Фокс

 

 

 

О себе он говорил так: «Моя жизнь – остросюжетный фильм». Но по какой-то поразительной иронии он никогда, ни разу за все эти годы не задавал себе вполне логичный, непременно напрашивающийся вопрос: «А кто режиссер этого фильма? И кто сценарист?» Как мог он упустить из вида этот решающий нюанс? И как случилось, что никто из людей, его окружавших, не спросил об этом? Или спрашивали, да он не слышал? Теперь оставалось лишь недоумение.

Фокс всегда представлял себя героем фильма. Тем более, имя обязывало. Должно быть, его родители были большими оригиналами, если решили назвать сына в честь главного героя «Секретных материалов» Фокса Малдера. Стоял ли за этим простой фанатизм по киногерою, или родители хотели для сына сходной судьбы – страстного поиска истины рука об руку с верным напарником, он так и не успел спросить. Но сериал посмотрел несколько раз – от и до изучил своего тезку. Он принял выбор родителей безоговорочно. Когда был помоложе, Фокс буквально стремился походить на агента Малдера: носил такую же прическу, подрожал стилю одежды, даже поменял цвет глаз с помощью линз. Позже он с улыбкой вспоминал об этом как о юношеском максимализме. От линз он отказался, но вот жизнь продолжал строить по мотивам фильма. Нет, он не был настолько наивным, чтоб посвятить себя поиску зеленых человечков (которые, он-то знал, на самом деле, серые; это кровь у них зеленая и токсичная). У него на стене не висел плакат с девизом «I want to believe». Но он твердо верил, что истина, действительно, где-то рядом, пусть и скрытая от большинства глаз.

Было в этом кое-что хорошее. Им часто восхищались – какая, мол, широта суждений. Легкость, с которой он был готов отказаться от привычных взглядов, пренебречь очевидными, казалось бы, объяснениями, поражала многих, на это не способных. А уж его рассуждения о политике – о них ходили легенды! Хорошо известные факты он умел так искусно поставить под сомнение, указав на скрытые противоречия, и так неожиданно интерпретировать, что от его выводов и прогнозов захватывало дух. Почему мы сами этого не видели?! – восклицала изумленная прозревшая публика. Людям нравилось видеть глазами Фокса, будто за действиями политических фигур скрывается тщательно спланированный национальный заговор. Им нравилось верить в невероятную, даже мистическую игру, марионетками в которой они вдруг оказывались. Им нравилось знать.

 

Фокс писал, и его статьи всякий раз провоцировали бурю. Он еще не успевал предложить новую работу, как уже появлялись желающие заполучить ее первыми. Вот только серьезные журналы его не печатали. И тогда он с усмешкой человека, знающего больше, рассуждал об их ангажированности и узколобости, и передавал очередную статью в руки маргинальных изданий. Но теперь ему казалось, что, возможно, над этой закономерностью стоило бы задуматься, и что, возможно, все эти бури были лишь бурей в стакане.

Он был кумиром оппозиционной молодежи, да и сам к ней принадлежал. Читая свои статьи или выступая с докладом на собраниях, участвуя в организации и проведении политический акций, Фокс верил, что вершит не только свою судьбу. Он верил, чувствовал, что истина где-то совсем рядом. Она вот-вот откроется, надо только сделать еще один шаг, еще немного подождать. Даже в собственной фамилии он читал обещание: «Погодин» – не от слова «погода», а от слова «погоди»; «Погоди, Фокс, еще немного, и…» Его оппозиция была не просто политической; он был против жизни без обещания, без этого «и…».

 

Лишь одно не соответствовало сценарию фильма, определившего жизнь Фокса. Разменяв четвертый десяток, он так и не встретил того самого верного напарника, точнее – ту самую. Женщины, конечно, были. И любили, и он, должно быть, любил; по крайней мере, бывал влюблен. Но все они, казалось, не подходили на роль, уготованную в его судьбе. Одна была слишком легкомысленной, другая не достаточно верила, третья посмеивалась над его собственной верой и так далее. Было и такое, что он собирался жениться, всерьез, навсегда. Они понимали друг друга, как говорится, без слов; она принимала его таким, какой он есть, и ценила его; помогала и поддерживала на выбранном пути; одним словом, достойный напарник. Но случилось вот что: однажды она попросила его поменять имя, если они поженятся. Сказала что-то про их будущих детей – мол, что за отчество, Фоксовна или Фоксович… Но ему были уже неважны аргументы: сменить имя значило отказаться от всего, чем он жил, отказаться от самой жизни. Настоящий напарник никогда бы не попросил о таком. Вот и расстались. Некрасиво, наверное, он тогда поступил; прогнал резко, даже не попытавшись объяснить. Но ведь ему тоже было больно! Ведь он искал ту самую, с которой не надо будет объясняться, но не находил и вновь ошибался.

