Вселенная НЕмарвел

 

Купить в журнале за декабрь 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 35 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

21+

 

 

 

Борщ сидел на нижнем ярусе, облокотившись о раскладной стол, уперев кисти рук в щёки. Он то и дело шмыгал носом, вагон поезда то и дело качало из стороны в сторону, ехали по кольцу. К матери его не тянуло, но сидеть в насквозь провонявшем наркотой и гниющей плотью сквоте не хотелось. С работы его турнули, последняя заначка ушла на ширку и билет до родных пенатов, деревни Зеленовки. Три дома наверняка остались от целой деревни. В последний раз тут он был ещё в двухтысячных. С матерью у него были плохие отношения с детства, она подтрунивала над ним как шальная, называя жирным пи…юком, а вот батёк всегда его защищал. Человеком он был непьющим, но баба ему досталась отбитая наглухо. Борщ унаследовал её черты характера, а вот сложение – батино. Пухлое телосложение, доброе, даже наивное лицо и дикий страх перед матерью.

Батя содержал их, работал почти без выходных. Ну, как позже догадался Борщ, делал он это специально, выходил в смены за кого-либо, подменял, брал лишние наряды, всё лишь бы реже бывать дома. Мать Борща была всегда с приветом, грубая, неотёсанная, но на внешность приличная соска. Мужики по ней с ума сходили, вот и батёк повёлся.

Встречу с матерью он хотел оттянуть на как можно дольше, и потому решил отсидеться денёк-другой у старых приятелей. На вокзале его встречал тощий пацан в балахонистом пальто по щиколотку. Борщ заметил товарища, как только начали подъезжать, по его болтающейся с резкими неожиданными выпадами (намёком на уверенную мужскую походку) движениям, ну и дебильной шапочке а-ля спортсмен из СССР «петушок».

– Петушок, – усмехнулся и сплюнул в сторону Борщ. – Петушок! Ты что ль, брат? – Он налетел на щуплого, сбив его дорожной сумкой, болтающейся на боку.

– Хера ты раскачался! – выкатив глаза, с присвистом выдал Петушок.

– Да, чутка изменился. Ну, чё, а?! – он вальяжно повертелся, возводя руки кверху. – Какой я?! – хохоча, произнёс он.

– Да уж, культурист!

– Как дела-то? – чуть притихнув, спросил щуплого Борщ.

– Да так се… – закурив, начал Петушок. – Мать схоронил, жена вот на алименты подала.

– Ну-у, случается, брат, – усмехнувшись, отозвался здоровяк. – Ты это, угостишь? – он кивнул на пачку сигарет, призывно торчавшую из кармана пальто товарища.

– Да, угощайся.

– И огоньку…

Они молча закурили. Ветер гонял по вокзалу мелкий мусор, ребята в ярких жилетах то и дело пригибались к полу, собирая соринки в совок. Народу было немного. Всё ж не Москва.

– А чё, где ты теперь обитаешь-то? – прервал затянувшееся молчание Борщ.

– Да-а, у бабы одной… – Увидев в глазах друга сомнения, продолжил: – Да ты не ссы, она понимающая.

 

Они зашли в построенный ещё пленными немцами двухэтажный дом. Ступени натружено поскрипывали каким-то тёплым скрипом, в коридоре пахло супом и нестиранной одеждой.

– Ностальгия… – Тихо произнёс Борщ.

– Да и не говори, прям кайфую день от дня. – Щуплый скривился в гримасе смеха, демонстрируя свои безобразные зубы цвета жжёнки.

Петушок поднялся на второй этаж и, подступив к крашенной в цвет грязной охры двери, нажал на звонок. Что-то внутри квартиры надтреснуло, словно от стены отошёл кусок обоев, и послышались звуки шагов, вскоре раздался звук отпираемого замка, и дверь отворилась.

– А-а, это ты… – безразлично произнесла седовласая баба. Обряжена она была в какое-то домашнее платье, и в голове Борща вдруг родилась ассоциация с масленичным медведем.

– А это кто? – тыча пальцем в сторону Борща, спросила она.

