Сергей Багров
ПовестьНа чтение потребуется 2 часа 30 минут | Скачать: Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 12.11.2013
Оглавление 14. Часть 14 15. Часть 15 16. Часть 16 Часть 15
Оголялись склоны Мологи, превращаясь в вырубки и кострища. Раз в десять дней приплывал пароход, чтоб оставить пустую баржу, а гружёную лесом отправить в кипевшие стройками Переборы. Не стало маленького селенья, утонувшего средь бараков, в которых, как в муравейниках, копошились строители Волголага, возводившие через Волгу гидроплотину. Лес был нужен для новых бараков, охранных вышек, высоких заборов, спецзаведений, контор, мастерских, гаражей, перевалочных баз и многих других возводимых сооружений. Под вырубку леса, который так и так зальёт рукотворное море, отводилось огромное междуречье между Шексной и Мологой. Было где развернуться лагерным лесорубам. Конвой следил, чтобы к нужному дню баржа была целиком загружена лесом. Наблюдал и за тем, чтоб в порубочной зоне было спокойно, без невыходов на работу, без симуляций, скандалов и драк, без подозрительных настроений. О том, чтоб сбежать, не могло быть и речи. Никому не хотелось пули в затылок.
Были, понятно, и недосмотры. Кто-то купался в Мологе по вечерам. Кто-то рыбку ловил на заре. Кто-то сладко балдел, выпивая на сон грядущий мухоморовую заварку. На подобные действа охрана смотрела сквозь пальцы. Так же была она равнодушна и к частым отлучкам своих пособников по конвою, братьев Баженовых Миши и Гриши, совершавших бандитские рейды по деревням, привозя оттуда на лодке то зарезанного барана, то мешок колхозных гусей, то корзину тяжёлых рыбин, выбрав их из рыбацких снастей. И лодка была у них с той стороны, взятая, как смеются Баженовы, на прокат у колхозников-ротозеев. Баженовы были из активистов. Их на работу не отправляли. Они были правой рукой надзирателя-вертухая, чутким ухом опера из ментовки. Лагерное начальство их, как правило, презирало. Оно же и к делу их приставляло. Кричать, загонять, замахиваться и бить – к подобным действиям склонен был далеко не каждый служащий зоны. А Баженовы склонны, ибо в такие минуты они, как и всякие низкие люди, имели власть над душами беззащитных, уничижительный вид которых вызывал у них радостный глум. Вышло так, что все работы в порубочной зоне попали под зоркий догляд старательных братьев, точно были они хозяевами участка. И это устраивало охрану, освободив её от лишних забот.
Как-то вечером братья, выбрав минуту, подвалили к Степану. Тот сидел у костра. Смастерил кочедыг, и давай им плести из берёстовых ленточек клетку за клеткой, чтоб ходить на работу не в развалившихся сапогах, а в лаптях. Старший, Миша, с синим, будто тёсаным из осины лицом, взглянув на Степаново рукоделье, пренебрежительно ухмыльнулся: – Кончай фуетой заниматься. Кирзачи тебе отдаём! Не поверил Степан. Откуда у них сапоги? Разве с покойника сняли? Но никто в эти дни в их отряде не умирал. – У вас нет моего размера. – Сорок пятого, что ли? – Сорок шестого! – назвал Дитятьев размер, который он никогда не носил. – Есть и такой! – Это Гриша, младший Баженов, такой же, как старший, широкий и грузный. Однако с лицом аккуратным, даже красивым, если бы не открытые резкие ноздри да рыскавший взгляд, обнажавшие в нём осторожного вора, на уме у которого только и было, где бы чего бы ему спереть, но так, чтоб за это его не били. – У нас есть из чего выбирать! – добавил Гриша уверенным тоном, точь-в-точь заведующий хозяйством, где выдаются казённые сапоги.
