Жертвенник. О сакральном и профанном литературного творчества

На чтение потребуется 12 часов | Скачать: doc, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Подводя итог моего исследования, я хотел написать главу, обозначенную «Вместо заключения». Да вот первая буква в сознании ускользнула, и вышло – сами видите что. Совсем другой смысл. Нарочно не придумаешь.

Что ж, значит, так тому и быть.

Этот казус, между прочим, – неожиданная иллюстрация противоборства в человеке сакрального и профанного: второе мы замышляем, а получается первое. Всегда первое. Нечто, существующее в нас до осознанности.

В самом деле, сознание писателя ему не принадлежит. После данной работы сомневаться в этом уже не приходится. Собственно, человек делается писателем именно вследствие того, что он призван. Чем? – или Кем? – можно не называть. Но невозможно не подчиниться. Писателю остается следовать спонтанному течению мысли, излагая ее в читабельной форме, и все его существование заключено в выполнении сверхзадачи. Сбежать не удастся. Сознание писателя – место его пожизненного заключения.

Конкретной физической локализации это место не имеет. Ни содержимое черепа, ни обстоятельства жизни – не в счет. Абсолютное большинство людей, с той же анатомией и адаптацией в мире, вовсе не тяготятся своим существованием как некоей тюрьмой. И только писатель томится. Его жизнь проходит в застенке, то есть, буквально за стенкой – за стеной, отгородившей его от людей. Вот почему вся его жизнь становится преодолением этой стены; он должен, обязан выйти к людям – выйти мыслью своей.

Только – как?

Ведь с виду он такой же, как все, ничего выдающегося. А в живом разговоре, бывает, и это – чаще всего, находятся люди, умеющие владеть своим языком и вниманием окружающей публики куда презентабельней, чем скромный герой моего эссе. Чаще всего он неразговорчив, малообщителен, замкнут, а на поверку, случается, – и косноязычен.

У него есть только один узкий путь донести свою мысль до людей – создать произведение литературы.

Литературное произведение – это такое явление, в котором мысль обретает предельную концентрацию. Здесь не должно быть ничего лишнего, ничего случайного, суесловного, а только выкристаллизованная суть рожденной идеи. Причем, идея эта, чтобы оказать убедительное воздействие на людей, должна быть подана в такой увлекательной форме, которую люди восприняли бы с интересом и осмыслением.

Над этой задачей писатель бьется всю свою жизнь.

Экзистенциальное одиночество, которым изначально детерминировано его исключение из мира так называемых «нормальных» людей, становится его насущной технической необходимостью: чтобы писать, писать хорошо, нужно быть одному. Так внутреннее и внешнее обретают единство, делая иного по сути – отшельником по судьбе. Писатель все дальше и дальше уходит от профанного мира, и все больше превращается в сакральное существо.

И вот здесь он неизбежно вступает в ту социальную сферу (а точнее сказать – внесоциальную, даже надсоциальную), очертания которой проецируются практически конгруэнтно на сферу, традиционно религиозную. Эта внешняя, формообразующая сторона писательского бытия, по мере продвижения путем мысли, идеи, со временем обретает и совершенно новое внутренне содержание – как восхождение к высотам духовности. Чем дальше писатель уходит, чем больше ему открывается истина, чем больше в нем истины, тем больше есть что людям сказать, чем больше есть что сказать, тем меньше в нем пустословия – и тем жестче императив донести до людей свое слово, свое сообщение.

Но – как?

Ведь подлинное сообщение – это сообщение о чем-то таком, чего люди в массе своей еще не постигли. Подлинное сообщение раскрывает людям глаза на нечто такое, что пробуждает, меняет их самосознание. Подлинное сообщение преступает запрет, и тем нарушает сложившийся порядок вещей. Подлинное сообщение – это трансгрессия.

И ему, подлинному сообщению, всегда противостоит глухая преграда, неприступная для обычного смертного.

Мы подошли к самому главному. Если писателю сказать людям нечего, если он пишет из графомании или из рутинного заработка, то, право же, лучше ему отступиться от неприступной преграды и удовольствоваться уделом обычного смертного. Однако если писатель несет в себе бремя подлинного сообщения, отступиться – это значит предать свою миссию. Не он ее выдумал, и не ему ее отменять. Остается идти, насколько хватит таланта и сил, все дальше и дальше, одиноко, по дороге бессмертия.

Страшно?.. Еще бы не страшно. Ведь с точки зрения профанного разума, того интеллекта, который принято называть здравомыслящим, бессмертие – это мираж, романтическая аллегория. Всерьез посвящать себя этой иллюзии – просто безумие. И с точки зрения сакрального чувства – это тоже безумие, потому что всякий писатель предчувствует своим основным инстинктом; и чем дальше – тем больше, чем старше – тем явственней, чем одухотворённей – тем неминуемей чаша сия: чтобы создать произведение, которое переживет своего автора, придется всю свою жизнь принести произведению в жертву.

Страшно?.. Сегодня это страшно особенно. Если еще поколение-два назад жертвенный путь предлагал писателю шанс – малый, но шанс – быть услышанным, то в эпоху, когда литература вытесняется за предел социальной востребованности, писательское самопожертвование имеет все шансы пройти незамеченным. Это ничтожное положение, бессмысленное до абсурда, бесперспективное до непроницаемого глухого застенка, делает жертву во имя литературы самоубийством в камере-одиночке.

Но чёрт возьми… Ведь кто-то же должен...

Хоть кто-нибудь…

Должен же кто-нибудь взять на себя труд обдумывать жизнь не в тщете и суете, а по большому, великому счету. Должен же кто-нибудь отстраниться от жизни настолько, чтобы смочь увидеть в ней действительно важное. Должен же кто-нибудь тренировать зоркость ума и оттачивать навык владения словом, которые позволят из пестроты бытия однажды вычленить нечто такое, о чем непременно нужно людям сказать, да так, чтобы люди это услышали, прочувствовали и правильно поняли.

Жизнь не стоит на месте. В каждом из человеческих поколений возникают новые точки конфликтов, линии напряжения – и должен же кто-нибудь об этом предупреждать, пока не грянула всеохватная катастрофа. В то же время, жизнь неизменна. На фоне внешней картины прогресса, будь то технического или гуманитарного спектров, всегда таится глубинная основа животного в человеке – и должен же кто-нибудь об этом напоминать. Должен же кто-нибудь противостоять всегдашней тенденции к усыплению разума, к энтропии, к распаду культуры из Космоса в Хаос, к примитивизации общественного интеллекта через обездушивание отдельного человека.

Должен же кто-нибудь идти путем Мысли, путем Логоса, путем Воина Слова: из Тьмы – к Свету.