 

 

*   *   *

 

В этом чате он зарегистрировался только потому, что его внимание привлек ее ник – Дана. Ему даже не пришлось думать над первым вопросом, пальцы сами набрали «Почему «Дана»?» Ответа он ждал, трепеща, не дыша, как будто мальчишка на первом в жизни свидании. Она ответила быстро – «Потому что Скалли» – и поставила смайлик. И все стало на свои места; иначе и быть не могло, думал он. Они переписывались, забывая о времени, ночи напролет, а утром он, не замечая, что снова не спал, начинал ждать вечера. Он не ходил, он летал, и всюду ему слышалась прекрасная, торжественная музыка – саундтрек к его жизни, в которой, как ему казалось, начинается настоящая кульминация.

Она не сразу поверила, что Фокс – его настоящее имя, а когда все-таки поверила, пришла в настоящий восторг. Лишним было говорить, что «Секретные материалы» – ее любимый фильм. Но, в отличие от героини, она не была врачом и не уповала во всем на науку. Наоборот, она верила в мистические закономерности, лежащие в основе нашей жизни. И хотя Фоксу это казалось немного наивным, он понимал, принимал и вскоре даже полюбил эту ее искренность и убежденность. В свободное время она занималась тем, что прогуливаясь по городу, слушала и записывала реплики прохожих. Она считала, что слово, сказанное человеку, непременно оказывает на него влияние, определяет его поступки, взгляды – жизнь, по большому счету. Как много всего мы слышим, проходя мимо других людей! Мы не придаем значения этим словам, но они оседают в подсознании и влияют на то, что мы скажем и сделаем сегодня, завтра, через год. Вот почему она предпочитала заранее знать эти бессознательно принимаемые коды, из которых состояла жизнь.

 

Fox: Как ты начала этим заниматься?

Dana: То ли осень, то ли любопытство…

Dana: Хотя какое любопытство? Меня никогда не привлекали разговоры других людей.

Dana: А однажды просто захотелось выключить плейер, снять наушники и послушать, точнее – подслушать, о чем говорят люди на улице.

Dana: А потом я заметила странное сходство между тем, что я слышала вчера или несколько дней назад, и тем, что происходило со мной.

Fox: Похоже на какое-то гадание.

Dana: Наверное.

Fox: Погадай мне.

Dana: Не могу. Я же не слышу, что говорят твои прохожие.

Dana: Попробуй сам! Запиши, и мы вместе попытаемся понять!

Кажется, он стал заражаться ее энтузиазмом, и весь следующий день провел, блуждая по улицам и записывая в мобильный телефон обрывки фраз.

Fox: Например, пока шел через парк, получилось такое:

…по телефону не отвечает. В тот раз даже…

…на месте тут она ходит в школу или ездит куда-то…

…два, Кать, вчера и сегодня…

…так у вас ничего не продумано…

…и если я на него не поставила, то значит, тут не должна стоять. Я должна теперь бегать и искать, где бы мне встать…

…и на улице, и с улицы, и дома…

Dana: Я бы сказала, что случится что-то не слишком хорошее.

Fox: Почему?

Dana: Сам посмотри. Много отрицаний, «не» много раз, «ничего». А отрицание это всегда потеря. Или любой негатив.

Dana: Много слов о месте и перемене мест. Это чаще всего поиск.

Dana: А вот слова о времени, «в тот раз, вчера и завтра». Как будто потерянность во времени….

Dana: Постарайся понять не буквально.

Fox: Я понимаю.

Fox: В любом случае, спасибо.

Dana: Тут не за что благодарить. Если понравится, сам скоро научишься.

Fox: Возможно.

 

Они продолжали общаться в сети довольно долго. Она мало рассказывала про себя, то есть рассказывала мало конкретного – чем занимается, где работает, кто ее родители и т.п. А Фоксу этого и не хотелось знать. Разве это было важно? Она ведь была та самая, которую он искал – все указывало на это, Фокс даже не сомневался. Она была необычной, интересной, потрясающей. Она была настоящей! Так разве имеет значение, где она прописана или какие овощи предпочитает к мясу. Пищи для разговоров им хватало и так. Именно этими разговорами Фокс жил все последнее время. Очень быстро он без страха и с полной уверенностью сказал себе, чтол юбит Дану. Он был настолько уверен в том, что скоро они будут вместе, что даже не торопил события, не настаивал на встрече, не расспрашивал ее о личном. Ведь он знал, что непременно случится в этом фильме – Фокс и Дана вместе отправятся на поиски истины, ведь иначе и фильма бы не было.

Они проводили очередной вечер вместе.

 

Fox: Знаешь, что? Завтра мы с тобой встретимся.

Dana: Почему?