Не очень-то вник Степан в то, что сказал сейчас Гриша. Однако Миша тут же и пояснил, кивая на младшего брата: – Он у нас, будем считать, кладовщик. Сапоги получал со склада. Но на всех так и так их не хватит. Выдаём самым-самым. И тебе решили отдать. Но за это ты нам службу сослужишь. – Какую службу? – насторожился Степан. Старший Баженов чуть потянулся, сломал свисавшую ветку, небрежно махнув этой веткой к реке: – С нами сгуляешь на лодке. Недалеко. Версты две. На колхозную ферму. Бычка завалим – и сразу назад. – Мы бы и без тебя, – улыбнулся младший Баженов. – Да ты нам впонрав. Знаем, что ты воевал с колхозом, и он за это тебя запихал на зону. Идёт? – Нет, – отказался Дитятьев. – Это что получается? Это грабёж? – Не грабёж, а отместка! – С весёлым подмигом, как ухарь ухарю, молвил старший. Но Степан как упёрся: – Зря время теряете. Не желаю. Ни отместки, ни грабежа. – Что ж, давай, – младший пнул горящую головешку, вышибая её из костра, – оставайся, как лапоть, с лаптем. Кирзачей тебе не видать.
Братья ушли, провалившись в сумерки вечера, как в былое. Степан подкинул охапку сучьев, чтоб посветлело, и можно было продолжить работу кочедыгом. Огонь обгладывал сучья и, трепеща, поднимался к ярусу листьев, что опустила к земле коряжистая берёза. Берёз было много. Для строительства Волжской плотины они не годились. Потому и стояли нетронуто, белыми свечами, переглядываясь друг с другом. К костру Дитятьева многие подходили. Посидеть. Перекинуться новостями. Помолчать. Погрустить. Вид Степана, когда он сидел, склонившись к своим широким рукам, в которых летала колёсами ленточная берёста, был какой-то домашний, крестьянский. Лицо же при этом словно бы улыбалось, передавая спокойствие и привет, а глаза, чуть прищуренные от дыма, мерцали отблесками костра и несли в себе трудные думы о родной стороне, бередившие сердце его оттого, что была она рядом, такая соприкасаемая, близкая-близкая, но совсем недоступная для него.
Пришёл долговязый, в чунях на босу ногу, Олёша Бусов, тот самый, кто подколол Степана, доставая его багром из реки. С сутулой спиной, без рубахи, в казённом халате поверх голых плеч, непоседливый, резкий, он не умел, ну нисколько, сидеть на месте. То ему надо костёр подправить. То пересесть с колена левой ноги на колено правой. То вскочить, раздуваясь полами халата, чтоб поймать взлетевшую над огнём зелёную саранчу. Перекатывая с места на место огарыш от головешки, сказал: – Приходили, сучары. Вербовали в банду свою. Не удивился Степан. – Ко мне они тоже совались. – А знаешь, зачем им третий? – Догадываюсь. Чуть что не так, всё свалить на него. А самим остаться в целе.
Точило свежестью и прохладой. В ложбинках и на реке, качаясь волокнами, поднимался туман. С той стороны Мологи послышались голоса. Детский: – Тятя! Вон огошок! И тут же мужской: – Это тюремщики! – Можно туда? – Загунь! – А чего-о? – Зарежут! Вздохнуло издалека. Через лес сквозь иголки к еловым стволам хлынул терпкий прилив хорошо прогревшихся за день воздушных дыханий. С шершавой коры то и дело срывались жуки и мухи, спасая себя от стекавшей сверху смолы. Пахло древностью, и в запахе том лес казался явившимся из преданий. Мнилось, будто ему не сто с чем-то лет, а все восемьсот.