Петушок нервно дёрнул кадыком, а затем всем телом, хотел было что-то сказать, но Борщ, подступив вплотную к бабе, ответил:

– Борщ, я тут на ночку-другую, денег нет пока, но потом расплачусь.

Баба ошарашенно глядела на здорового лба, так и не смогла ничего произнести. Борщ, сделавшись ещё более суровым, буркнул:

– Мать, дай пройти.

 

– Ох, и ни фига себе! – Щуплый таращился на бицуху, сплошь усеянную укусами игл.

– Да, прилично уже, можно сказать, прошарен в этом деле.

– И как оно? – Петушок исходил слюной, не сводя взгляда с друга.

– Да ништяк, но сейчас уже перегорело, не ширяюсь почти.

– Оп-ля… – произнёс щуплый, ставя бутыль водки на стол.

– А закуска? – буркнул гость.

– Щас всё будет, – потирая руки, а затем разливая по рюмкам горькую, произнёс Петушок.

Они дерябнули, скривив лица.

– Ох-х и дерьмовая же водка, – откашливаясь произнёс Борщ.

– Да. Но не ГОСТ, не ГОСТ, – пожимая плечами, парировал щуплый, – что уж есть, да я и привык.

– На синьке, значит, сидишь? – ухмыляясь спросил Борщ.

– На ней, миленькой. На чём тут ещё сидеть-то?

– А, что дилеров совсем поизвили? – прижимаясь к самому уху друга, спросил гость.

– Да какое им тут. Старикам разве что дурь толкать, смешной ты.

Щуплый затрясся, словно и вправду кто-то удачно пошутил.

– Лен, давай сала тащи и огурцы!

– Оху…л, что ли? Я тебе притащу щас! Припёрлись ко мне водку жрать!!

Где-то в конце квартиры послышались грузные шаги, хозяйка квартиры громко надевала тапки и материлась.

– Ну, чё? Точно решил? – загадочно улыбаясь, спросил щуплого Борщ.

– Дык, а чё…– начал неуверенно тот. – Чё терять-то, своё уже отжили.

– Хех, – хмыкнул Борщ. – Ну, погнали тогда в Красногорск, там вроде ещё связи остались.

 

Ехали долго, добирались на попутках, брали в основном старики на фурах с говном или сеном. Один болтался в кузове, другой в кабине с водителем. Чтоб не обидно, менялись.

– Ты точно знаешь его? – с опаской шептал щуплый, косясь на синего, ещё более тощего паренька, тому на вид было не больше двадцати, но при ближайшем рассмотрении оказывалось куда больше. Было видно, что тот плотно сидит, таких ещё называют сторчавшимися, он напомнил Борщу Оксану и Ванька вместе взятых. Под глазами у этого были чёрные провалы, говорил он тихо и сбивчиво, несло от него химией и несвежими носками. Борщ молча кивнул и, пожав руку дилеру, получил крошечный свёрток.

– Ты же говорил, денег нет, – верещал не успевающий за Борщом Петушок.

– А это и не нам, это надо по адресочку доставить.

– И сколько же ходить-то... – ворчал Петушок.

– А чё тебе!  – вздёрнув бровь и нахмурив лоб, спросил Борщ. Лицо его приобрело агрессивный оттенок и, зная друга, щуплый решил больше его не донимать. – Сказал же, сегодня.

Они пошли через гаражи, потом через погост. Двигались странно. Борщ широким шагом и Петушок, словно петляющий от охотника заяц. Они остановились у третьего участка погоста, заросшего со всех сторон вьюном. Пожухлый за осень и ломкий от морозов, кое-где он был непроходим, словно пытаешься прорвать металлическую сетку.

Щуплый трясся.

– Курить ещё осталось? – обратился к нему Борщ.

– А как же, – обрадовавшийся возобновившийся беседе, произнёс Петушок.

Они закурили. Начало темнеть, погост гряз в мартовских сумерках, и кое-где подтаявший снег начал образовывать уродливые корки. Из-под изгороди вылез мелкий пацан. Лицо всё перемазанное, и руки тоже. Чисто беспризорник. Он буквально выкатился под ноги куривших.

– Ты чего тут шарахаешься, пацан? – зло обратился к нему Петушок.

