась бы иначе – безответственней, что ли, и интерес к ней улетучился бы), то она бы заговорила о той истории первая, разумеется, прикинув, когда это уместно сделать. И взгляд у нее был бы совсем другим, во всяком случае, без зарождающейся жесткости – видимо, раньше, чем опасность становится фактом, проходит в наше сознание, наше подсознание уже готовит защиту. (Представляю себе психолога, скривившегося в высокомерной ухмылке профессионала. Хотя он, может, будет и прав.) Собственно, мы вообще могли так и не заговорить об этом, но теперь, о чем бы мы ни заговорили, это будет между нами присутствовать и уже не даст нам сблизиться.

Сблизиться мы могли бы в двух случаях: после бурного выяснения, в результате которого она вдруг признает, что заблуждалась, а я пойму это не с ее слов, а по глазам, по озарению в них и вернувшейся радости; или если я сам смогу освободиться от этого, чтобы мне поверили, что этого во мне уже нет – какой-нибудь мощной остротой, хохотом ... фактом, которым я искренне заинтересуюсь.

А пока мы разжимаем руки. Не сразу. Вначале пальцы становятся мягкими, но еще не расстаются, ощущают друг друга. Если ее руку бросить, а свою забрать – это вызов. Но к вызову я не готов, потому что пока боюсь показать, как это все меня задевает, какой тяжестью на мне; а ей вроде как и неприлично первой соваться не в свое дело. (Правда, по тому, как отчуждающийся взгляд уже однажды скользнул мимо меня в сторону, думаю, что она считает себя в этой истории не совсем уж посторонним человеком, иначе, действительно, зачем было тем посвящать ее в подробности, искать у нее сочувствия и поддержки?)

Мне приходит мысль, что я опоздал. Если бы я рассказал ей раньше, чем те – а такая возможность была, – то она бы сейчас занимала мою сторону, а не их. Мысль глупая хотя бы потому, что невозможно охватить всех, кому те могли рассказать раньше меня. Это дело случая, что с ними она пообщалась до меня, а не наоборот. К тому же мы с ней не настолько близко и часто общаемся, чтобы было наоборот – она ближе к ним, а со мной она в основном встречается вот так, как сегодня. Объективно – почти чужой человек, но мы давно на ты, давно запросто – давно считаемся близкими знакомыми, как бы опустив обязательства близких.

Да и вовсе не сказано, что если бы я опередил тех, она поддержала бы меня Скорее, думаю, что и тогда в их действиях она нашла бы больше смысла и справедливости, чем в моих. Человек такой.

Дальше.

Дальше во мне уже зарождается злость, а мы еще и словом не обмолвились об этом. Прошло не так много времени с момента нашей встречи – минуты три? четыре? – а я уже понимаю, что весь наш разговор – вздор. И все, о чем мы будем говорить дальше, – тоже вздор. Оба прекрасно обошлись бы без него и без этой встречи. Но если уж она случилась, если мы стали обмениваться какими-то словами, если я понял, что она уже знает обо всем и уже настроена против меня, – это вообще скрыть трудно, надо либо быть совсем безразличным к обеим сторонам, либо обладать очень сильным характером, но таких я что-то не часто встречал, и эта не такая – а она это заметила, то, наверное, надо сказать, да? Ведь теперь между нами нет ничего более существенного, чем та история. Надо о ней говорить! Ведь так муторно, когда знаешь, что о тебе плохо думают, а ты этого не заслуживаешь. Или хотя бы думаешь, что незаслуженно, но искренне готов выслушать чье-то мнение, не заранее осуждающее, а пытающееся помочь тебе разобраться, в чем ты не прав – даже готов покаяться. (Ей-богу! Если бы я врал, не было бы всех этих наблюдений.)

Есть еще один выход: заговорить самому. Но заговорить можно или сразу напрямик, исключая все эти ничего не значащие вопросы-ответы, без этой современной манеры чиркать по общим местам, или выждав момент «к слову»...

Но ждать «к слову» унизительно, даже оскорбительно: значит, так моя персона ничтожна, что, только улучив момент, я могу напомнить о ней; с другой стороны, так мне дорога собственная персона, что я обязательно должен ее реабилитировать в глазах человека, которого я увижу теперь неизвестно когда. Напрямик тоже не влезешь: человеку, может, хватает и своих забот. Да еще если это женщина. У женщин вообще с пеленок определяется круг главных забот, на которые она направляет всю свою энергию, и редкая из них при этом еще способна проявлять глубокий интерес к чему-то постороннему. А за грудки ее тоже не встряхнешь, чтобы выслушала и поняла...

