Путешествия снов

 

 

 

Эти превращения нам ничего не стоят: собака ли, безнадёжный мечтатель. Теперь, пожалуйста: птица. Только с перебитым крылом, бедняга… Она сидит на краю утёса и смотрит, как другие птицы стаей летят за горизонт. Как хорошо им – вот они скроются там, в неизвестном счастье – а ты... сиди тут.

Так грустно, что птица, в конце концов, превращается в человека и входит в свой кабинет. Тут все в сборе: Вика и Марина (секретарь и финансовый директор), Виктор Анатольевич, бывший муж его жены (любящий заходить к ним в гости по выдуманным поводам), а ещё почему-то его отец (это он там умер – кому это известно? Отцу, судя по всему, точно, нет).

– Ну что? – спрашивает Виктор Анатольевич. – Хорошо сидим! – А ты думаешь: «Что она нашла в нём? Он уже тогда был старый!»

Вика встаёт и при всех садится хозяину кабинета на колени. Но никого это не смущает, так что можно немного «поиграть»...

Наигравшись, видишь, что Марина и отец о чём-то говорят, и не просто говорят – договариваются, – и понимаешь, что из-за забав своих (ну приятных!..) пропустил важное начало разговора. Вслушиваешься... – нет, уже не понять.

Сердито прогоняешь Вику, потом пытаешься и всех остальных – но они будто не слышат. Надо же, какие наглецы – это его кабинет или чей?! И папа тоже – на старости лет, умирать не завтра, так сегодня, – затеял какие-то тёмные делишки... да ещё с этой! Да она его раз-два, и...

– А вы, Виктор Анатольевич, можно узнать, что здесь делаете? Проваливайте-ка к чёртовой матери прямо сейчас!

Услышал только самое начало, улыбнулся по-дурацки:

– Я же тебя просил – «Витя»!.. И никаких «вы» – что мы, чужие?!

Хочется побить его, но ситуация не та. Люди, люди. Ты подходишь к окну и, как птица с поломанным крылом, смотришь на почти скрывшуюся из виду стаю...

 

 

*   *   *

 

Там, наверху… а может, внизу, в настоящем (а факт ли?) мире уже настало утро: все встали, души их вернулись домой по расписанию; и сразу – наверно, ещё до первого зевка, до того, как глаза открылись окончательно – вклинились в дела этого дня, запланированные ещё вчерашним вечером… а может, утром… а может, год назад, или даже... Но один оставался лежать – что-то было не так, программа сбилась. Дом уже ходил ходуном: топали по лестнице, сливали воду в клозете, что-то падало, кто-то кричал... – а этот лежал, как ни в чём не бывало, кажется, решив проигнорировать дневной свет и всё то важное, о чём он говорит нам… Всё было как обычно там, вокруг него, пока эту неполадку не заметили. Все и каждый были настолько увлечены собственными программами, что сквозь строгую их последовательность не могло пробиться почти ничего – наверно, исчезни часть дома, не касающаяся только их забот, они бы и не заметили.

А это был к тому же понедельник, и, как обычно после выходных, – ничего не успеваешь, сразу столько всего наваливается этим утром... Иногда даже не успеваешь подумать: «Ну её к дьяволу, такую жизнь!»

Ещё и со светом что-то случилось – сначала мигал, а потом и вовсе исчез. «Позвоните, кто-нибудь, электрику!» (каждый слышал – но каждый думал, что это обращено не к нему, хотя отсутствие света раздражало каждого).

 

...Все разошлись. И Ирина тоже собиралась – «Кажется, готова...» – она быстро шла по коридору, пытаясь вспомнить, ничего ли всё-таки не забыла, – и почему-то остановилась. Так бывает: будто бы сначала действие... – и не поймёшь, почему. Она поводила глазами и подталкивала понимание – было уже почти пора, почти – значит, уже давно надо быть в пути, а ты... «Что, что такое? Дезодорант? Крем для рук. Бумаги?» Она случайно повернулась, увидела, что стоит у двери своего мужа , с которым поссорились два дня назад, отчего эти два дня спала отдельно. Именно поэтому и произошла остановка. Чувство сказало: «да, поэтому» – и лёгкой тревогой намекнуло на конкретную причину.

«В самом деле, не видела его сегодня… ни разу. (Всё-таки видим что-то помимо нужного! точней, замечаем.) Может, встал раньше и ушёл куда-то?» – но, зная Петра, можно было почти с абсолютной уверенностью сказать, что такого не случилось: вот кто уж был верен установке, строгой очерёдности событий жизни, так это он. Поэтому и тревога – «Вот, – зудело внутри, – я говорила, ты не слушала – что-то случилось!» – «Да что могло?!» – думала Ирина, но уже забыла и о спешке – спешка иногда переносится на другой план: что-то другое захватывает нас и делает своим.

Заходить бы ей не хотелось. Но что же ещё, надо проверить! Так, так, быстро предлог... – у каждого цивилизованного человека должна быть хорошо отлажена система генерирования предлогов: «почему не» или «почему да»; это как смазка для чересчур шершавых ситуаций, а они могут статься в любой момент. «Извини, ради бога, но тут где-то было полотенце», – повторила она ещё раз первое взбредшее в голову: он сонный, не поймёт, а я уже пойду наконец; но всё-таки напряглась, кладя руку на ручку двери, нажимая, толкая. Уже когда открывала, мелькнула молнией мысль: «Да не может быть, чтобы спал!..» И вошла.

