смысл Художественный.
Критическая статья «Накрутил себя».
Александров, помню, его фамилия. Председатель научной Пушкинской комиссии при Одесском Доме учёных… Я пришёл на заседание этой комиссии рановато. Он пришёл ещё раньше. Ему уже открыли ореховую, так называемую, гостиную, и он рассматривал очередную экспозицию картин на стенах. Там практиковалось так знакомить с новостями живописи в Одессе. Я присоединился к рассматриванию. А он говорит: «Очередной художник рисует один и тот же камень в море».
Сейчас вспоминаю, и чуть ли не сердце сжимается от Безвестности… От Бесполезности жизни… Спустя несколько тысяч лет помнят ещё образованные люди, очень многие, по-моему, имя Гомер. Но кто из них его читал? И не исключено, что ещё через сколько-то тысяч лет образованные люди, большинство, уже и имени его не будут знать…
Фамилию того художника, перед которым каркал Александров, я, пожалуй, и не прочитал, и едва помню тот камень в море, что он изобразил и счёл нужным показывать другим.
А на днях я открыл почти 40-летней давности искусствоведческий альманах. Попробовал читать, заглядывая в репродукции словесно упоминаемых скульптур с помощью Интернета. – Фиг. Нету их там. Одной. Другой. Гремели когда-то и… Пшик. Даже в российский Интернет не попали (а российский, по-моему, не считается с авторским правом – всё публикует).
Не ницшеанские ль у меня мысли? Пессимизм запредельный… Сумасшедшая глубина мерещится… Видится, что единственным позитивом может явиться выражение недостижимости метафизического иномирия, небытия, которое пожирает всё-всё на свете сущее. Ценность мига как представителя Вечности, – представителя по противоположности. Эта ценность отличается от импрессионистами тоже выражаемой ценности мига. Только импрессионисты его ценят как образ абы какой жизни. А ницшеанец – как представителя Вечности. Или Вневременья.
Я не умею выражать. Написал, вон, про Александрова, а вы ничего не почувствовали. Правда? Иное, мне кажется, дело, когда я берусь вскрывать художественный смысл картины, написанной с вдохновением, если то возбуждалось подсознательным идеалом ницшеанского иномирия.
Это такая глубина, что можно голову дать на отсечение, что в сознании художника такого не было.
Нет, конечно, можно сказать, что и нигде у него этого не было, а просто я себя накрутил. Манин, крупный искусствовед, кажется, об этом писал:
«В последнее время предлагается новая метода проникновения в суть произведения – медитация. Приём этот не новый. Особенно эффективен он для абстрактного творчества.
Возможно, вскоре он получит универсальное применение, ибо при долгом вникании в произведения искусства обязательно что-то померещится и ответ будет найден».
Сам он зря думал при этом только, мне кажется, об абстрактном искусстве. С примарным – так он его назвал – советским послевоенным искусством, по-моему, иногда возможен тот же эффект (до которого Манин не додумался)...