 (Можно вообще промолчать, так многие и советуют. Лично я промолчать не могу. Не скрою, мне это нелегко, но примерно в половине случаев я все же молчу – правда, не из соображений здравого смысла, как этого хотели бы мои доброжелатели. Я готов свернуть в сторону, когда цель уже вот-вот, только из опасений, что как-то при этом может быть задето мое самолюбие. Но если кто-то советует промолчать в одном случае, то всегда найдется кто-то еще, кто посоветует промолчать в другом. И так далее, до полного молчания, против чего я, кстати, не возражаю... если все мы постепенно умолкнем. А пока это не случилось, мне самому не хватает ни мудрости, ни мужества. На этот счет у меня есть кое-какие собственные наблюдения: если Высшая Мудрость – это молчание, то на пути к Высшей Мудрости, хочешь не хочешь, без болтливости теперь не обойтись. В конце концов, надо ведь знать – и как можно больше – о чем будешь молчать. Иначе какая же это мудрость?)

Ее рука уже совсем готова отойти, я ее еще зачем-то поддерживаю – но вот я отпускаю ее.

Нам так и не удалось избежать того, чтобы не отметить момент разъединения. Она стрельнула глазами по сторонам – видимо, инстинктивно прилаживаясь к новым обстоятельствам (а может, в этой реакции был инстинктивный поиск новой опоры оставленной женщины), но скоро в ее взгляде сознательно утверждается жесткость и даже неприязнь ко мне Последнее может показаться преувеличением для такой пустяковой ситуации; но в принципе нет ничего необычного в том, что у встреченного мной человека, наслышанного и составившего мнение, в какой-то момент разговора проклюнется неприязнь ко мне.

(Может, это некстати, но подумалось вот о чем. Известна банальность, что сердце любой женщины можно размягчить добрым словом в любой ситуации Я пробовал это проверить сам, но что-то мне, наверно, не везло. Правда, я мог и не заметить, что в глубинах души женщины все же произошли какие-то благожелательные сдвиги. А вот во встрече с этой женщиной я, наверно, зря повел себя так: слишком быстро исчерпал свой восторг по поводу встречи, заершился, распузырился из-за какой-то идиотской истории, к которой она, в сущности, не имеет отношения, руку зачем-то отпустил, вместо того чтобы наоборот . мог бы и поиграть рукой, время было теплое, рука голая и неплохая рука… немолодая, правда, но мне-то что. И, кто знает, может, больше ничего и не потребовалось бы, чтобы к концу встречи, даже такой быстротечной, я бы обрел в ее лице единомышленника...ницу.)

Я вижу, как она (характернее, когда она, но мужчина тоже может) опасливо поглядывает на слепо прущих мимо нас людей, вот-вот готова стронуться с места, уступить дорогу, а это достаточно сделать один раз и больше уже не иметь покоя – так и будем топтаться на месте – она шаг ко мне, я шаг в сторону, она полшага назад... развернулись, стали вообще поперек движения, даже и не возразишь… сошлись – правда, это нам может помочь разбежаться в разные стороны совсем в добрых отношениях, но... я что-то еще жду, а она, спасибо, не проявила инициативу, не ушла, иначе я почувствовал бы себя оплеванным. Хотя едва ли она заботилась о моем самолюбии; все же ей хотелось что-нибудь сказать или что-то узнать из той истории, а то и просто ткнуть меня.

Нас толкают, мы никак не можем сосредоточиться друг на друге (раз уж сразу не сообразили воспользоваться благоприятным моментом, чтобы разойтись), это немного забавно, и ее лицо добродушно мягчает. Она улыбается, в глазах появляется задор, желание похулиганить (может зажмуриться и завизжать от восторга, но это я так, чтобы было зримей.)