 

Яркий свет ударил из окна вошедшей в глаза, а закрытая на треть штора создала иллюзию стоящего человека – и она начала: «Извини ради...»

...Нет, это не человек, а человек... вот же он – спит.

Она подошла со странным, ни к тревоге, ни к успокоению не могущим склониться чувством. Вот он, человек, – муж, кто-то родной (что бы там ни было), часть жизни, вот он – живой и, кажется, даже здоровый; спит только. Но вот это и начинало перевешивать стрелку внутреннего состояния в сторону беспокойства... В сне, конечно, ничего нет плохого. Но если ты спишь, когда давно надо быть на ногах? Она опять вспомнила, что ей уже надо бежать, чувства и мысли заторопились – они всегда бегут первыми (мы за ними тащимся).

«Может, у него сегодня выходной? А может, заболел? Или...» – трудно на чём-то остановиться, но надо, очевидно, что-то сделать. Интересное зрелище, вообще-то: спящий спокойно, ни о чём не ведающий мужчина и стоящая над ним, грызущая ноготь женщина… Утро нового дня.

Она решилась потолкать его слегка – всё же они поссорились уже достаточно давно; согласно негласному уставу семейных отношений можно уже начинать неявные шаги к примирению. Ну да, опять это делать ей, но что ж, раз такое дело: на работу пора!!

Раз, два: кажется, просыпается... Нет, что-то бормочет, повернул голову, опять слова… но пробуждаться и не думает!

– Да что такое! – Внезапная досадная проблема и тревога за себя в этом человеке били её по обеим щекам и тоже, кажется, к чему-то будили… Но она только нервничала и ни к чему не пробуждалась. Посмотрела по сторонам – будильника нет. На тумбочке стакан с... Она взяла: «Не закладывал ли ты здесь в одинокой своей келье?.. – тогда не удивительно: может, всю ночь чёкался с самим собой...» Но бутылок не было ни одной, а стакан пахнул водой, то есть – ничем. И ещё обнаружились в ящике той же тумбочки сонные таблетки и чек: куплены вчера. Она смотрела растерянно: человек спал, а она не знала, что делать...

...И где-то блуждала живая, сознающая хоть что-то (хоть как-то и чем-то себя) часть этого человека, пока другой человек стоял над этим телом и волновался, непонятно о чём... Где она – там ли, за опущенными шорами век? в маленьком театре мозга?.. или пространства её значительно шире и расходятся невидимо во все возможные направления?.. Женщина, стоящая рядом (с телом – не лишне напомнить), конечно, не могла это видеть, знать – она смотрела только на то, что привыкла видеть... и, кажется, уже начинала замечать следы бледности; в обрывках слов, по временам соскальзывающих с губ, слышала что-то лихорадочное, сверхстранное (и точно подходящее для болезни, которую можно представить... потом, меняясь, для другой).

И мы всё-таки вернёмся туда, в другой тот странный мир – его нет, и всё же кто-то путешествует в нём. И неизвестно, кто, неизвестно, где, только чувства и мысли представляются, получают мгновенные неожиданные воплощения – иногда кажущиеся даже более чем реальными…

 

…И вот она – великая... Великая Китайская стена! Неизвестно, откуда она здесь взялась, но он шёл по её широкой извилистой каменной тропе, возвышающейся среди гор, – шёл, а стена поднималась, судя по всему, всё выше… Тут же, во сне, ему, не видящему сейчас себя, припомнилось между прочим, что хоть в Китае он не был и на стене этой не стоял, но в молодости увлекался историей и культурой Востока; а особенно религия его почему-то интересовала, религия, похожая больше на волшебство, на негромкую, но живую и прекрасную игру, никаких ликов, никаких молебнов. Как же она называлась?.. Две птички пролетели: «чан-нь», – пропела первая, «дзэн», – как колокольчик, пиликнула вторая. Но он ничего не понял, и слова опять куда-то ушли (они тут не очень частые гости), он продолжал свой путь.

Определённо, он куда-то направлялся – стена длинна, но если пройти её всю, до самого края, и на самую, за облаками теперь скрытую, высоту забраться, там ты встретишь... Всё это как чувство, как еле очерченный образ – он не знал, кого или что можно там встретить, и не знал, где именно «там», сколько ещё идти… Иногда осознание этой неопределённости призывало отчаяние, но он всё шёл, неуклонно, не оглядываясь: если вспомнить о том, что сзади, чувства напрашиваются ещё более скверные.

И хотелось уже поскорее. «Где же он?!» – иногда думалось, а иногда: «Далеко ещё?..» Эта стена ему уже порядком надоела.

Остановившись, он любовался горами, и чувство возвышенности неосознанно щекотало ему душу (хм, интересно сказано – кому это, ему, и какую это?..) Он смотрел на большой безмятежный и могучий простор, покрытый зелёным, как мхом, подёрнутый облаками, над которыми он уже взошёл по Стене, а над ним небо – будто бы неосязаемое, но ещё больше могучее (наверно, именно этой неосязаемостью).

И кто-то справа смотрел тоже – сначала почувствовалось присутствие другого, потом стало понятно, что это тот же самый, кто смеялся на крыше, и это тот хозяин, и ласковый, и грозный, да и ко всему остальному он имеет отношение. Прямо на него смотреть было невозможно (шея не поворачивалась, что ли… Тоже ещё эти сонные болячки!), он и не говорил, но как-то ощутимо улыбался… Главный герой внезапно понял это как одобрение и опять обратил взгляд к горам и долине: теперь уже не нужно было никуда идти, ничего достигать... Твоя Стена кончается здесь!