Борщ лишь кинул в сторону малого уничижительный взгляд.

– Я эт, от папаши, эт. – Пацан сбил грязной рукой у себя на голове шапку набок, и теперь выглядел ещё более жалким.

– Чё он несёт? – присвистывая, обратился Петушок к Борщу.

Борщ, посмотрев на пацана, кивнул ему:

– Давай, малой, отойдём.

Пацан неуверенно поплёлся за здоровяком. Щуплый хотел было увязаться следом, но увидел качающуюся голову Борща – мол, расслабься. Выбив ударом ладони последнюю сигарету из пачки, пачку он тут же скомкал, а сигарету, помяв слегка пальцами, запрятал за ухо.

– Совсем у тебя папаша оху…л, малой, – качал неодобрительно головой Борщ. – Чего он Славку-то не послал забрать?

Малой не сразу нашёлся с ответом и, поковыряв в носу грязным пальцем, выдал:

– Так, это, Славку закрыли.

– Это за что, интересно? – щуря глаза и ухмыляясь, спросил Борщ.

– Он тётю Люсю обнёс.

– Тётю Люсю… хех, смех один. А батёк как? – всё интересовался он.

– Батёк теперь калека, ему доктор ногу отхряпал, скачет теперь на костылях. – Пацан заливисто засмеялся.

Борща передёрнуло. Он сразу вспомнил гниющего заживо Ванька: наверное, уж помер.

– Ну, чё там? – брызгал слюной щуплый.

– Да, всё. – Борщ вертел в руках купюры. – Надо теперь снова на трёшку чехлить, там и возьмём всё. Попробуешь, брат, ты сегодня дезоморфина.

 

Они сидели в подъезде того же дома, в квартире которого жрали водочку, но в квартиру их на этот раз не пустили.

– Вот ещё, вонищу мне тут разведёте! – ворчала седовласая.

И они решили варить прям тут. Первым карабкаться по лестнице, ведущей на чердак, стал Петушок. Он ловко закинул сначала левую, а затем и правую ногу, влетев всем корпусом на перекладины лестницы.

– Ты там только последние жемчужины не растеряй! – гоготнул Борщ, увидев, как тот лихо приложился щекой о металл.

– Не боись, не впервой! – пыхтел щуплый и всё же взобрался. Борщ легко поднял себя на короткой, словно специально спиленной от таких, как они, пожарке, ворвался следом на чердак. Пол чердака был хлипким и покатым, полностью засранный голубями. Две горлицы сидели у разломанной оконной рамы чердака. Передвигаясь по-крабьи, они решили варить в углу, который, если вдруг кто влезет, не станет первым, что увидит посетитель.

Варка длилась недолго, наблатыкавшись, Борщ быстро сварганил зелье.

– Ну, давай, брат, до дна, – хохотнул Борщ, ударив своей инсулинкой об его.

– Ты, это, подсоби, – неуверенно произнёс Петушок.

– Да базара ноль, сейчас проставлю.

Борщ легко перетянул ремнём джинсов тощую конечность Петушка, и игла вошла в неё как нож в масло. Приход был мощным. Петушок распластался на изгвазданном птицами полу, и на лице его заиграла дебильная улыбка.

– Ну-у, нормалёк, – ухмыльнулся Борщ, вгоняя себе иглу.

 

– Ты, это, как от матери поедешь, заскочи. Ты, это… – щуплый запнулся.

– Ну, чё ты титьки-то мнёшь?! – загоготал здоровяк, хлопая по спине друга-приеду. – Об чём базар.

Борщ зашёл в раздрыганный автобус, салон был промёрзший, где-то бухтела печка, но тепла не чувствовалось. При каждой попытке водителя слихачить во всём салоне дребезжали стёкла. Борщ тут же уснул и болтался из стороны в сторону всю дорогу.

Автобус застыл, словно корова в болоте, в мартовских сумерках. Стемнело прилично, из оставшихся в салоне бедолаг был лишь дедок с трясущейся шеей. От этого он походил на болванчика, что стоят обычно на приборной доске. Борщ хрустнул шеей и, схватив дорожную сумку, зашагал к выходу. Автобус, дребезжа, газанул, внутри него что-то щёлкнуло, водила смачно выругался, и автобус пополз, оставляя после себя удушливое амбре. Старичок пристально разглядывал Борща, надрывая старческое зрение.