И тут она спрашивает: «Чем у вас там окончилось?» (А мы еще никак не найдем, как встать поудобнее, какая-то спина мазанула чуть ли не по моим губам.) «Где?» – спрашиваю я, еще провожая взглядом шерстяную спину, явно уделяя ей больше внимания, чем она заслужила. Но до известного предела, потому что, если вынудить собеседницу уточнять где, станет ясно, что я притворяюсь, будто понимаю, о чем она. «Там? С ними?» По крайней мере, теперь можно понять, что я спросил, потому что якобы не сразу расслышал. «Объяснились?». Она еще в том благодушном состоянии, и мы никак не можем уединиться – топчемся, – но я не уверен, что она сейчас к этому стремится, да и я, честно говоря, топчусь на месте вяло. Все же вопрос добавляет новое: ясно, что у нее неоднозначная оценка той ситуации, она вовсе не так категорична по отношению ко мне, как я думал.

Я отвечаю: «Ничем».

Тут выдается спокойная пауза, мы, наконец, стоим друг против друга, чуть ли не снова готовые взяться за руки, и нам никто не мешает.

Но вот это-то оказывается и некстати. Так мы хоть могли отвлекаться, а теперь нет, давай раскрывайся.

Она чуть кивнула, как будто она согласна со мной, но кивка явно мало, требуется какое-то подтверждение согласия, и она отводит взгляд в сторону.

«Ничем», – хочу повторить я и этим еще попробовать заставить ее раскрыться, но молчу, что-то в этом уже было от попрошайничества. Зато приходит другая мысль: «Уйди, наконец!» Я знаю, что в тех случаях, когда я так решительно поступал, какие бы за этим ни следовали потери, уже одна решительность восстанавливала равновесие в моей душе.

«Уйди!»

«Ну и что – спрашивает она, возвращая взгляд – Никак?..» И еще я ведь могу отделаться шуткой. Передо мной женщина, ну что мне наваливать на нее свои проблемы, малоубедительные принципы и так далее? (Да и с мужчиной, по-моему, пора было бы обменяться анекдотами и не морочить друг другу голову...)

«Да ну…», – говорю я и начинаю шутить. Шучу я тяжело и никак не могу закончить; постепенно на моем лице утверждается скрюченная веселость, вдобавок я залезаю в какое-то путаное сочетание слов, из которого не могу выбраться Моей собеседнице становится неловко за меня, она поначалу удивленно-вопросительно раскрывает глаза, а потом тактично уклоняется: «Понятно». Мне остается либо принять эту деликатную ложь, либо попытаться все же выяснить, что я хотел сказать своей затянувшейся шуткой. На худой конец можно просто махнуть рукой и признаться, что я опростоволосился («Остопроволосился», как говорил мой командир отделения ефрейтор Сухов. Он мечтал стать судьей. Наверно, стал ). И облегченно рассмеяться. Но как назло она продолжает кивать («Понятно, понятно»), и теперь уже не сунешься с саморазоблачением, потому что невольно и ее сделаешь дурой – чего, мол, было кивать, что понятно, когда мне самому непонятно?

А что я, собственно, жду от нее?

Я хочу, чтоб она, забыв о своих делах и о том, что она куда-то спешила (давно, кстати, могла дать мне знать, что она спешит, даже если это не так, обида была бы, но легкая – все, мол, так), забыв, что я чужой и что ей на меня, в общем-то, наплевать – хочу, чтоб она перестала отводить в сторону глаза (как это все же унижает, черт возьми!), а посмотрела бы на меня спокойно и охотно. (Вот для этого как раз и хорошо, что женщина. Заботливость мужчины всегда подозрительна и вызывает у меня чувство неловкости, как случайное касание голыми телами в бане.) И чтобы она со всеми подробностями – со всеми! – рассказала мне, что ей известно, – вернее, все, что ей рассказали, – как бы давая понять, что заполнена только одна сторона листа, а вторая чистая и дожидается моих показаний.

И чтобы ей еще хватило терпения на следующую глупость: выслушать меня. И тоже со всеми подробностями. Я буду останавливаться на каких-то деталях, особенно убеждающих в мою пользу, и спрашивать: «С этим ты согласна?». А она, изумленная открывшейся ясностью и простотой моих рассуждений, подчиняясь моей логике, теперь будет кивать охотно и радостно. Часто, не так, как вначале. Она будет свободна от необходимости ускользать от меня – какое замечательное облегчение ее ждет!

