Жертвенник. О сакральном и профанном литературного творчества

«В течение долгого времени одной из наиболее характерных привилегий суверенной власти было "право на жизнь и смерть"... Однако следует вспомнить, что впервые мы сталкиваемся с выражением "власть над жизнью и смертью" в формуле vitae necisque potestas^[38], которая обозначает вовсе не власть суверена, а независимую от любых законов власть отца (pater) над его сыновьями».

«В римском праве слово vita не было юридическим термином, но обозначало… всего лишь сам факт существования... Единственный случай, когда это слово приобретает специально юридический смысл … – выражение vitae necisque potestas… В этой формуле постфикс que не означает дизъюнкцию, и потому vita это всего лишь соответствие nех, то есть права на убийство. Таким образом, в римском праве жизнь оказывается не более чем абсолютной противоположностью власти, от которой исходит угроза смерти».

«Эта власть абсолютна и не рассматривается ни как наказание за вину, ни как проявление той власти, которой обладает отец как глава семьи: власть отца (patria potestas) проистекает непосредственно и исключительно из отношения отец – сын... и не должна, следовательно, смешиваться с правом на убийство жены или дочери, уличенных в прелюбодеянии, которым обладают соответственно муж и отец, и тем более с властью господина над его рабами. В то время как два последних вида власти относятся к юрисдикции хозяина дома и, следовательно, не выходят за его пределы, vitae necisque potestas распространяется на каждого гражданина мужского пола с момента его появления на свет».

«Не просто естественная жизнь, но жизнь, обреченная на смерть (голая жизнь или vita sacra), является началом политического».

«Каждый римский гражданин мужского пола (и, следовательно, имеющий право на участие в политической жизни) потенциально подлежит убийству, так как является sacer по отношению к отцу».

«Ян Томас некогда задался вопросом, имея в виду vitae necisque potestas: "Что же это за необыкновенное отношение, единственным выражением которого в римском праве может служить лишь смерть?". Единственно возможный ответ, что это "уникальное отношение" представляет собой включение биологической жизни в политико-правовой порядок».

«И когда мы читаем в одном позднеантичном источнике, что Брут, приказав казнить собственных детей, "усыновил вместо них весь римский народ", становится ясно, что мы имеем дело все с той же властью над смертью, которая благодаря метафорической аналогии с усыновлением распространяется на весь народ, восстанавливая тем самым изначальное зловещее значение эпитета "отец отечества", во все времена прилагавшегося к носителям суверенной власти».