– Тебе чего, отец? – не выдержав, спросил здоровяк.

– А-а-а, я тебя знаю, – запищал старик.

– Откуда ж? – удивлённо произнёс Борщ.

– Ты ж Лидкин сын, прям вылитый батёк стал, как там его звали-то, запамятовал?.. – усирался старик.

– Степан, – пробасил Борщ.

– А ты, значит, Васька, – хитро произнёс старик.

– Значит, – безразлично откликнулся Борщ.

 

– Ты бы хоть звонил, – обиженно гундосила мать.

– А чё тебе звонить-то, – зло бросил сын.

Мать завыла.

– Ага, самое время для соплей, – безразлично произнёс он.

На стене, над кроватью висел батин портрет. Батя лыбился так несмело, словно в лицо ему вот-вот разрядится шрапнель, разорвав губы в клочья.

Вася не мог заснуть, кровать скрипела при малейшем движении. Видимо, мать всё же не забросила своё хобби и продолжала активно жить половой жизнью. Здоровяк принялся изучать потолок, а он всё тот же. Неужели ни одному её ё…рю и в голову не приходило помочь одинокой женщине по хозяйству? В доме всё отдавало началом восьмидесятых, его детством, ковёр этот уродский, кровать с кованой спинкой, покрашенной белой краской. Конечно же, сейчас о краске лишь напоминало пару пятен. В памяти сразу же всплыло лицо отца, молодое, круглое, всегда с грустинкой.

Не зря этот суповой набор из автобуса сегодня узнал его, он был копия отца. Разве что фигура у него куда лучше отцовской.

С матерью говорить он не хотел, не видел смысла, она его до сих пор презирала, ненавидела. Хоть и выглядела какой-то несчастной, когда он заявил ей, что хочет остаться один в доме. Была рада ему, когда он приехал, чуть не напускала в портки старая, – усмехнулся здоровяк.

 

Борщ сел на кровать, оглядел себя, обмотанного в одеяла, с этим странным вырезом в пододеяльнике, в который всё детство ненароком лезли ноги, запутываясь в нём, словно попадая в капкан. Одеяло это колючее, от старости воняющее блевотиной. Нет, ему определённо тут не место. Он поднялся и вышел на кухню. Тот же убогий вид, облезлая плитка, фартук на стенах у мойки, в мойке снова немытые тарелки, мать всегда была грязнулей. В детстве посуду мыл он, прибирался тоже. Мать лишь высокомерно бросала: «Я готовлю!». Оставляя очередной срач на столе, после готовки борща. Готовила она отвратительно, а почему-то готовила. Он снова усмехнулся: наверняка и сейчас стряпает отвратно. Вася вспомнил, как принёс щенка домой и долго прятал его в коробке из-под пылесоса, а потом батёк пришёл с работы и сказал, что щенка можно оставить. Но всё испортила вернувшаяся с очередных загулов, пьяная вдрабадан мать, она закатила скандал, и батя молча выставил щенка за дверь, потом ещё мать выпорола Васю. Пухлый и слабохарактерный ребёнок разревелся, а она, хохоча и обдавая его перегаром, лишь смеялась: «Видели бы твои одноклассники твою жирную жопу, в миг бы стал посмешищем, в папашку пошёл». Она всегда его оскорбляла и унижала. Отец вскоре смирился с таким положением вещей. Пропадал на работе. А мать пила и водила к себе мужиков. Трахались они прямо на супружеском ложе. Вася часто подсматривал за матерью через полузакрытую дверь. Она не имела привычки запираться, даже находясь в туалете. Вася мог невольно наткнуться на мать, сидящую со спущенными штанами. Тогда он закрывал дверь. А она лишь безразлично смотрела на него.