– Там, – Бусов поднялся, всматриваясь в завитое дымкой правое побережье, – на той стороне, ближе к северу – Сить… – Героическая река. Слышал, слышал о ней, – улыбнулся Дитятьев. – Слышать одно, а жить на Сити – другое. Медно-красное от костра молодое лицо Олёши было обычно спокойным – и вдруг какая-то в нем напряжённость. Видимо, вспомнилось что-то. – Уж не оттуда ли будешь? – спросил у него Степан. – С Брейтова я, – ответил Олёша. – А оно рядом с Прощёным ручьем, местом на Сити, где татары побили русских. – Ну-ко, ну-ко? – Степану хотелось узнать подробней. Бусова дважды просить не надо. Заговорил, вспоминая, будто и сам участвовал в этой битве, возвратившись оттуда, как битый воин, выбредая из Сити через века: – После битвы войско татарово поредело, и их князьки набирали бойцов из жителей наших сёл. Выбирали не всех подряд, а самых стоялых, самых рослых здоровяков. Кто-то шёл к ним. А кто – ни в какую. Этих, кто упирался, – саблей по шее! – Времена повторяются, – молвил Степан. – Ты о чём? – недопонял Бусов. – О том, что эти Баженовы – такие же вертухаи, как и татары. Нас с тобой тоже метили в ихнее войско. Да мы не пошли. Почему? – Не разбойных кровей! – откликнулся Бусов. – И всё равно опять оно нас поломало. Теперь Дитятьев Бусова недопонял: – Кто? – Иго. – Татарское, что ли? – Да нет. Татарское всё-таки свергли. Теперь – большевистское. – И как же нам быть? – Ждать. – Как долго? – Этого я не знаю. – Но кто-то ведь знает? – Бог. Бусов был непоседливым человеком и любознательным в то же время. Когда-то учителем был. Вёл в школе Историю СССР. О, как многое в этой истории было ему непонятно. Пытался пробелы в познаниях восполнять. Читал. Исследовал. Рылся в архивах. И само собой, расспрашивал тех, кто, по его пониманию, был на много его умнее. Из-за этих вопросов он и попался. Получил 10 лет за то, что спросил у приезжего лектора: – Как бы мы сейчас жили, если бы во главе государства стоял не Сталин, а царь?
Стемнало уже. И костер поугас. Не слышно было и бряканья алюминиевой посуды, с какой вернулся с реки лагерный повар. Пролетел козодой. Рухнула где-то вблизи ветровальная ель. Степан закончил свою работу. Примерив лапти, оставил их на ногах. – Я и тебе их сплету, – пообещал, хлопая по колену сидевшего возле него Олёшу, – этому делу я у отца научился. Эх, как хотел бы его увидеть! Да и не только его. Мать. Полину свою. Сынка. У тебя-то в Брентове кто остался? – Жена, дочка, мама. Не знаю, как и живут, – понурился Бусов. – Жаль, что далековато. А то бы слетал. Чтоб туда и обратно за ночь обернуться. Взглянуть бы… И снова я – человек… – За ночь обернуться, – повторил за Бусовым и Дитятьев. Переменился в лице, а пальцами рук обхватил колени, сжав их в порывистом нетерпении. – Слушай! – поднялся Дитятьев и, как заговорщику заговорщик, шепнул Олёше в самое ухо: – И всего-то семь вёрст. Успею, поди-ко. Сейчас уйду, а к утру ворочусь. Перевезешь за реку? Понял Бусов. И тоже переменился, словно рукам, ногам и всему его телу передалось нетерпение человека, который так и так уйдёт сегодня домой и, если ему повезет, то ночью увидится с теми, кого не видел пять лет.
Было тихо, и смутные силуэты берёз сеяли тут и там дрожащие пятна. Небо было без звёзд, и в гладком зеркале медленных туч уныло и слепо мерцала река, одновременно в темнеющих водах своих, отсвечивая и небо. Все крепко спали. И лодку, стоявшую у баржи, они оттолкнули без шума. Уже на другом берегу, вылезая из лодки, Дитятьев обнял Олёшу: – Спасибо, дружище! Так же тихо вернулась лодка назад. Вытаскивая её на берег, Бусов услышал, как с двух сторон, где темнели кусты, к нему направились два силуэта. Он узнал в них Баженовых. И вздохнул, сожалея о том, что не было рядом Степана.
Оглавление 14. Часть 14 15. Часть 15 16. Часть 16 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|