Может быть даже она возьмет меня под руку (а перед этим может положить руку на мою грудь – такой милый кокетливый жест современной женщины, друга всех мужчин) и предложит пойти выпить кофе. «Слушай, а что, если мы выпьем кофе, а?» (Это, правда, характернее для частных случаев – для Прибалтики, например, где кофе можно выпить действительно запросто, стоит только захотеть, или для элитарных уголков, о которых не всем известно и не все туда попадают. Для остальных случаев правдоподобнее проводить куда-то – то есть мне развернуться и пойти в ее сторону). Я, конечно, пойду. А если не будет предложено кофе или проводить, все равно я буду удовлетворен: человек наполнен моей правотой, он теперь мой, за меня. (С ним было бы то же самое, но тяжелее)

Потом мы, наконец, разойдемся.

Здесь, правда, напрашивается врезка, перед тем как мы разойдемся. .Как она себя поведет, если я вдруг предложу: «Завтра суд. Приходи». – «Да-а?!» – удивится она. Вариант с отговорками можно сразу отбросить – они все один к одному. «Хорошо», – согласится она. И еще подхлестнет себя. «Хорошо, хорошо. Приду. Обязательно». И тогда вероятнее всего, что придет. Но зачем? Я-то жду, что она станет биться за меня, кидаться с полыхающими щеками на тех, кто ей все рассказал не так, как было на самом деле. А она, скорее всего, начнет выяснять истину. Так она это будет называть. И еще будет добавлять прилагательное: объективную. И опять в итоге окажется, что объективная истина – это против меня...

Настроение у меня будет ясно каким, и действительно, если я почти сразу встречу кого-нибудь из знакомых, то я схвачу на бегу протянутую руку, прихлопну ее левой пятерней, вновь стремительно симулируя жажду деятельности, развернусь спиной туда, куда шел, и, еще перебирая ногами на месте, спрошу, как дела, и на такой же вопрос отвечу, откинув голову назад: «Н-ну!» – и улечу. Это меня понесет поддержка. (Недаром говорят: «Поддержка окрыляет». Народ обо всем уже знает. Это мы всё чего-то пишем, пишем, открываем...

Но спустя какое-то время... в пределах часа... я вдруг замечу, что у меня уже давно горят щеки, а в глазах резь, как после долгого плача. В голове неизвестно зачем возникнет какая-то фраза из недавнего разговора, я ее начну вертеть и так и этак и долго не смогу отделаться, пока не пойму, что я редактирую наш разговор. Что-то я даже неосторожно произнесу вслух, но вовремя спохвачусь, фальшиво закашляю, чтобы прохожие не подумали чего... и совсем станет тошно.

 

…Все это могло быть. Может, и с ней – а что, я ведь ее совсем не знаю .Но теперь уже не будет. Поняла ли она меня или нет – уже не важно. Она ведь тоже могла подумать, что ее любопытство неуместно. Я ее мнения не спрашивал – вот даже пытаюсь отделаться шуткой, какой-никакой, пусть даже ерничаю, – а что ей тогда?.. конечно, видно невооруженным глазом, что мне не так весело, как я изображаю, но это мне видно! А почему кто-то другой обязан напрягать зрение, чтобы это разглядеть? Может, она вообще, пока стояла со мной, прикидывала: прошла очередь за колбасой, или она еще успеет?

«Ладно», – предлагаю я, и она легко соглашается. В этом месте мне все же неплохо бы собраться, забыв на какие-то последние мгновения о том, что произошло между нами, хотя бы проявить галантность: за локоточек взять, приложить ладонь к спинке... Ей это в любом случае будет приятно даже без этих... (То, что мы не были близки, – это ладно; но я в своих рассуждениях совсем упустил, как она к этому относится. Если в течение нашей встречи смотрел на нее как на мебель, так что ж было тогда ждать от нее?). И я это делаю – по инерции лапать, но безвольно. От вечного страха показаться обиженным, слабым, побежденным.

На ее лице снова мелькнула улыбка – из тех, которые мгновенно гаснут, не оставляя следов, как только в них отпадает надобность, – я что-то бормочу прощальное (хорошо, сам не улыбаюсь), и мы расходимся.

Она пошла вниз по Тверскому, а я – на переход и в метро.

 

 

 


Оглавление

2. Наум Брод
3. Наум Брод
4. Наум Брод
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!