Один из хахалей маман был каким-то странным. Он пришёл на следующий день после любовных утех, когда дома никого не было, а Вася только вернулся с занятий. Дядя Валера, так он представился пацану. Вася как раз уплетал невкусные харчи, оставленные заботливой родительницей. Матери дома не было, видимо, пила где-то. Дядя Валера помог Васе с домашкой, они даже поиграли в войнушку во дворе. Он рассказал пацану историй, смешных и поучительных. Темнело, а родителей всё не было.

– Эх, Васька, посижу я, наверное, ещё с тобой, а то боязно мне тебя одного оставлять, – подмигнув, сказал дядя Валера.

– Я уже большой, – буркнул Вася.

– Это конечно, – потрепав по голове мальчишку, согласился он. – Но всё ж посижу, ну отец-то точно должен вернуться.

Вася в растерянности пожал плечами, углубившись в чтение, тогда он любил всякую научно-фантастическую литературу.

– Ух ты. Чего читаешь, голова! – восторженно произнёс дядя Валера, а на стол он внезапно поставил пузырь самогона.

Вася напрягся.

– Небось, не пробовал, – загадочно ухмыльнулся дядя Валера. – Ну так чего бы не попробовать, – ставя гранёный стакан перед мальцом, произнёс он.

– Мне не-е-ельзя, – заикаясь произнёс мальчик, – я маленький ещё.

– Какой же ты маленький, – возразил Валера, – ты вон лоб какой здоровый, тебе уже можно.

Он как-то странно провёл по бедру Васи рукой, остановившись у ремня форменных брюк. Вася ошарашенно глядел на него.

– Ты это, не стесняйся, – не отставал мужик, – пробуй!

Перед пацаном стоял до краёв наполненный самогоном стакан. Со страху пацан хлебнул, сделав слишком большой глоток, и на секунду ему показалось, что он ослеп.

– Ох, ты ж, брат, – послышалось на этом фоне. – Ну ничего, научу ещё тебя пить, давай ещё глоток, ну-ну… хорошо пошла.

Дядя Валера захлопал в ладоши, а потом его рука уцепилась за ремень мальчишеских брюк. Вася уже был в полудрёме.

 

Он проснулся от боли в животе, словно кто-то напинал ему по животу, а потом боль перекатилась в область попы. Отец не сразу понял, в чём дело, подумал, что сын заболел, но услышав, что заходил некий Дядя, куда-то засобирался. Вернулся он поздно, был зол, и глаз его был подбит. Рубашка его была заляпана кровью. Вася с опаской смотрел на отца.

– Ну, ничего-ничего, сынок, всё наладится, – говорил он, гладя Васю по голове. Его пухлое лицо уже не было печально-добродушным, оно выражало все страдания мира.

А на утро за батей пришли менты. Вася остался один. Мать вернулась только через неделю, пьяная и счастливая, с порога заявив, что выходит замуж, а на вопрос сына: «А как же папа?» – тут же влепила затрещину. Вася не заплакал. Вася сжался в комок и лежал на своей кровати, пока мать готовилась к свадьбе.

Батю закрыли на пять лет. Мать, уже заново замужняя, начала ширяться и выносить из дома всё ценное. Васю приютила соседка, старая Баба Женя. От старухи несло помоями, а в доме было грязнее, чем у матери. Вася почти не ходил на учёбу, тем более, по школе поползли слухи, что его отпетушили. Что такое «отпетушили», маленький Вася не знал, но терпеть травлю одноклассников было невыносимо.

Пять лет тянулись как гондон. Потом вернулся батя, тогда он плотно сидел на «хмуром», а весной, как раз в марте это и было, в конце, вздёрнулся на берёзе, прямо перед окнами кухни.

 

Борщ высунулся в окно, такую темноту он давно не видел.

– Дышать темно, – произнёс он в густую ночь, давясь свежим воздухом.

У него ещё оставались ингредиенты для варки, но ему это было не особенно нужно. Плотно он не сидел на чём-то одном. Сна он так и не дождался. В пять он собрал свою сумку. В полшестого нашёл свою мать в единственной разливайке – пьяной и спящей на поверхности стола. Он, морщась от запаха блевотины, склонившись над ней и отбросив прядь седых волос с её лба, поцеловал её. Ключ он положил в карман её пальто.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению декабря 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.