Согдиана

Солнечные качели (паранойя)

You can take a horse to the water but you cannot make him drink. 

                           (английская пословица)

 

 

Светлые воды Мзымты поют о море.
Утро качает розовые качели.
Я о тебе читала в газетах, Торе...
Солнце, скользнув лучом по плечу апреля,

Сбросив с себя остатки ночного ига,
Сладко зевнув, раскрылось цветком граната.
Мама сварила чачу и мамалыгу.
Вечером будут гости. Боюсь, что сваты.

Свадьба. Жених – смеется. Какой ценой я?.. –
Кто бы меня спросил, да никто не спросит.
Икона с обложки бестеллера... паранойя,
С чуть грустным вечерним взглядом, со взглядом в осень.

Заполночь все разъехались, сыты-пьяны.
Слюбится мал-помалу?.. В прекрасном "где-то"
Плакали самолеты в воздушных ямах...
На чердаке, в соломе, дремало лето.

Желтые пятки Солнца покрылись пылью.
Птицы слетелись с гор на вечерний саммит.
Приторно пахнет розами и ванилью.
Хлопает ветер алыми парусами.

Выдали замуж дочку, женили сына.
Носим, как прежде, воду на коромыслах,
Сушим хурму, бежим по утрам на рынок:
Так и живем. А ты... Разве только – в мыслях?

Обугленной слева долькой, а может – долей,
Стынет Луна над морем, над взмахом весел.
Вот и поспели маки на минном поле.
Муж мой три дня – как мертв. Оттого и весел.

Траурный цвет... Он чем-то сродни неволе.
Темные воды вечно спешащей Леты
Тысячелетней пылью на антресоли
Лягут. Продам оливки – куплю билеты.

Солнце стоит на паперти. Я – в зените,
С полной корзиной смуглых, как ночь, оливок –
Наперевес. Казните меня, казните,
Те, кто безгрешен сам. На хребет прилива

Море возносит чаек. Но чайки – тонут,
С криком, роняя перья, во тьму, в поверья...
Буду стоять на мокрой спине понтона,
В шлепках на босу ногу, весь день. Поверь, я

Не создавала образы, образами
Не украшала горницу. Но, взлетая,
Под невозможно алыми парусами
Над частоколом волн, ты шептал: "Святая..."

Выстрелил штормом ветер с Новороссийска.
Тяжко скрипят натруженными стволами
Груши. Стада спустились с лугов альпийских.
До холодов управиться бы с делами.

Вечностью дышат горы. Цветут Стожары
Над одряхлевшей лодкой с дырявым днищем.
Я зачерпну водицы из Авадхары,
Стану еще моложе... желанней... чище...

Проводы... чемоданы... предтеча встречи –
Душное чрево ангела-самолета...
С вечера заготовила в зиму лечо,
А поутру плетень починить – забота.

Встану пораньше, развешу укроп в чулане,
Сыр подкопчу, забью петуха к обеду...
Пчелы седыми стали. Нектар желаний
Не обернется медом. Зачем я еду?

Фрукты проворно рву, да пакую в ящик.
Переложу газетами: так надежней.
Наши-то мандарины соседских слаще:
Сочные, ароматные, с тонкой кожей.

Родинка Солнца сделалась меланомой.
Сон был под утро странный, пожалуй – вещий.
Как рассвело, я выехала из дома,
В аэропорт. Мои документы, вещи

Кто-то украл. Видать, не судьба нам – слышишь? –
Вместе с листвой печалясь о блеклом лете,
Стариться под одной черепичной крышей.
Свидимся ли? Когда? На какой планете

Сядем вот так, под вечер, нальем мацони
Или вина из лунного винограда.
Горы отсюда видно, как на ладони.
Жаль, что они не вместе, хотя и рядом.

* * *

Странно, ночью проснувшись, почувствовать правую дату...
Словно правую руку. Антенны сутулый треножник
Оком мертвой форели глядится в окно виновато.
Он – один из немногих, кто знает, что я – подорожник.

За разбитыми фарами осени – обморок вьюги,
Убеленный мечтой о немного подтаявшем снеге,
О сугробе, воздушном, как облачно-рисовый пудинг,
О прострелянном стаями птиц облепиховом небе

В хрупкой траурной рамке предгорий, допивших остатки
Золотушного солнца. Темнеет резной подстаканник
На столе, где початая банка с консервами "Chatka"
Неопрятно блестит на льняной отутюженной ткани.

Я – за печень трески, за любовь, что – до рвоты, "до гроба",
За прилипшие к скатерти крошки ванильных пирожных,
За больную миндальную ветку в перчатке озноба,
За приложенный к содранной в детстве ступне подорожник...

Отдираю тебя от себя, вместе с мясом и кожей,

Благородный, усталый, родной оловянный солдатик,
Самый стойкий мой, бедный, упрямый, бесстрашный, ранимый...
Маяки... обелиски на выцветшей контурной карте
Теплым светом встречают друзей, проносящихся... мимо.

Мы – сиамские. Нас разделяют... терпи – без наркоза
Узловатые вены Гольфстрима... кресты "неотложек"...
Самолет расправляет над городом крылья стрекозьи
Прежде, чем развороченным брюхом примять подорожник.

Ах, что делать... что делать... капризы нелетной погоды...
Оловянная грудь в орденах... безутешная осень –
В обездоленном выдохе, сухо царапнувшем воздух,
Отрывающий птиц от парома с отрубленным тросом.

Странно, ночью проснувшись, почувствовать правую дату...
Странно, ночью проснувшись, почувствовать...
Странно, ночью проснувшись...
Странно, ночью...
Странно...

* * *

Я научилась мысли читать с разбега.
Дни без тебя беспомощны, как котята.
Бог пробивает звездами ступни неба.
Небо не понимает – за что распято.

Вытертый плед... евангелие Джерома.
Сумрак течет по венам миндальных веток
В стылое лоно заводи у парома.
Птицам – и тем не сладко вдали от дома.
Крылья... ветра... бессонницы... Где ты? –
– ...Где-то...

Тихо-то как! И в лодке давно не трое.
Сколько тогда мне было... Поди, пятнадцать?
Помнишь, до нашей эры мы жили в Трое?
Ты меня так любил, что решил... расстаться.

Задрапирую чисел пустые ниши
Саваном, занавесками или снами.
Мне бы тебя позвать на пол-тона тише,
Чтобы услышать тех, кто уже не с нами.