Fox: Потому что я сейчас звоню в «Nemo» и заказываю столик на 9 вечера.

Dana: А что, если я не приду?

Fox: Значит, я закажу столик на 9 вечера в следующий четверг.

Dana: А я опять не приду?

Fox: Ничего, четвергов впереди много!

Dana: Ты станешь ждать меня каждую неделю?

Fox: Если потребуется, непременно.

Ему не нужны были смайлики в конце фраз, он и так знал, что она в шутку проверяет его, а завтра обязательно придет. Ведь она – Дана, а он – Фокс.

 

 

*   *   *

 

Прошло уже два месяца с того четверга, когда он в первый раз заказал в «Nemo» столик для Даны. Сегодня был девятый вечер, который он провел в этом клубе один. Девятый раз он шел домой ночью и болезненно пытался понять, когда и почему все пошло не так.

В тот первый четверг он просидел в «Nemo» до полуночи. Столик располагался в нише справа от входа в зал, так что он видел всех, кто заходил. Если в дверях появлялась одинокая девушка, он замирал и ловил ее взгляд. Но каждый раз девушка искала взглядом не его и уходила задругой стол. Сначала он был весел, хотя напряжение не покидало его. Но через два часа безрезультатного ожидания прошло и напряжение, и веселость, осталась только грусть. Он думал лишь о том, что, вероятно, Дане что-то помешало прийти, и что главное, чтоб с ней все было в порядке. Еле высидев еще час на всякий случай, он бежал домой, к ноутбуку. Он буквально ворвался в чат, молниеносно проложив себе путь в сети, но ее там не было. Он прождал всю ночь, весь следующий день и всю неделю. Только архивы их диалогов. Дана не появилась ни разу.

 

Вечер следующего четверга в «Nemo» Фокс провел тревожно. За неделю он измучался и истомился, уповая только на то, что сегодня она придет. Он решил не надеяться на случай: он подходил к каждой девушке, входившей в клуб, обращаясь к ней «Дана», но в ответ получал то недоуменный взгляд, то улыбку с сочувствующим «Вы ошиблись». К полуночи он был опустошен и, даже больше, вывернут наизнанку. Его тело изнывало, как изнывало и что-то внутри тела, что-то в районе желудка. Как будто там была сквозная дыра, а из нее сочился парализующий холод. Часы на его руке показывали четверть первого, и он впервые за эти два четверга сдался и решил выпить. Графин водки немного согрел дыру в его груди, а сквозь заплетающиеся мысли проносились болезненные уколы воспоминаний.

 

Всю следующую неделю он думал об одном и том же, бесконечно прокручивая мысли в голове. Во-первых, он даже не знал ее настоящего имени. Однажды он подумал, что, может, ее зовут Даша – потому что похоже на «Дана», но узнать точно он не потрудился. Во-вторых, он не знал ничего, что могло бы помочь найти ее. Она не говорила, он не спрашивал. Он был слишком уверен в успехе, чтоб спросить хотя бы адрес ее электронной почты, номер icq или телефона. В-третьих, может быть, с ней что-то случилось, ей нужна помощь, а он даже не может отыскать ее. Фокс не может найти свою Дану. Фокс не может помочь ей. И наконец, вопреки его желанию, закрадывались в голову и неотступные мысли о том, что все это может быть обыкновенной шуткой, непреднамеренной или спланированной, но, в любом случае, очень злой шуткой над ним. Зачем? Кто? Как можно? Почему? Что теперь делать? Как он мог быть таким наивным? И бесконечное множество других вопросов без ответа…

 

Только через месяц, проводя очередной вечер в «Nemo», он вдруг вспомнил ее слова, ее гадание об утрате, о поиске и о потерянности во времени. Совпадение? Предупреждение? Он не знал. По дороге домой он решил погадать еще раз и достал телефон. Он шел медленно, чтоб не пропустить, чтоб услышать. Вот прошла шумная компания, но как Фокс ни старался, он не смог вычленить из их болтовни хоть сколько-нибудь связных фраз. А дальше – одинокие люди. А дальше – тишина.

Он продолжал ходить в «Nemo» по четвергам так же, как продолжал искать Дану в сети, в чатах и на форумах – уже почти не надеясь дождаться, найти. Мысли перестали вертеться вокруг нее. Теперь он постепенно начинал обдумывать собственную жизнь, делая шаг за шагом назад. Именно тогда он задался очевиднейшим вопросом о том, кто режиссер его жизни? Точного ответа он не знал, но знал точно, что этот режиссер – не он.

 

Была среда, и он в десятый раз звонил в «Nemo».

– Пожалуйста, столик назавтра, 21 час.

– Ваше имя, пожалуйста.

– Погодин Ф…, – Фокс запнулся, –  Федор.